Но ни одна из них, тех, кого он на минуту делал своими, не была для него так…
За окном метались, прощаясь с летом, тронутые желтизной кроны. Поутру улица Кленов проснется в мозаике кленовых листьев…
Если оно наступит, утро.
У него больше не было сил. Эта последняя догадка – о том, что прав был Тритан, а вовсе не они с Павлой – подкосила его окончательно.
Павла…
Тени веток. Шелест сухой травы в цветочном ящике на балконе.
– Павла, – он обнял ее, чтобы хоть как-то загладить свою колоссальную вину. – Павла… не спи…
Она дышала ровно, ее глаза были закрыты, и веки не дрожали, и на измученном лице лежала маска усталого удовлетворения.
Несколько секунд он балансировал на грани между сном и явью – а потом не удержался и ухнул в бездну.
И, падая, испытал мгновенную, спокойную радость.
* * *
…Она была беспечна.
Уши ее, похожие на половинки большой жемчужной раковины, легко отделяли звуки от отзвуков; шорохи и звон падающих капель отражались от стен, слабели и множились, тонули, угодив в заросли мха, многократно повторялись, ударяясь о стену, звуки были ниточками, заполнявшими пространство Пещеры – сейчас все они были тонкими, редкими и совершенно безопасными. Возились во влажных щелях насекомые, чуть слышно шелестела медленная река, а целым ярусом ниже спаривались два маленьких тхоля. Спокойное дыхание Пещеры; полной тишины здесь не будет никогда. В полной тишине сарна чувствовала бы себя слепой.
Она шла… Кажется, она шла вниз, туда, где чутье ее безошибочно угадывало воду.
Каменный свод здесь терялся в темноте. Мерцающие лишайники не давали света – но светились сами, обозначая стенки и склоны голубоватыми неровными пятнами. Сарна осталась равнодушной к диковатому очарованию зала – она слышала воду. Самый прекрасный из известных ей звуков.
Туда, где, срываясь с известковых потеков, звонко падают в черное зеркало сладкие капли…
Туда, где среди камней еле слышно дышит ручей…
Там жизнь.
Голоса воды и жизни обманули ее.
Перебирая ниточки светлых и теплых звуков, уши ее упустили одну-единственную ледяную паутинку.
Он умел ждать.
Сытый запах крови плыл над водой. Теплое и живое существо подходило все ближе, и он задержал дыхание.
Сааги умеют подолгу не дышать. Потому им удается завлекать в засады сарн, таких чутких – и так беспечно полагающихся на один только слух.
Он не отдавал себе отчета, что за темное чувство, что за невидимое принуждение загнало его на охоту имено к этому неподвижному озерцу. Но сарна явилась – а значит, охота будет удачной.
Миниатюрный зверек с миндалевидными глазами выступил из-за каменной гряды. Остановился, поводя ушами-локаторами; белые раковины впервые напряглись, не слыша, но предчувствуя опасность.
Он лежал, беззвучный и неподвижный, как камень. Сарне осталось сделать несколько шагов к воде – тогда никакие силы не помешают ему накрыть ее одним броском.
Но сарна медлила.
То ли кровь в его жилах стучала слишком уж громко, то ли жажда сарны была не столь сильна, то ли инстинкт зверька в последний момент предупредил его о скорой смерти – но сарна стояла, не шевелясь, осторожно подняв переднюю ногу с острым копытцем, и миндалевидные глаза невидяще глядели в темноту.
Пушистая грудь с пятном особенно густой, будто недавно отросшей шерсти…
Сааги умеют ждать.
Возможно, он мог кинуться уже сейчас – но тогда прыжков потребовалось бы два, а ему не хотелось гнать сарну в переплетение коридоров, сарну нелегко догнать, и после бешенного бега мясо ее горчит…
Потому он ждал.
Сарна постояла еще, поставила ногу на камень перед собой, чуть отступила, с жадностью ловя напряженными ушами отзвуки близкой воды.
И ее жажда взяла верх.
Она шагнула вперед, точеный силуэт на фоне светящихся лишайников, и еще шагнула, и еще…
Она была уже в пределах досягаемости.
Она пахла живой кровью – так, что у него на мгновение помутилось в голове.
…И когда эта одна-единственная ледяная паутинка, когда этот предательский звук обнаружил себя…
Было поздно.
То, что она принимала за нагромождение черных камней…
Это было на самом деле припавшим к земле саагом. Чудовищным сооружением из клыков и мышц, идеальным орудием убийства.
Сааги не промахиваются.
Любая сарна видит саага только раз в жизни, но всегда узнает…
Впрочем, эта сарна была исключением.
Вот уже в четвертый раз время, необходимое саагу для убийства, было неизмеримо меньше времени, отпущенного сарне на помыслы о бегстве.
Только помыслы…
Мышцы, ведающие дыханием, успели сократиться.
Выдох…
Сааг кинулся.
…мутилось сознание. Притаиться и кинуться; лететь в прыжке, чувствуя, как вязнет в секундах приговоренная жертва – и как то же самое, дробленное на мгновения время стекает по жесткой саажьей шкуре, не причиняя вреда, не успевая удержать…
Белая вспышка в мозгу. Опьянение; повалить в заросли коричневого мха, держать за горло, пока длиться агония, держать, держать…
Он висел в воздухе. Он летел, он падал.
Воздушная дорога, определенная в момент прыжка, несла его разомкнутые клыки прямо к белой шее неподвижной сарны.
Неподвижной – потому что время держало ее в своем капкане. Вечность летящего в прыжке саага казалась сарне коротким мигом, таким коротким, что…
Миндалевидные глаза казались черными. Это расширились, все собой затопляя, зрачки.
…и закрывшая от нее танец огненных жуков под потолком.
Царство изогнутых когтей, умеющих мгновенно протыкать жертву насквозь… Черная короткошерстная шкура…
Сарна смотрела, и ужас смерти, глухой и естественный, вдруг выродился в иное, цепенящее, не звериное ощущение.
Сарна смотрела.
…подобно удару.
Он не мог осознать это чувство и не мог ему противиться – оно оказалось столь же сильным, как инстинкт самосохранения.
А этой страсти – жить во что бы то ни стало – чудовищный сааг был подвержен точно так же, как и кроткая сарна.
Потому что сейчас, в последние мгновения прыжка, он осознал своим мутным сознанием зверя, что вонзая когти в странную добычу…
Мир в его глазах раздвоился.
Тот его осколок, что не имел названия, прокричал слово, ничего саагу не сказавшее – просто набор звуков…
Но, вонзая когти в странную добычу, он уничтожит сам себя.
Что-то очень важное в себе.
Право на…
То, чего хочет лишить его затаившаяся в переходах, вооруженная хлыстом темнота.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});