Но вот из последней торпеды перепущен и стравлен воздух. Закоченевший Доможирский уже не мог произнести ни слова, ни звука. Но его глаза излучают радость. Он высоко поднимает над головой правую руку с зажатым в ней торцевым ключом, как бы возвещая - боевое задание выполнено{29}.
Заработали водоотливные средства. Началась проверка многочасового, поистине титанического труда, совершенного тринадцатью. Решалась судьба экипажа и корабля - жизнь или смерть. Жизнь - это воздух, это свет, возвращение на Родину, встреча с друзьями, продолжение борьбы с ненавистным фашизмом. Смерть - медленная, мучительная, от удушья.
У открытой двери, ведущей во второй отсек, сгрудились бойцы старшего лейтенанта Шапаренко. Они с надеждой ожидали результата.
- А вода-то убывает! - одновременно воскликнули Матвейчук и Никаншин.
Да, край темной жидкости начал отступать. Зачарованными глазами смотрели тринадцать моряков, как плавающие предметы садятся на койки, механизмы. А вот показался и настил. До чего приятно ступать по твердой чистой палубе! И хотя в трюме, под настилом, вода еще оставалась, теперь не вызывало сомнений - ее откачка возможна. Об этом мы сообщили во все отсеки - экипаж воспрянул духом.
По телефону передали:
- Команде отдыхать!
Нам предстояло подождать часа три, чтобы всплывать под покровом ночи и незаметно оторваться от берега, занятого противником.
Наступил самый критический период. В пылу борьбы с невзгодами, находясь почти беспрерывно в движении, можно о многом забыть. Бездействие - куда хуже: в голову лезут тревожные мысли... Тем удивительнее выдержка и стойкость, проявленные экипажем. Люди пробыли в темном, сыром и холодном помещении длительное время, и никто не дрогнул. А наш жизнерадостный, никогда не унывающий Дмитрий Крошкин теперь уже был на верхней, неподмоченной койке. Он играл на гитаре и вполголоса пел веселую песенку про рыбака:
Такое знает он местечко,
Где рыбка здорово клюет.
И нечто вроде припева:
Довольно рыбки половили,
Пора и удочки смотать.
- Да и нам пора отсюда убираться, - вставил свое слово Саша Егоров.
Вокруг весельчака собрались друзья. Они слушали, подпевали.
- Прекратить пение! - поступил приказ из центрального поста.- Вблизи мотобот, прослушивает горизонт.
- У-у, проклятый фашист, не даст передохнуть, сволочь,- в сердцах выругался Хоботов.
Я еще раз проверил расчеты старшего инженера-механика. Беспокоило, что запас плавучести для всплытия получался минимальный. А может быть, что-то не учтено? Обжатие корпуса{30}, например, с пунктуальной точностью рассчитать невозможно. Не исключено также, что при всплытии пробоина очистится от ила и через нее внутрь лодки начнет интенсивно поступать вода.
- Надо облегчить лодку, хотя бы немного,- говорю Горчакову.- А если откачать воду из минных труб?
- У нас и так будет солидный дифферент,- возражает Александр Николаевич,не всплывать же вертикально.
Мы задумываемся. В конце концов приходим к выводу: большой дифферент нам будет даже полезен. Ведь при дифференте 45-50 градусов средние цистерны главного балласта поднимутся на 20-30 метров, следовательно, из них можно будет выдавить больше воды{31}. Кроме того, всплывающая корма создает нарастающую инерцию, что позволит лодке оторваться от грунта.
Сделав перерасчеты, Горчаков доложил, что минные трубы достаточно осушить частично.
В центральном посту царит деловая обстановка. Внешне люди выглядят спокойными. Горчаков с карандашом в руке снова проверяет запасы сжатого воздуха. Новожилов сидит на разножке, записывая что-то в свой блокнот. Башкинов, склонившись над картой, рассчитывает курс предстоящего отхода. Леднев стоит у турбонасоса, ямочек на его щеках не видно: они появлялись только при радостных событиях.
Мой взгляд останавливается на старшине 2-й статьи Иване Николенко. Он пользуется на лодке всеобщим уважением. Электромоторы, управляемые старшиной, только что работали с невероятной перегрузкой. Но и теперь они готовы к действию. Николенко сидит на корточках и жадно, открытым ртом, глотает воздух. По его судорожно вздымающейся груди я подсчитываю число вдохов в минуту, получается 45 - многовато.
Да, дышать трудно. Процент кислорода в отсеках мизерный. Мы уже шестнадцать часов под водой, да еще три впереди. Может быть, дать кислород, пусть люди вздохнут? Нет, рисковать нельзя! Если всплыть нынче не удастся, нам придется еще сутки быть под водой, до следующей ночи. Как жаль, что на лодке нет заместителя по политчасти. Его слово и пример так нужны теперь людям.
Из пятого отсека обращается кок Алексей Ильюшин - просит разрешения прийти в центральный пост. Получив "добро", он приоткрывает дверь и просовывает голову:
- Может быть, кто-нибудь хочет поесть?
- А что у вас?
- Гречневая каша,- отвечает Ильюшин и расплывается в улыбке (о моей склонности к простой пище, особенно к гречневой каше, знали на лодке все).
- Несите.
Не успеваю взяться за ложку, как по отсекам шепотом передают: "Порядок! Командир "рубает" свою кашу".
Каша кашей, а мысли то и дело возвращаются к всплытию, к судьбе тринадцати, отлично выполнивших все задания. Каково им там в полутемных мрачных помещениях, продрогшим и усталым после десятичасовой борьбы? Старпом передал в носовые отсеки: разрешается использовать аварийный запас провизии.
Долго и томительно тянутся последние три часа перед всплытием. Наконец и они остаются позади. Кажется, все готово.
Электрики и трюмные приготовили механизмы к работе с максимальными перегрузками. В первом отсеке Матвейчук, Бабошин, Никаншин, Хоботов и помогавший им курсант Портнов разобрали трюмную помпу до винтика, прочистили ее, приготовили агрегат к действию.
Мы изыскиваем последние резервы воздуха. Приходит, в частности, мысль: нельзя ли использовать воздух, который стравливается во время работы механизмов?
- Какое давление показывает анероид? - спрашиваю я у Башкинова.
- Неизвестно - стрелка уперлась в ограничитель.
Было решено отсосать воздух из центрального поста и кормовых отсеков до нормального, атмосферного. Но тут выяснилось, что на большой глубине не работало охлаждение компрессоров. Для трюмных такой "ребус" оказался простым: не прошло и десяти минут, как механизмы заработали.
Результаты превзошли наши ожидания: в одной из групп баллонов давление удалось поднять с 35 до 90 атмосфер - неплохой добавок. Теперь все внутренние ресурсы мы использовали на сто процентов. Да и рубочный люк после всплытия откроется легко: давление в лодке будет равно наружному.
- Подводная лодка готова к всплытию,- доложил Горчаков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});