Читать интересную книгу Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

После полудня гвардейцы и солдаты СПО построились, чтобы выслушать новые приказы полковника-186, который приехал со своей обычной свитой из криговских офицеров, и немногочисленными офицерами СПО, среди которых был и Браун. В воздухе повисло почти осязаемое чувство ожидания, когда полковник-186 объявил, что их работа почти закончена.

— Мы войдем в город на рассвете, — сказал он, — одновременно с другими нашими полками с севера, востока и юга, и начнем продвижение к гробнице некронов, где состоится последний бой этой войны — и будет одержана победа.

Потом он описал в общих чертах план по уничтожению некронской гробницы, и сообщил, что честь нанести этот удар выпала отделению СПО, но не сказал какому. Он говорил об отделении Гюнтера, но назвал его «сержант № 1419», и почти никто не понял, о ком идет речь. Многие солдаты встревоженно смотрели друг на друга, или пытались разглядеть цифры на жетонах своих сержантов, чтобы убедиться, что не они будут мучениками, предназначенными в жертву. Они тоже не понимали.

— Почему это должно быть отделение СПО? — услышал Гюнтер, как жаловался один солдат, когда они вернулись к работе и криговские офицеры ушли. — Почему этот безлицый ублюдок не пошлет в гробницу своих?

Гюнтер резко напомнил ему, что он говорит о старшем офицере, представляющем самого Императора, и солдат нахмурился, но замолчал.

Однако он был лишь одним из многих недовольных. Гюнтер слышал, как солдаты роптали за его спиной:

— … думают, что их жизни более ценны, чем наши, но они даже…

— … Браун должен, наконец, показать им, что мы не будем терпеть все их прихоти. Хенрик не позволил бы…

— …что будет с остальными, со всем нами, хотел бы я знать. Когда атомные заряды взорвутся…

— … и противогазы для защиты от радиации, а у нас даже…

Гюнтер утешал себя мыслью, что большинство недовольных — лишь недавно призванные новобранцы. Их подготовка была еще более сокращенной, чем у Гюнтера, и никто из них еще не был в настоящем бою. Они просто не видели некронов.

Через сорок минут к Гюнтеру подошел один солдат из его отделения: парень 16–17 лет с песочного цвета волосами и веснушчатым лицом.

— Сержант, там некоторые думают… — нерешительно начал он, — солдаты, которые должны будут… отделение, которое пошлют в гробницу… Сержант, это будет наше отделение?

— Да, солдат, наше, — сказал Гюнтер, и лицо мальчишки посерело.

Через час криговский вахмистр сообщил Гюнтеру, что один из его солдат пытался дезертировать и был расстрелян. Гюнтер чувствовал стыд и злость на себя. Он должен был предвидеть, что такое возможно, и попытаться предотвратить.

К тому времени, когда лейтенант Харкер, взводный командир Гюнтера, приказал его отделению построиться отдельно от остальных, уже не осталось никого, кто бы не догадывался, что лейтенант собирается им сказать. Харкер говорил о великой чести, выпавшей этим десяти солдатам — теперь девяти, поправился он. Он говорил, что их подвиг завтра сделает их героями, а потом, к удивлению Гюнтера, лейтенант предложил каждому из солдат выбор — перевестись в другое отделение, если они хотят.

Трое солдат нерешительно выразили желание перевестись, видимо, подозревая сначала, что это какая-то ловушка. Гюнтер был разочарован ими, но испытал гордость за пятерых оставшихся — и воодушевился от того, что, когда слух об этом распространился, не оказалось недостатка в добровольцах, чтобы заменить их.

Хотя это был не тот способ, которым Гюнтер справился бы с ситуацией, но он должен был признаться себе, что это способ эффективный. У него снова было девять человек, и всем им он мог доверять. Они исполнят свой долг, погибнут, чтобы он смог доставить заряды, потому что они все думали так же, как и он.

Они верили в то, что дело их правое, и кроме этого им не нужно было никакой мотивации, ни повышений, ни медалей. Было достаточно знать, что их самопожертвование действительно важно для победы, и в этом смысле они были счастливее, чем люди, которых они заменили. Те, скорее всего, все равно умрут завтра — но умрут далеко не столь славно, и в страхе.

Для Гюнтера и его людей теперь не существовало страха, потому что они точно знали свое будущее. Они были уже мертвы — ходячие мертвецы, все до одного. Но они знали как и ради чего отданы их жизни.

ГЛАВА 23

КОСТЕЛЛИН собирал вещи.

