лишь бокала вина в руке.
За ночь и часы наблюдений, Анна поняла две вещи: Айлз просто воротит от Николая и она расцветает только играя с Дарвином. Грант удивлялась, почему ночью, лёжа в одной постели с таким желанным мужчиной, Джо, убедившись, что тот спит, вылезла из-под одеяла и всю ночь просидела в углу на полу, обнимая свои колени. Анне даже стало жаль блондинку, ведь каждый раз, когда окрылённый Цикурис целовал её, лаская сильными руками её тело, она выглядела измученной и готовой вот-вот заплакать.
Странно, что сам Николай этого не замечал. Нет, Айлз, конечно же, менялась, когда понимала, что за ней наблюдают. Она что-то напевала и выдавливала улыбку. Но её глаза слишком красноречиво молили о помощи, словно это всё было для неё насилием. Как-то раз Анна даже слышала, как Джо что-то шепчет, глядя куда-то вдаль. Грант прислушалась, пытаясь даже не дышать.
— Жизнь — это свобода.
Что-то походного внутри Анны. Она помнила ту девушку, Дороти, которая повесилась на втором этаже. Она-то и утверждала, что свободной она может почувствовать себя, только разложив вещи на составляющее. Понять саму суть. Чтобы обрести, сначала нужно уничтожить всё, что было раньше. Анна же считала, что свобода в разрушении. Разрушении и воссоздании лучшего варианта с опытом прошлой попытки.
Что если и Айлз решит повторить подвиги Доры?
Грант едва не выронила тряпку, не заметив за своими мыслями Николая, который вошёл в комнату. Он что-то нёс в руках, но что именно, женщина не сразу смогла рассмотреть. Айлз дёрнулась, словно не успев нацепить обратно свою маску. Основатель заметил это, но решил, что появившаяся радость на обесцвеченном лице блондинки из-за радости встречи с ним.
— Скучала? — он наклонился к сидящей на кровати девушке, смазано поцеловав её в ледяные почему-то губы.
— Ещё как, — Джо поправила локон за ушко, пытаясь принять как можно более привлекательную позу.
Отвернувшись, Цикурис не заметил, как та вытерла ладонью губы. Он достал из пакета коробку, разворачиваясь и вручая её уже веселой и жизнерадостной Джо. Карие глаза которой буквально слезились.
— Это тебе, — он поставил коробку около девушки, сам присев рядом. — Открой.
Айлз улыбнулась ему и скинула крышку. У неё заскрипели зубы от того, как Николай мягко поглаживал её ноги, нежно очерчивая маленькие коленные чашечки. Девушка изо всех сил делала вид, что всё нормально. Она одно время даже пыталась представить, что это руки дока. Но либо у неё всё было совсем плохо с фантазией, либо руки Александера было совсем сложно с чем-то перепутать. Заглянув наконец в чёртову коробку, она подцепила пальцами легкую воздушную ткань, доставая наружу ванильного цвета платье.
— Нравится? — мужчина коснулся голых плеч Айлз, скользя пальцами к шее и выше к лицу, поглаживая ей щеку. — Думаю, оно очень подойдёт тебе.
— Очень красивое, — девушка почти не лгала. Платье действительно было восхитительным и наверняка раньше стоило как все её зарплаты разом.
— Примерь его, давай.
Коснувшись босыми ступнями пола, она встала, разложив перед собой на постели подарок. Блондинка была повёрнута лицом к сербу, но все равно подцепила пальчиками ночнушку, потянув её вверх и снимая через голову. Её грудь покачнулась в такт движениям, и Джо тряхнула волосами, замечая на себе загипнотизированный взгляд мужчины. Он встал, приближаясь к ней и поднял руку, очерчивая женскую фигуру перед ним. Он будто случайно зацепил большим пальцем левый сосок девушки, который набух словно по волшебству.
— Как же ты прекрасна…
Джо едва не фыркнула, что прекрасна для старого серба. А так она… обыкновенная.
Девушка ахнула, когда её повалили на кровать. Николай навис над ней, наклоняясь и целуя ей шею. Он опускался всё ниже, оставляя на теле Айлз влажные дорожки. Из приоткрытой форточки на неё дул ветер, заставляя неприятно морщиться. Голова Николая опускалась всё ниже, и вскоре он зацепился зубами за её белые трусики, потянув их вниз. Айлз оставалась безучастной. Пусть делает, что ему захочется. Если так она сможет вернуться домой и увидеть свою семью… так тому и быть.
Как вдруг в коридоре раздался шум.
Анна смотрела на перевёрнутое ведро, замерев и про себя молясь.
— Кхм… — Николай слез с Джо. — Что-то я увлёкся.
Девушка лишь улыбнулась ему и встала, натягивая на себя платье. Было приятно прикрыться хоть чем-то, так что она решила, что действительно может полюбить его. Не Николая, естественно. Его подарок.
— Вы созданы друг для друга, — Цикурис подхватил Айлз на руки закружив на месте.
Её волосы развивались, а ванильное полупрозрачное платье трепыхалось в след за ними. Даже чувствуя с какой лёгкостью её крутят сильные руки, Джо мечтала провалиться сквозь них. Николай тянулся снова целоваться к ней, а она молила Бога, чтобы это наконец прекратилось.
— Вот ты где, папочка, — Дарвин забежал в комнату, даже не заметив слившуюся со стеной Анну. — О, Джо, и ты здесь.
— Правда красивая? — Цикурис поставил её на пол, подзывая сына ближе. — Мамочке очень идёт это платье, правда?
— Джо мне не мама, — вдруг поменялся в лице мальчишка, сжимая кулачки. Он подошёл к Айлз обнимая её, уткнувшись лицом в живот. — Когда вырасту, она выйдет за меня замуж.
Только Джо рассмеялась. Её смех звонко отлетел от стен, заставив появиться мурашки на теле Николая. Он ничего не ответил, за руку отводя малыша от блондинки.
— Ты не голодна? — вдруг спросил Цикурис, выразительно подняв брови.
— Пойду поищу чего-нибудь на кухне, — поняла намёк та и без него мечтая сбежать наконец.
Она босиком ступала по ледяному полу, на выходе замечая армейские ботинки, подаренные Миком.
Так Анна видела её в последний раз.
В нежном ванильном платье и высоких армейских ботинках.
***
Они ехали так долго, что доку казалось, будто колёса под ними скоро сотрутся до дисков. На улице стремительно холодало. Декабрь обещал быть снежным и затяжным, что не могло не огорчать. Зомби не только становилось больше — они становились злее и крепче.
Если раньше мертвец-одиночка мог вызывать только отвращение, то теперь мог стать серьёзной проблемой. В каждой стычке док с ужасом отмечал, что они совершенствуются. Душа Хантера леденела, как только он осознавал, что этим существам доступны новые витки эволюции. Неужели они лучше живых, что давно потеряли эту возможность?
В нас очень много изъянов. Можно было бы подискутировать о пороках общества, но в сложившихся обстоятельствах это было бы глупо, а потому приходилось опираться на сухие анатомические факты.
Рудименты в нас — это такая маленькая оплошность развития, на которую эволюция махнула рукой, надеясь, что пройдёт само. Рудимент — это шрам