лордов, но небольшие отличия было легко заметить, если знать, куда смотреть: более узкие окна, более яркие оттенки краски, квадратные двери вместо округлых. Одно из наших старых правительственных зданий, оставленное гнить. Теперь здесь держат в клетках и пытают людей, которым оно когда-то служило.
Я снова посмотрела на вереницы людей, идущих по дорожкам, и нахмурила брови. Стены и стены ужаса обрушились на меня, сотрясая мои колени. Я и забыла, насколько сильны эмоции больших групп незащищенных умов. А эти? Они скользили между моих ребер и впивались когтями в мои внутренности.
— Эй! — двое мужчин на белых лошадях рысью приближались к нам, крича на резком теренском. Один поднял над головой скимитар, неуклюже угрожая. — Что, черт возьми, вы думаете, вы делаете?
Двое мужчин на белых лошадях.
Двое мужчин в широкополых черных шляпах.
Моя кровь превратилась в лед.
— Рабовладельцы. Конечно. Они делали это — занимали заброшенные здания, чтобы использовать их как торговые и транспортные узлы. Я сама бывала во многих из них.
Словно подстегиваемая шоком, пронесшимся сквозь меня, Решайе с нетерпением ждал моих мыслей.
{Теперь мы покончим с ними.}
Еще нет.
Мужчины ехали ближе, приближаясь к нам по грунтовой дороге.
— Если мы выберемся из Стратаграммы, то сделаем это сейчас, — сказала Ариадна.
Зерит бросил на меня любопытный взгляд, не обращая внимания, одна бровь была вздернута.
— Нам не обязательно идти, если Тисана предпочтет вмешаться.
— Там наверху, возможно, пятьдесят человек, — сказала Нура. — Плюс рабы.
— Для нас? Легко, — промурлыкал Зерит. — Какой замечательно благородный способ посмотреть, на что способен Решайе.
Череда яростных проклятий Терени стала громче, сопровождаемая стуком копыт.
Я подняла взгляд на здание и увидела маленькую фигурку в приближающейся очереди. Ребенок со связанными запястьями.
{Да, да, сейчас!}
Еще нет, еще нет.
— Все зависит от тебя, Тисана, — тихо сказал Макс. — Одно слово и место взлетит на воздух.
Мы были так близко к Серелу. Так близко. И шансы здесь были не в нашу пользу. Пятьдесят человек против нас семерых.
Но…
Я посмотрела на ребенка, ее голова была повернута вверх, чтобы прищуриться на здание перед ней. Я прочувствовала ее страх до самых костей. Ее кровь текла в моих венах, а моя — в ее.
И тут мой взгляд упал на одну из многочисленных фигур в черной одежде, высокого худого мужчину, который повернулся, чтобы посмотреть через плечо на нас, и у меня перехватило дыхание. Даже с такого расстояния я узнала эту фигуру.
Вы когда-нибудь покупали на рынке недозрелые фрукты? Сказал он, глядя на меня так, словно я была чем-то пожираемым, словами, которые я буду повторять в кошмарах на протяжении восьми лет.
— Один из тех, кто забрал меня в детстве, здесь.
Когда я встретила взгляд Макса, ярость накатилась на его черты, как грозовые тучи, темные, холодные и смертельно неподвижные. Он снял посох со спины и приготовил его, тепло слабо пульсировало там, где его пальцы пересекали узоры. Свертывание. Ждет моего разрешения.
— Это принадлежит тебе. Я двигаюсь только тогда, когда ты мне прикажешь.
Стук копыт был почти рядом с нами.
Я потянулась за спину и обхватила пальцами рукоять Ил'Сахаджа.
Я видела эти шляпы, их оценивающие взгляды, тела моих убитых сородичей. И я была зла.
{Сейчас? Сейчас?}
— Одно слово, Тисаана.
Мой клинок был наготове, его острие было таким же острым, как ужас девушки, которой я была, и ярость женщины, которой я стала.
Мои глаза метнулись к одному рабу и остались там.
— Да, — вздохнула я.
Решайе разразился торжествующим смехом.
— Ты что, блядь, оглохла… — голос приближающейся Терени возвысился до раздражения, а затем резко затих. Посох Макса пронзил плоть, словно бумагу, на его лице появилось злобное, предвкушающее удовлетворение, когда мы все бросились в ад.
ГЛАВА ПЯТДЕСЯТ ШЕСТАЯ
Тисана.
Два приближающихся раба упали, словно были сделаны из песка. И, как и в ту ночь, все было тише, чем я ожидала. Их слова захлебнулись в тишине, их тела с глухим стуком упали на землю.
На несколько секунд все замерло. Я и мой клинок, Макс и его клинок, сиризенцы и их незаточенные копья. Саммерин, Нура, Зерит приготовились к действию — все мы были готовы.
А потом, все разом, что-то сломалось, и мы погрузились в грязь и кровь. Я зарылась в нее с неожиданным ликованием. Я не убивала со времен Эсмарис. Даже в Таирне мне удавалось избегать этого. Но когда мои глаза остановились на этом человеке и не отрывались от него, я не желала ничего, кроме крови.
Я выкрикнула грубый, неистовый приказ защищать рабов, молясь, чтобы он не потерялся в хаосе. Уголком глаза я увидела, как Эслин схватила Саммерина и исчезла вместе с ним, вновь появившись через доли мгновения возле толпы перепуганных рабов. Хорошо. Потому что я не могла думать о них.
Было только одно место, куда я хотела попасть.
Я отдала всего несколько нитей своего разума Решайе. Достаточно, чтобы почувствовать, как его сила проникает в меня, поднимая волоски на руках, сплетаясь с пьянящими, всепоглощающими эмоциями, которые я втягивала с каждым вдохом.
Я хватала умы, как горсти очищенного от кожицы винограда. И я наслаждалась тем, как ужас рабовладельцев стекал по моим рукам, подобно их крови, когда я вонзала Иль'Сахадж в их груди. Каждый удар клинка оставлял гнилые пятна разложения, даже неглубокие промахи расцветали гнилостной черной плотью. Решайе бросалось на каждый клочок контроля, который я ей давала — сначала с ликованием, потом с нетерпением.
{Еще}, - потребовало оно.
Еще нет.
Это было мое. Только мое. И мне нужна была власть над моими мышцами, которую я поддерживала с такой отчаянной ментальной энергией — с таким количеством невинных здесь, я не могла рисковать этим.
Тем не менее, сохранять контроль становилось все труднее, пока я тонула в мучительной, кровожадной эйфории, которая