— Вот ты его и попросишь очень сильно, эрлесса.
— И что дальше?
— Дальше конунг Вандера внезапно потеряет интерес к валленским украшениям, и огромные караваны с серебряным песком встанут на границе Круахана, потому что никому не будут нужны.
— Проще разобраться с тремя свиданиями, которые назначены на один вечер, чем понять, зачем тебе это нужно, — Ниабель наморщила лоб, отчего на прекрасном лице появилось непривычное выражение. — Гирли не вникнет тем более. Он последнее время слишком много размышляет, а значит, понимает все хуже. Он скажет — а зачем это Айне?
— Потому что после этого Айна снова сможет торговать с Валленой серебряным песком, как прежде. Он, конечно, немного упадет в цене, но все равно будет дороже, чем до начала всей истории.
— Допустим. А зачем это Валлене?
— Потому что генералы Службы Провидения, получая золото от валленских купцов, будут давать деньги в рост и строить дворцы на побережье Валлены. Они поступают так и сейчас — просто у них будет еще больше возможностей, только и всего. И ты еще спрашиваешь, зачем Валлене это нужно?
— А Вандеру все зачем? Подожди, я что-то слышала о какой-то странной связи между королем Данстейном и крылатой девушкой. Это правда? Ох, бедная, — она вновь пару раз опустила и подняла свои исключительные ресницы, любуясь произведенным эффектом, — я его встречала однажды. Он не снимает кольчугу в постели, верно? И тебя заставляет не выпускать из рук железо.
— Ты несколько неправильно представляешь желания конунга Вандера, — произнесла Гвендолен сквозь зубы. — Последние пять лет он проводит в набегах, и ему очень важно, чтобы валленское побережье было богатым и процветающим, и он мог там взять достойную добычу.
— А чего хочешь ты сама? — неожиданно вступил в разговор Кэссельранд. — Только не рассказывай мне, что ты Великий Магистр, который борется с врагами своего Ордена.
— У меня похожий счет к Службе Провидения, — Гвендолен отвернулась, глядя в окно. Оказалось, что они проговорили почти до рассвета — небо посерело и словно приподнялось над крышами, готовясь пропускать лучи неяркого круаханского солнца. — Они очень мешают людям любить друг друга.
— Ты, наверно, потеряла разум, бывшая дочь рода Антарей! — резко сказал Кэссельранд ей в спину. — Или мне показалось, или ты говорила о взаимной любви?
— Прошу прощения, — Гвендолен покачала головой, не поворачиваясь. Ее лицо было надежно закрыто упавшими на него волосами, потому что она сейчас не хотела бы видеть своего выражения. — Я неточно выразилась. Они чересчур глубоко сунули нос в мои дела и мешают любить… пусть мне одной. Но слишком сильно.
Через три месяца после описываемых событий из южных ворот Круахана неспешным шагом выехали два всадника. Один, несмотря на сравнительно теплый день, был до глаз закутан в густо-изумрудный плащ. Растрепнная грива темно-рыжих, впопыхах прибранных волос представляла довольно дикое сочетание с цветом плаща, но путник смотрел вокруг с таким презрительным видом, что его как-то не тянуло упрекнуть в пренебрежении к моде. Второй держался чуть сзади и, судя по оружию и внушительной комплекции, являлся телохранителем первого. Оба держались мрачно и буркнули что-то невнятное в ответ на пожелание счастливой дороги, которым их снабдила стража у ворот. Стража была навеселе и поэтому непривычно приветлива — город пятый день гулял по случаю Урожайной недели и милости Службы Провидения, открывшей подвалы с молодым вином.
Гвендолен так и не смогла научиться как следует держаться в седле, и поэтому каждая поездка на лошади превращалась для обоих в своеобразную пытку — лошадь чувствовала на своей спине некое непонятное существо, которое ее пугало и беспокоило, а Гвендолен терпеть не могла, когда под ней что-то беспрестанно шевелится. Ей казалось, что они передвигаются невыносимо медленно, и все время хотелось развернуть крылья и взлететь.
Дагадд был немногим веселее — с одной стороны, он впервые на долгое время расстался с Логаном, бесследно пропадавшим в новых орденских библиотеках, и теперь у него часто на лице возникало выражение человека, потерявшего руку или ногу, о которой раньше не привык задумываться, но без которой жить невозможно. С другой стороны, пребывавшая в мрачном настроении Гвендолен постоянно его шпыняла и не давала наедаться вволю, чтобы телохранитель с таширских островов сохранял впалые щеки и голодный взгляд настоящего воина. Невзирая на вечное голодание, Дагадд все равно представлял изрядную ношу для своего коня, и поэтому их совместное передвижение было не более быстрым, чем у Гвендолен.
Правда, в отличие от Гвен, впавшей в угрюмое и отстраненное безмолвие, Дагадд не мог долго взирать с тоской на окружающий мир. Он ворочался в седле, шумно вздыхал, что-то бормотал, видимо, чтобы привлечь внимание к своей персоне и наконец произнес, не выдержав:
— Слушай, пташка, а тебе совсем не щекотно, куда мы лепимся с утра? Ты даже не потянулась разнюхать.
— Очень плохо слышно, — ледяным тоном отчеканила Гвендолен, слегка обернувшись.
— Ну это… ладно, Луйг меня трепал, теперь ты в ту же канаву… Меня удивляет твое полное безразличие к цели нашего утреннего путешествия…
— Отчего же? Ты сказал, надо поехать на какой-то загородный бал, там будет маркграф Ойсин и эрлесса Ниабель. Будет полезно еще раз поговорить о наших делах.
— Угу, — пробурчал Дагадд, тщетно пытаясь заставить свою лошадь двигаться немного быстрее. — Только мы это… к Гнеллю на обжорку пихаемся. Так что ты стерегись, мало ли кто туда зашвырнется.
Гвендолен стремительно обернулась — ее движение напоминало реакцию фехтовальщика, выхватывающего клинок из ножен, и глаза сверкнули, как сталь. Лицо Дагадда, разрисованное красками особенно тщательно, по случаю появления на широкой публике, из которой никто не должен узнать Магистра стихий, не могло ничего выразить. Но на губах Гвендолен, словно в ответ, медленно проступила неуверенная улыбка.
— Это тебе, дорогой мой, следует собрать всю свою осторожность. Там наверняка будут разносить слишком много еды и напитков.
Они ехали друг за другом по берегу узкой петляющей реки, за поворотом которой угадывалась невысокая изящная башня, наполовину скрытая деревьями. Загородная резиденция главы Изучающей ветви меньше всего напоминала одно из самых опасных мест в Круахане, но скорее всего была именно таким — по крайней мере, для крылатых созданий точно, а также для всех относящих себя к непонятному Ордену, успевшему несколько раз подействовать Службе Провидения на нервы. Однако Гвендолен внезапно перестала воспринимать свою лошадь как бесполезное существо, мысленно упрашивая ее двигаться быстрее. Надежда, возникшая в ее душе, была безумной и потому ударила в голову, как лунный свет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});