Стюардесса с большим хуем на лбу спросила меня:
— Коньяк, изжолку, мочу, говно, воду?
— Я хочу кольнуться, — сказал я робко.
— Бой, ты дурак, шутишь?! — рассердилась она. — Иди-ка быстро в туалет, подожди.
Я встал, но тут самолет вошел в крутой вираж. Я упал на какого-то вьетнамца, напоминающего желе, и он тут же начал меня обволакивать, урча.
— Ты — ласковый, как груша в моей стране! — воскликнул он.
— Иди в дупло! — крикнул я. — Я — русский!
Он выделял какую-то пахучую вещь, напоминающую клей. Он был страшно похотлив.
— Ты летишь в Америку, муздрильник? — мурлыкал он. Я не мог отпутаться от этого липкого человеческого существа. — Там свобода, там все. Ты монолиз?!
— Да, — агрессивно отвечал я.
И тогда этот гад начал раздражать мои уши своими щупальцами, или чем-то еще, которые выделяли этот самый клей.
— А! — заорал я. — Я не готов! Мне очень-очень-очень приятно!
Самолет опять сделал какой-то идиотский вираж (очевидно пилоты занимались «тю-тю»), и меня тут же отбросило от вьетнамца.
— Бой, ты здесь? — удивленно спросила стюардесса, которую я чуть не сшиб. Она направлялась к японцу с ночным горшком.
— Я вас люблю, человечинка моя! — насмешливо заявил я, дотронувшись до своих мочек.
— Быстро туда, сказала стюардесса шепотом.
Я помчался в туалет и заперся там. Через какое-то время раздался стук. Я отворил, и вошла стюардесса с огромным шприцем.
— Что это? — оторопел я.
— Это «вань-вань»! — гордо произнесла она. — Лучшее вещество, последнее достижение подпольных дельцов. Вводится в спиной мозг. Для тебя бесплатно, но ты должен поцеловать меня в щеку.
— Пожалуйста, — сказал я и поцеловал ее.
Она тут же стал красной, хуй на лбу эректировал и глаза ее наполнились спермой.
— Невозможно… — выдохнула она. — Это — все… Я не знаю… Я не могу просит тебя еще…
— Мы договаривались только на один раз! — рассерженно заявил я, обнажая спину. — Прошу соблюдать правила.
— Ну ладно, ладно… — залепетала она. — Я же просто так…
Я почувствовал ужасную боль, как будто мне разламывали спину на две части, но как только я хотел повернуться и врезать этой заразе, тут же наступило такое бешеное наслаждение, тепло и счастье, что я упал прямо на туалетный пол, не обратив внимание на то, что ударился затылком об унитаз; и провалился в какую-то сладкую вечность, к которой лучше всего подходит простое слово «рай».
3. Винтом!
Я очнулся, когда самолет уже стоял на земле. Кто-то страшно стучал в дверь туалета, где я до сих пор лежал. Мочка моего правого уха была погружена в чье-то дерьмо. Это было немного приятно, но я тут же вскочил, вспомнив японцев. Моя спина страшно болела. Опять раздался ужасающий стук.
— Открой, кто там, или я сорву тебе нос!
Я отворил, передо мной стоял пилот. Увидев меня, он приосанился и произнес.
— Простите меня, сэр. Я думал, это Джонс, сэр. А это вы, сэр. Добро пожаловать в Америку, сэр.
— Где небоскреб? — сонно спросил я.
— Там, сэр, — отвечал пилот.
Я вышел, взял свою небольшую сумку, и вступил на американскую землю. Было жарко; повсюду ездили автобусы, управляемые загорелыми мужчинами. После разных формальностей я оказался в аэропорту. Прямо передо мной был бар, в котором было виски.
Я сел за стол, чувствуя дикую боль в спине. Иван Теберда! Подошел загорелый молодцеватый бармен, улыбнулся мне белозубо и потом зевнул.
— Я хочу выпить чашечку виски, — заявил я.
Он кивнул, налил. И тут я увидел, что справа и слева от меня садятся два парня. Они были американцы; румяные как помидор и в огромных фермерских кепках, на которых почему-то было написано «хуй».
— Эй ты, мужчинка, — сказал один.
— Мальчоночек, малец, пацан, — сказал другой.
— Ты — русский?!
Я отхлебнул виски и прибавил своему лицу решимости.
— Монолиз! — гордо произнес я.
— А не хочешь ли винтом? — спросил один.
— Да, винтом не желаешь?!
Пятьдесят долларов плюс твоя попка, а? Положение становилось критическим. Если бы у меня было два ножа, я бы зарезал их сразу в горла. Я улыбнулся и сказал:
— О'кей, ребятня.
Они обрадовались, стали хлопать меня по спине, отчего я чуть не умер, и повели в туалет.
— Наши туалеты — это не ваши туалеты, — говорил мне один из них по дороге. — Зови меня Абрам.
— Да, ваши туалеты — дерьмо, а наши — отлэ, — восклицал другой. — А меня зови Исак.
И мы вошли в туалет и встали посреди него.
Ну и что? — спросил я.
— Что? — отозвался один.
— Что? — повторил другой.
— Как это? — сказал я.
Тут они рассмеялись и ударили меня по жопе.
— Малец, кажется, еще не пробовал винтом. Он — мальчик! Это ведь удача, Абрам?!
— Точно, Исак!
Они заставили меня встать на колени, а сами встали у моих ушей, справа и слева от меня. Один стоял ко мне передом, а другой задом. И тут они вдруг, как по команде, сняли свои штаны и трусы, и обнажили огромные члены. Абрам крикнул «хоп!», и они начали трахать мои мочки ушей с двух сторон. Вжик-вжик-вжик-вжик…
Иван Теберда! Что за наслаждение?… Что за чудо, прелесть, стыд, предел! Теперь я знаю, что такое извращаться! Теперь я понял, как прав был мой сука отцемать. Еще! Еще! Еще!
И тут, в самый момент моего оргазма, когда вся голова моя словно расширилась до размеров Вселенной, раздался свисток.
— Полиция! — испуганно заорали Абрам и Исак, застегивая штаны. Прощай, парень, мы найдем тебя! Твоя попка за нами.
С этими словами они тут же влезли в какое-то окно и умчались. Я остался на коленях, как раз испытывая пик своего удовольствия.
— А, русский, — сказал загорелый полицейский. — И сразу же начал!.. Ай-яй-яй! Турист!.. В каталажку его. К разному сброду. Он не должен общаться с настоящими мужчинами! Жаль, не успели поймать этих подонков!
На меня надели наручники и куда-то потащили меня. Я подумал, что вряд ли теперь увижу небоскреб. И все-таки мое настроение было прекрасным. Винтом!
4. Не вынимая изо рта
— Ты должен, паскуда, соблюдать правила этой камеры! — заявил восьмияйцовый человек, вставший надо мной. — Я здесь главный! Когда я какаю, мое дерьмо делится на двадцать восемь частей и поедается всеми! Понятно??
— Пошел ты в дупло, отброс чешский! — сказал я поднимаясь. — Жри у себя сам!
— Ах ты… — начал чех разгневанный моей наглостью, но тут я вцепился зубами ему в елдык. Он завопил, начал бить меня руками, ногами, дергаться, но я не отпускал. Он взял какую-то острую ложку и занес надо мной, и тогда я окончательно разозлился. Я сильно сжал челюсти и откусил елдык. Чех упал на пол камеры и отключился. Я выплюнул елдык и громко сказал, что бы всем было слышно: