— Труд, Виктор Сергеевич, упорный и настойчивый труд сотен инженеров и агрономов позволит превратить ваши наброски в заводы, которых еще не видела Европа. Знаете, что этой весной в Растяпино заработала первая русская фабрика синтеза аммиака по методу Габера? А, кстати: есть планы разработки фосфоритов под Брянском в Полпино. Как минимум миниморум, ссылаясь на вас, мы можем ускорить развитие российской промышленности искусственных туков.
— Ну, хорошо… лишь бы нитратами не перекормили…
— Виктор Сергеевич! Да поймите же, ваши данные как раз и позволят предотвратить раскол науки, абсолютизацию травопольной системы и противопоставление азотных туков естественному восстановлению плодородия почвы. Ладно, не будем втягивать вас в наш спор с Вильямсом.
"Похоже, я тут ненароком придавил в корне лысенковщину", подумал Виктор.
18. Главный академик Иоффе.
Последний день перед отлетом прошел на одном дыхании. До обеда и после пригласили физиков. Прямо как районная олимпиада — те тоже по воскресеньям проводили.
Делегацию возглавлял Иоффе. Тот самый, что у Высоцкого "главный академик Иоффе". Абрам Федорович Иоффе, цветущий человек средних лет, внешне похожий на типичный образ хозяйственника из довоенного кино, отец советской физики, одним из первых определил заряд электрона. Помощник Рентгена. Организатор науки, это хорошо. Худощавый лысоватый Фридман — глядя на него, сразу становилось ясным, почему физиков зовут "яйцеголовыми". Специалист по теории относительности и решению уравнений Эйнштейна. Третий был совсем молодым ученым, немного за двадцать. Тамм, один из создателей водородной бомбы.
Так, им нужна бомба, подумал Виктор. Иоффе и молодой Тамм, это будут учитель и ученик. Непонятно только, зачем им в этой компании Фридман. Просто нужен математик, разбирающийся в физике? Или нужен прорыв в картине мира, общее влияние российской науки на мировую?
Выдающиеся умы эпохи непринужденно сидели за столом и размешивали в стаканчиках колотый сахар. Расспросов не будет, подумал Виктор, им нужна лекция.
— Можно начинать, Виктор Сергеевич, — нарушил тишину Иоффе. — Больше уже не подойдут.
И это "больше не подойдут" внезапно завело Виктора. Он, постоянный победитель школьных олимпиад по физике, стоит перед ними, как школьник, не выучивший урок.
— Спасибо, — улыбнулся Виктор. — Итак, ядро электрона состоит из протонов и нейтронов…
По комнате словно пронесся ветер: на лица ученых отразилось… нет, не интерес — удивление. Удивление неожиданностью.
— Ах да, нейтрон, — упредил вопрос Виктор. — это частица, не имеющая заряда. Рассмотрим, как мы можем экспериментально доказать существование нейтрона. Чтобы получить нейтроны, облучаем альфа — частицами какой‑нибудь легкий элемент, например, бериллий. Источником альфа — частиц может быть радиоактивный полоний… Примерно такая установка…
Карандаш Виктора забегал по листу.
— Теперь, если перед вот этим окошком поставим пластинку парафина, число частиц, регистрируемых счетчиком, заведомо возрастет. Дело в том, что парафин содержит много атомов водорода, а их масса близка к массе нейтронов, потому что ядро атома водорода — это прсото протон. Нейтроны сталкиваются с ядрами атомов водорода, с протонами, то есть, и выбивают протоны из парафина, а уж они‑то, эти протоны, попадают в камеру Вильсона и мы можем увидеть их следы. Сами же нейтроны мы в камере Вильсона не заметим…
Ну вот, господа ученые, думал Виктор, вот вам мировое открытие.
— Значит, масса ядра, вы говорите, равна сумме массы протонов и нейтронов? — взволнованно спросил Иоффе.
— Ну… почти равна. Нейтрон можно рассматривать, как частицу с массовым числом единица. Очень близко к массе протона.
— Интересно… интересно. Но это все надо проверять.
— Пожалуйста. Главное, поосторожнее с радиоактивным полонием. Благодаря пониманию, что такое нейтрон, мы можем наконец разгадать тайну ядерной энергии. Теперь, как определить массу нейтрона…
Больше экспериментальной базы, думал Виктор. Можно годами биться над проблемой, и все из‑за того, что нет средств проникновения в тайны материи. Это микромир, здесь пять органов чувств бесполезны.
