Тексты для поп-звёд пишет и дерётся с их охраной, потому что они плохо их поют. Ты вот знаешь, кто пишет все эти песни? То-то, этого никто не знает? Кто видел этих людей? Никто не видел.
— А вот Заболоцкий, стал бы Заболоцкий писать для них? А?
— Писать, может, и не стал. А вот представь себе, сидит Заболоцкий на чужой даче, картошку сажает, потому что только на свою картошку можно надеяться в этой жизни, и вот подруливает к нему Утёсов и говорит…
— Утёсов, значит.
— Неважно, хоть Козин. И говорит: братан, дай я песню твою спою. И деньгами ему в нос тычет. Лагерное братство, то-сё. Я бы согласился, чё.
— Вот ты и не Заболоцкий, хотя, может, и согласился бы.
В доме что-то снова заскрипело.
Мы подождали ещё немного, но никто больше не появился.
Поэзия живёт дольше прочих искусств, вот что. Поэзия и есть искусство.
— Ты, Ваня, дистинкции не видишь.
— «Дистинкции не видишь» — это «рамсы попутал», — объяснил Ваня работяге, но он, кажется, не понял и занервничал.
Рабочий человек явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он засобирался — сборы заключались в том, что он незаметно (как он сам думал) стащил со стола наш хлеб и спрятал куда-то в складки своей рубахи.
— Да ладно вам, дорогой товарищ. Возьмите пакетик, — сказал добрый Ваня.
Рабочий ушёл, несколько раз споткнувшись о холмики вынутой из траншеи земли.
Ваня посмотрел ему вслед:
— Надеюсь, он доберётся до дома без проблем. Весь в пролежнях, и выглядит так, будто проспал лет сто. Надеюсь, ты не будешь говорить о преимуществах простого труда над поэзией.
Дом плыл в лучах восходящего солнца, которое пробивалось через листву живого навеса. Он дышал и поскрипывал, как парусный корабль, который только что снялся с якоря и покидает стоянку.
— Ах, друг мой, — сказал Ваня грустно, — квартира не может быть настоящим домом, наши бетонные пеналы взаимозаменяемы — посели в них поэта, он начнёт писать корпоративные гимны и рекламные слоганы. В квартире не бывает настоящего подвала, подполья, где можно прятаться от ареста. Где спрячешься от ареста? Нигде. Всё пропадёт и исчезнет, и дворники неясной восточной национальности вынесут прочь его книги. И ещё вынесут его дряхлый компьютер, на который никто не позарится. Я как-то видел веер дискет около мусорного бака — никто из проходивших школьников и не знал, что это лежит. Наверняка не подозревали, что это можно засунуть в компьютер. А, может, там был гениальный роман.
Дом должен быть крепок, как шхуна, там должны быть гарпун, багры и винтовки. В нём должно пахнуть морем и странствиями.
— Ваня, дорогой Ваня, теперь существует целая индустрия по производству коттеджей со старинными фотографиями. Там лучшие ароматизаторы с запахом моря работают в автоматическом режиме — там всё уже есть.
— С поэзией сложнее. Поэзию сложно имитировать.
— Имитировать можно всё.
— Поэты живут вечно, как это сымитируешь? Никак. Поэты не покидают свои дома, вот в чём дело. Поэты по ночам двигают книги в своих библиотеках, скрипят половицами, звенят бокалами в буфете. Вот купит человек коттедж — и кто будет ему скрипеть половицами? Да никто. И гонимых там не спрячешь — разве что подельника, хотя боюсь, подельника хозяин просто прикопает под клумбой.
Стало припекать, хотя было ещё утро.
Нужно было идти, пока не пришли сотрудники.
Впрочем, и они тут были гости, как и мы.
Хозяин был где-то неподалёку, и, обернувшись напоследок, я бросил взгляд в окошко на верхнем этаже. Но Ваня, тащивший опустевшую бутыль, пихнул меня в спину: «Давай, мол, не задерживай, спать пора».
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
18 мая 2016
История про то, что два раза не вставать (2016-05-20)
Написал очередное про фантастов.
(Там есть ещё одна внутренняя ссылка на Живой журнал — за ненвозщможностью иначе представить другой текст).
Только сейчас сообразил, что на сетевых конкурсах, когда я в них ещё участвовал, есть особый язык внутренних шуток. Я даже написал текст по этому поводу — настоящаяя внутренняя шутка, то есть забавная только вовлечённым.
История про сетевые конкурсы
…но это ещё что — как-то на Конвенте я раскрыл дверку и увидел за ней целое множество народу, имён племён которого я вовсе не знал. Это было заседание Сетевого Конкурса.
На самом деле это были сетевые авторы, похожие на кротов, вылезших из своих нор. Вот они вышли на свет и принялись оглядываться и щуриться на свет, потому что к жизни вне экрана они не привычны. Они проводят время у своих клавиатур, настукивая друг на друга рецензии такого примерно содержания:
«Это совершенно чудесный рассказ.
Во-первых, он меня улыбнул, а во-вторых, он очень правильного размера. Автор мог бы написать рассказ побольше или даже поменьше, но он написал рассказ очень правильного объема. Размах — рубля на три… А удар — на все три шестьдесят две. Заметьте, рассказ настолько динамичен, что основное действие умещается в последние несколько абзацев, интрига — еще пара абзацев по тексту выше… Рассказ стал милым и неплохим и был бы таким, если бы был меньше раз в пять или больше раз в десять, — причем ничего от этого не потерял бы.
Пытаюсь дальше систематизировать свои ощущения от прочтения и разложить их по полочкам в голове. Получается с трудом. Существенный плюс рассказу: легко написан. И автор, во что я свято верю, не безнадёжен. Насчет грамматики высказываться, наверное, смысла нет. Ошибки, конечно, присутствуют и вызывают ощущение, что на вычитку автору не хватило времени. Но — название! Ведь название написано без точки в конце. А это большая удача!
Итак, если не считать нескольких текстовых ляпов, очень приличный и яркий рассказ. Картина мира довольно хорошо прорисована, и герои живые, рассказ идейный и написан читабельным языком, в нём достаточно искренности. Тема раскрыта не банально, герои не картонные, стиль необычен. Сильная вещь. Очень комфортно читается и цепляет колоритом. Налицо интрига и безудержный фантастический креатив. Спасибо, автор.
Некоторым может показаться, что концовка все слила. Ну просто всё. Но это не так. Перед нами обстоятельный и симпатичный рассказ, насыщенный мелкими «вкусными» подробностями. Приятно читается. Очень интересное решение темы! Странная вещь — рваная, стилистически неровная, странная, но не безнадежная. Вот то зерно, жемчужина, ради которой я вынужден был читать