и прочие, то ты обязательно расскажешь мне о них и первым делом обратишься за помощью
ко мне, а не к кому-то другому.
– Договорились.
– Ты же в курсе особенностей моей расы? Если тебе станет не хватать тепла, душевности и эмоций с моей стороны, мы будем открыто обсуждать эти проблемы и пытаться совместно решить их, насколько это возможно.
– Как скажешь, – продолжила проявлять чудеса покладистости Таша. Она вообще очень сговорчивая девушка, особенно по четвергам!
– Обещаю всегда быть рядом и никогда ни словом, ни делом никак не предавать тебя.
– Я тоже...
Стейз приподнял пальцем её подбородок, вынуждая заглянуть в его строгое, сосредоточенное лицо:
– Ты не хочешь что-то добавить от себя?
«Я тебя люблю», – могла бы сказать Таша, но к чему так сразу пугать любимого мужчину? Она молча покачала головой, потянулась за поцелуем, а потом выпалила на выдохе, переводя сбившееся дыхание:
– Условия, выдвинутые тобой, необходимы и достаточны, как у хорошо сформулированной теоремы.
– Однако ты умудряешься даже в самые логичные цепочки привносить трудно учитываемые факторы. Почему ты солгала мне про «предварительное знакомство»?
Таша честно постаралась вспомнить свои мотивы, казавшиеся тогда безусловно правильными и единственно возможными, но сделать это под проникновенным взглядом оказалось совершенно невозможно! Всё, что приходило в голову, выглядело нелепыми отговорками и укладывалось в рамки предупреждения психолога о невозможности поступать разумно в шоковом состоянии. Стейз продолжал смотреть в ожидании внятного ответа, и Таша удручённо проворчала:
– Лучше не спрашивай, уж больно объяснения дурацкие выходят! Лучше о себе расскажи: что ты подумал, когда впервые увидел меня перед выпиской из стационара? Ты же совсем мало помнил обо мне? Я тебе вообще понравилась?
– Понравилась??? Я с первого взгляда понял, что в конце концов не миную сумасшествия на почве дикой страсти, если ты сбежишь от меня. Собственно, к тому оно и шло. Тебя так сильно расстроило выгорание моих эмоций?
– Я оказалась к нему не готова, – тихо признала Таша. – Я настраивалась на него разумом, а вот чувства подвели. Ты не помнишь этого, но мы долгие недели могли общаться только с помощью эмоций и больше никак: у тебя тогда не работали абсолютно все органы внешних чувств. Этот односторонний обрыв эмоциональной связи ударил по мне слишком больно. Наверное, мне было бы проще, если бы и я перестала чувствовать тебя и всей душой ощущать отсутствие твоего отклика.
– Общались эмоциями? Такое возможно? И ты по-прежнему ощущаешь мой настрой даже в физическом теле? – поразился Стейз.
– О да, ощущаю, так что тебе тоже не следовало мне лгать, скрывая за ледяной стеной отчуждения пылающую страсть! Знаю, что вас учили так поступать, но если бы я раньше догадалась о твоём истинном отношении ко мне, всё сложилось бы далеко не так драматично!!! Больше никогда не смей закрываться от меня: к отсутствию большинства эмоций я привыкну, но чувствовать в тебе лишь холодную отстранённость слишком тяжело.
Они говорили всю ночь напролёт. Стейз рассматривал зарисовки Таши, иллюстрирующие их совместное прошлое, а она в подробностях рассказывала, при каких обстоятельствах создавалась каждая из картин. Поминутно описывала позабытое им прошлое, не скрывая и своих чувств: и прошлых и нынешних (которые ничем не отличались от прошлых). И хоть она ни разу не сказала прямо о своей самозабвенной привязанности к нему, знаток теории чувств всё понял верно и угрюмо подвёл итоговый вывод:
– Теперь вижу, что предложил тебе неравноценный обмен: обмен страсти на любовь.
– Самый равноценный, – решительно запротестовала Таша. – Всё, что ты можешь дать – взамен на всё, что могу дать я. И ты неправ насчёт любви. Я, к сожалению, плохо слушала твоего психолога, но кое-какие его мудрые слова запали мне в память. Например, что отсутствие эмоциональной привязки вовсе не означает отсутствие любви, которая проявляется во всём том, что мы уговорились дарить друг другу: в заботе, поддержке, безусловном принятии.
– В том, что я не мыслю своей жизни без тебя?
– И в этом тоже, – рассмеялась Таша. После бессонной ночи она ощущала себя лучше, чем когда-либо в последние дни, будто вся усталость исчезла, как тень под полуденным солнцем. Будто за спиной выросли огромные лебединые крылья, готовые без устали нести её на край вселенной. – Кстати, по поводу края вселенной: прогуляемся по пустоте? Ты же теперь веришь, что я тебя в ней не потеряю?
– Я всегда в это верил. Видимо, на подсознательном уровне я никогда не сомневался в неизменной верности и силе твоих чувств, чтобы ты там ни произносила на словах.
Таше вновь стало смешно: как это по-мужски – отыскать благовидный повод пропускать мимо ушей слова женщины! И как вдвойне по-мужски – так ненавязчиво напомнить о своей обиде на её обман! Обман, затеянный исключительно с целью избавить его от чувства вины и облегчить ему жизнь, между прочим. Показательно покаянно вздохнув, она церемонно изрекла:
– Признаю свою оплошность, посыпаю голову пеплом и обещаю никогда впредь ни единым словом тебя не обманывать. Привычные защитные механизмы иногда срабатывают помимо нашей воли, как сказал бы твой психолог. Вообще, отличная наука – психология: позволяет объяснить все глупости очень умными словами. О, стратег, что за лёгкое оживление у тебя в душе проскочило? Ещё немного – и ты вновь научишься улыбаться.
– Возможно. После разговора с тобой я перестал удивляться, что когда-то умел это делать.
– Немедленно прекращай поцелуи или мы страшно опоздаем на начало рабочего дня!
– Я напишу в лабораторном журнале, что мы упорно укрепляли старую связь, жизненно необходимую для опасного эксперимента в подпространстве.
...
Несколько дней спустя
Вид из панорамных окон смотровой площадки открывался несколько неожиданный: кромешная тьма без единой искры. Возникало недоумение, зачем потребовалось делать здесь гигантский стеклянный купол, если для просмотра данной картины можно было бы с таким же успехом просто закрыть глаза? Прикоснувшись к гладкой холодной преграде, Таша подивилась, куда её закинула причудница-судьба. Под ногами простиралась та же беспросветная мгла, будто она уже переместилась в подпространство, а за спиной, с обратной стороны купола площадки, мерцали далёкие-далёкие звёзды, освещающие миры Альянса.
– Твои физики не преувеличивали насчёт «края вселенной». Кажется, будто древние мифы о плоской Земле оправдались, и я стою у обрыва, пытаясь увидеть панцирь черепахи и хоботы слонов. Почему дальше не видно звёзд, Стейз?
– Гипотез несколько. Самая очевидная: неизвестные нам звёзды расположены слишком далеко, чтобы наши