самое важное, именно он советует Джайлзу взять с собой прочную веревку: «Если предчувствия меня не обманывают, она вам еще пригодится». Предчувствия действительно сбываются: благодаря веревке Джайлзу удается доставить в Хэм и дракона, и сокровища, так что священник получает свое щедрое вознаграждение и сан епископа вполне заслуженно. Во всем этом можно в кои-то веки увидеть лестный образ профессии самого Толкина: знание рун приносит практическую пользу, лингвистические навыки стоят на службе здравого смысла, а деловая хватка современного человека, зацикленного на собственной выгоде, соответственно, оказывается не у дел, к вящему удовлетворению гуманитариев. В отличие от «Листа кисти Ниггля» и вышеупомянутых поэтических творений, в сказке «Фермер Джайлз из Хэма» Толкин чувствует себя вполне раскованно. В этом отношении последнее произведение остается исключением из числа других коротких рассказов и стихов.
Источником тревоги, которая могла терзать Толкина, была его собственная все более кропотливая и активная работа в качестве «посредника» (см. выше стр. 293–297) между христианским миром, к которому принадлежит, например, священник, и языческими традициями древней мифологии (в «Фермере Джайлзе из Хэма» им вообще не нашлось места). С точки зрения ортодоксального христианства против этого можно выстроить следующую аргументацию. Толкин представлял валаров как доброжелательных архангелов, подчиняющихся Единому, Творцу, однако был склонен отождествлять их с языческими божествами своих предков — например, Тулкас, толкиновский воинственный валар, очень похож на бога Тюра у Снорри, а в его имени легко просматривается прагерманское слово *tulkaz (воин).
Разумеется, Толкин был далеко не первым филологом-христианином, который двигался в этом направлении, и в его защиту тоже есть что сказать. В своей книге «Просто христианство» К. С. Льюис уже упоминал о «светлых мечтах» языческих религий, а Толкин, по-видимому, воспринимает нечто в том же духе через «призму, в коей белый цвет разложен»[121], — на этом тезисе основано его стихотворение «Мифопоэйя», упомянутое в «Биографии» Карпентера. Конечно, обосновать это можно, но такое представление никак не соответствует позиции Католической Церкви и полностью противоречит взглядам Алкуина (см. выше стр. 295–296). Знаменитое и часто цитируемое утверждение Толкина в письме своему другу-иезуиту о том, что «„Властелин колец“ в основе своей произведение религиозное и католическое», звучит как оправдание. Как далеко верующий христианин может зайти в понимании тех, кто не исповедует христианскую веру или жил в дохристианскую эпоху? Этот вопрос поднимается и в поэме «Баллада об Аотру и Итрун», опубликованной в 1947 году, и в поэтическом диалоге «Возвращение Беорхтнота, сына Беорхтхельма», изданном в 1953 году.
Слово «баллада» (lay) в названии поэмы об Аотру и Итрун означает нечто иное, нежели во всех остальных случаях его употребления в этой книге. До наших дней дошло несколько стихотворных произведений на древнефранкском языке, которые называются «лэ», обычно «бретонские лэ», в частности двенадцать лэ Марии Французской. Существует также около восьми стихотворений на средневековом английском, которые в подражание им тоже именуются «бретонскими лэ». В толкиновской «Балладе об Аотру и Итрун», близкой им по форме и по содержанию, слова Britain/Brittany (Британия/Бретань) и Briton/Breton (британский/бретонский) употребляются в качестве синонимов. Как указывает в своем исследовании, опубликованном в 1993 году, Джессика Йейтс, сюжет основан на поздней бретонской балладе о Корригане — то ли ведьме, то ли фее, меняющей свой облик и обладающей магическими способностями, обращенными ко злу.
Оригинальность версии Толкина состоит в ее строгой нравоучительности. Повествование у него начинается с представления высокородной бретонской супружеской четы, Аотру и Итрун, у которых нет детей. Вместо того чтобы смиренно принять свой жребий, лорд Аотру отправился к Корригане за зельем для зачатия, но не договорился с ней об оплате. Зелье подействовало, и Итрун родила двойню, но тут Корригана, обернувшись красавицей, потребовала свой гонорар — любовь Аотру. Получив отказ, ведьма прокляла лорда, и тот умер, а следом за ним и Итрун — от горя. Отказ, проклятие и смерть Аотру присутствуют и в бретонской балладе, но только у Толкина его гибель показана как заслуженная или по крайней мере вызванная именно тем, что Аотру попытался обмануть Провидение с помощью потусторонних сил. Мораль Толкина ясна и недвусмысленна: грех Аотру состоит не в том, что он поддался чарам Корриганы, — он отверг ее так же решительно, как и сэр Гавейн даму Зеленого Рыцаря, с твердым исповеданием христианской веры, — а в том, что он вообще к ней обратился. В конце поэмы есть такие слова:
…И с надеждой новой
и чистой верою Христовой
жить учит Бог, день ото дня
нас от отчаянья храня…
Этот полный отказ от взаимодействия с потусторонними силами стоит на несколько ступеней выше двусмысленности таких стихотворений, как «Безумец».
Написанную в 1953 году стихотворную пьесу «Возвращение Беорхтнота, сына Беорхтхельма», которая сопровождается научным очерком, резюмировать сложнее. Коротко говоря, она состоит из трех разделов: небольшого предисловия, в котором задается исторический контекст — проигранная битва англичан против викингов, вторгшихся в Эссекс в августе 991 года, воспетая в древнеанглийской поэме «Битва при Мэлдоне», — и приводятся некоторые пояснения по поводу дальнейшего текста; самого «Возвращения» — написанного аллитерационным стихом диалога между двумя персонажами, Торхтхельмом и Тидвальдом, пришедшими забрать с поля боя обезглавленное тело своего повелителя Беорхтнота (своего рода завершения поэмы «Битва при Мэлдоне»); а также краткого очерка о понятии ofermod — он представляет собой научный критический разбор древнеанглийского произведения.
Этот последний шестистраничный раздел пользуется большим авторитетом в научных кругах. Автор решительно опровергает представление о «Битве при Мэлдоне», которое сформулировали предшественники, в том числе давний коллега и соавтор Толкина Э. В. Гордон, в чьей редакции эта поэма вышла в 1938 году, и У. П. Кер. Последний назвал ее «единственной дошедшей до наших дней подлинно героической поэмой на древнеанглийском языке» и лучшим из имеющихся примеров отечественных «героических баллад».
Толкин утверждал, что Гордон, Кер и все остальные были совершенно неправы. Автор поэмы не восхваляет дух героизма, а глубоко критикует его проявления и вытекающие из него импульсивные и безответственные поступки. Именно ofermod (Толкин переводит это слово как «overmastering pride» — «гордыня») заставила Беорхтнота дать викингам-язычникам равные шансы, результатом чего стала его собственная смерть и гибель его войска. Он не имел права на такой жест, и именно об этом, по мнению Толкина, заявляет автор поэмы.
На первый взгляд, оригинальный текст на древнеанглийском языке свидетельствует против предположения Толкина или даже полностью его опровергает. Старый слуга Беорхтвольд, отказавшись отступить, произносит знаменитые слова:
Духом владейте,
доблестью укрепитесь,
сила иссякла —
сердцем мужайтесь![122]
По крайней мере, Беорхтвольд