— Дл того, чтобы получить в линейном ускорителе протонов напряжение семьсот киловольт и выше — а это надо для того, чтобы придать частицам энергию, позволяющую проникнуть через потенциальный барьер ядра атома — нам понадобиться необычный генератор высокого напряжения. Делаем такой вот конвейер из ткани, поверхность которой электризуется, один конец конвейера засунем в полый шар, и от конвейера проволочкой снимаем заряд, статику снимаем, на этот шар изнутри. Что у нас получилось? Заряд должен быть только на наружной поверхности, верно? Электроны идут туда, все изнутри наружу, и напряжение на поверхности шара растет, растет… ну, пока его не пробьет через воздух. В общем, все зависит от размера шаров и изоляторов.
— Остроумно! — не выдержал Тамм. — Как мы до сих пор не догадались до этого способа?
— Ну, не было просто необходимости, — улыбнулся Виктор. — Еще большую энергию частицам можно придать, разгоняя их в циклотроне, именно эта машина необходима для исследований искусственной радиоактивности и ядерных реакций.
— Можно расщепить ядро урана?
— Можно вообще создавать новые элементы периодической системы Менделеева, расщепляя ядро. Даже те, которых нет в природе.
— М — да, в рамках описанной модели атома… — протянул Иоффе. — Господа, если вся эта теория подтвердится, считайте, что в руках человечества философский камень. Так как же устроен это ваш циклотрон?
— Сейчас, сейчас… Ну, как ясно из названия, он разгоняет частицы по кругу, точнее, по спирали, за счет высокого напряжения переменной частоты в однородном магнитном поле. Поэтому создать мы его сможем, когда у нас будут электронные триоды мощностью в десятки киловатт и на напряжение киловольт десять и больше, и кенотроны. Ну а пока рассмотрим условия стабильного движения частицы в циклотроне…
Кохиноровский грифель в руках Виктора снова забегал по бумаге. Хорошо с детства читать "Юный техник". То, что узнал в детстве, не забывается.
— Слушайте, вы там у себя занимались физикой атомного ядра? — спросил Иоффе.
— Разве что в школе.
— Если у нас в дальнейшем будет возможность встретиться — меня господа предупредили, что такой возможности может и не быть, но я оптимист, — Виктор Сергеевич, знайте, что у меня всегда найдется место для вас в будущем институте. Я чувствую, что наука подошла к такому моменту, что она жизненно важна инженеру, но и инженер жизненно важен для нее. Да и задатки исследователя, прежде всего экспериментатора у вас развиты. Вам, похоже, раньше доводилось ставить опыты. Ведь так?
— Вы правы. Но в другой области.
— Короче говоря, сударь, как бы ни сложилась ваша судьба — милости прошу к нам.
…Когда на улице закрякал сигнал РБВЗ, унося авторов гениальнейших открытий двадцатого века в их блестящее будущее, в груди у Виктора медленно начал подыматься комок какого‑то тоскливого чувства; так бывает у человека, только что очнувшегося от сна о далекой, прекрасной и недоступной жизни. Он понял, что всего этого для него уже больше не будет — России, прогрессорства, бесед с умными и душевными людьми. Опять начиналась новая жизнь, с пугающим и неизвестным будущим.
Виктор опустился на диван, откинув голову назад. Похоже, что к даче подъехал мотороллер — глуховатый, стрекочущий звук завершился коротким выстрелом из выхлопной трубы и заглох. Виктор полез за пазуху и расстегнул кобуру. Привычка. Уже привычка.
За дверью послышались знакомые шаги, и на пороге появился Радынов с двумя большими фибровыми чемоданами.
— Ну что ж, — как показалось Виктору, Радынов сказал это со вздохом облегчения, ставя чемоданы у стены — пора начинать наши сборы в дорогу.
— Приму ванну перед сном, — ответил Виктор. — Это все для меня?
— Не все. С вами поедет наш агент. Было бы неосмотрительно посылать вас одного.
— Разумеется. Он подъедет в аэропорт? То — есть, на летное поле или как там?
— Агент здесь. Вам надо немного привыкнуть друг к другу.
"Привыкнуть? Что это значит? Это монстр какой‑то? Или иностранец?"
— Заходите пожалуйста! — крикнул Радынов в полуоткрытую дверь.