ОН не хотел оставлять это на сервиторов, не хотел доверять им вещи, важные для него. Впрочем, таких вещей было немного. Гололитические снимки его четверых внуков на их выпускных парадах. Его первый солдатский жетон. Старый, потрескавшийся инфопланшет, в котором хранились дорогие ему воспоминания об одном четырехлетнем периоде его жизни. Он аккуратно завернул их в запасную форму и уложил в чемодан.

Комната казалась опустевшей, какой она была, когда Костеллин впервые вошел в нее почти два месяца назад. Было странно, что за столь недолгое время она успела стать его комнатой, его домом. Он не будет скучать по Иеронимус Тета, когда покинет ее, но маленькая частица его останется в этой комнате, как оставалась она во многих других комнатах на многих других мирах до этого.

Открыв нижний ящик стола, он с изумлением увидел, что оттуда на него смотрят окуляры криговского противогаза. Он забыл, что спрятал туда противогаз и маску-череп, забыл, что взял их с собой, когда возвращался из города. Тогда он вернулся к тайнику за своим мечом и фуражкой, поднял доски, под которыми они были спрятаны, и застыл под взглядом глаз мертвеца.

Он вспомнил свое обещание погибшему гренадеру.

Он должен был оставить маску там. Было ошибкой раненому нести лишнюю тяжесть. Тем не менее, Костеллин взял ее. Напоминание о смерти. Он становился все более похож на гвардейцев, с которыми служил. «Еще одна причина, почему настало время уйти».

— Я слышал, вы покидаете нас.

В дверях стоял полковник-186. Костеллин был удивлен, увидев его, и испытал чувство вины. Он должен был сообщить эту новость лично. Но Костеллин прогнал это чувство, сказав себе, что полковнику в любом случае все равно.

— Да, когда эта кампания закончится, — кивнул комиссар. — Я получил назначение в Королевский Валидийский полк.

— Мне жаль расставаться с вами, — сказал полковник. «Да неужели?», мрачно подумал Костеллин. — Ваша служба с нами была долгой и славной, в особенности то задание, которые вы выполнили в захваченном некронами городе…

— Я не могу приписать эту заслугу себе, — сказал Костеллин. — Это один из ваших солдат спланировал и выполнил атаку на генераторум. А я всего лишь выжил.

— Я надеюсь… — сказал полковник с необычной сдержанностью. — Я надеюсь, это не потому, что я сказал…

Костеллин покачал головой.

— Я знаю, у нас были разногласия, но нет, полковник, мой перевод никак не связан с этим. Вы исполняли свои обязанности так, как считали наилучшим образом, эффективно и разумно, и таким образом, оказались более чем достойны высоких стандартов, установленных вашими предшественниками.

— Однако вы выразили несогласие с решением моих начальников атаковать силы некронов.

— Да. Я думал… Я не знаю, полковник. Когда я увидел, чего смогли мы — вы — добиться здесь… Два месяца назад я не смог бы в это поверить, но мы все-таки заставили некронов отступить. Мы бьем их, мы действительно их побеждаем!

— И вы пересмотрели ваше мнение?

— Думаю, если завтра все пройдет по плану, если гробница некронов будет уничтожена, а этот мир спасен, тогда значение этой победы для Империума… И все же… я не могу не думать о ее цене. Я не знаю, полковник. Я просто не знаю, и, возможно, в этом и проблема. Возможно, я уже слишком стар, и слишком многое видел.

— Может быть, — сказал полковник, — что после завтрашнего боя 186-й пехотный полк Корпуса Смерти Крига перестанет существовать. Наши потери таковы, что, возможно, оставшихся солдат направят в другие полки Крига на этой планете. Я был бы горд знать, что наша жертва была не напрасной, что о ней не забудут.

— А долг Крига перед Императором? Он будет тогда уплачен?

Полковник не ответил на это. Костеллин и не ожидал, что он ответит. Вместо этого полковник заметил:

— Вы больше не носите руку на повязке.

— Квартирмейстер сказал, что поврежденный нерв вылечен. Правое плечо немного стянуто, но, кроме этого все…

— Тогда завтра вы будете сражаться вместе с нами?

— Конечно. Самое меньшее, что я могу сделать, прежде чем приму новый пост — исполнить до конца свой долг на этом.

Полковник одобрительно кивнул и сказал Костеллину, что в таком случае они увидятся завтра. Он четко повернулся и ушел, и комиссар некоторое время размышлял в одиночестве, прежде чем снова открыть ящик стола.