прохождения чистки Федору Петровичу так и не выдали аттестационного удостоверения. В соответствии с графиком, этой осенью его должны были назначить на новую должность и повысить в воинском звании.
И когда его вызвали в управление, где пригрозили страшно сказать чем, он на глазах политсостава схватился за сердце.
В санчасти ему выдали валидол под язык.
Отпор врагу
Приближался новый, 1938 год. Ударникам «Большевистского слова» начали выдавать пригласительные билеты на Кремлевскую елку. Ляле пока что не выдали, хотя 23 декабря Бюро Фрунзенского РК ВКП(б) вторично рассмотрело ее дело, и, как и на первом рассмотрении, она была полностью реабилитирована.
Из-за пригласительного билета — дадут не дадут? — Ляля вытрепала мужу последние нервы. Если б знала, чего ему стоило собрать по крупицам аргументы для контрудара, не приставала бы с билетами на елку.
Таблетка под языком, нервы в кулаке.
Наступление начинается!
«В парторганизацию управления воинской части 6136 города Пушкина:
Теперь, когда я ознакомился с документом, который сочинил Жигалов в Политуправление ЛВО, для меня ясно стало, что он не только перестраховщик, который готов исключить из партии человека «на всякий случай», но еще и клеветник, который, согласно постановлению январского Пленума ЦК ВКП(б), подлежит к привлечению к партийной ответственности.
С целью дискредитировать меня как члена партии, Жигалов не постеснялся напустить пасквильного тумана на дело моей жены. Сей „документ“ не содержит ни одной ссылки на действительные документы, кроме ссылки на некоего Рамо, который к 19 сентября 1937 года вовсе не являлся комсомольцем и который, вопреки утверждению Жигалова, вовсе не выступал „одним из главных свидетелей на процессе в Красногвардейском р-не над врагами народа“. В этом нетрудно убедиться всякому, кто посмотрит материалы процесса (см. Ленингр. „Правду“ от 28 и 30 августа и 1 и 2 сентября 1937 гг.). „Один из главных“ среди свидетелей даже не упомянут.
Такой подход к составлению ответственного партийного документа со стороны Жигалова не случаен. Он журналист, человек грамотный. Однако, желая во что бы то ни стало опорочить человека и при этом не имея ни документов, ни свидетелей, ни фактов, он пользуется слухами, догадками, высасывает из пальца ложные подозрения.
Ограничусь парой примеров:
А) Басни о Советском посольстве в Китае. Якобы моя жена знала, что оно кишело японскими шпионами и якобы догадывалась, что ее двоюродный брат — японский шпион, и не сообщала в парторганизацию «Смены». Наглая бездоказательная ложь. Потому Жигалов и не решился включить ее в решение парткома, приведенное в данном документе.
Б) «Э. Канторович работала в РК ВЛКСМ Красногвардейского района Ленинградской области и была в тесной дружбе с разоблаченным ныне и приговоренным к расстрелу врагом народа Васильевым». Жигалов мог бы установить правду. Есть и свидетели, и документы. Правда же состоит в том, что в связи с моим переводом по службе Э. Канторович с 1933 года не жила и не работала в Красногвардейске. Зная это, Жигалов не стесняется писать в ПУЛВО, что моя жена проглядела подрывную вражескую работу Васильева и других. Кого других?!
Как журналисту и секретарю парткома к 19 сентября 1937 г. Жигалову был отлично известен приговор выездной сессии Спецколлегии Лен. Обл. суда (см. ленинградскую «Правду» от 2 сентября и «Смену» по делу антисоветской вредительской группы Васильева), где сказано: «Спецколлегия установила, что во второй половине 1934 года в Красногвардейском районе организовалась контрреволюционная группа правых, возглавляемая бывшим секретарем РК ВКП/б/ Васильевым». Каким образом об этом могла знать моя жена в 1933 году? И о какой „тесной дружбе“ между 18-летней женщиной, которая только вышла замуж, и стариком Васильевым сообщает Жигалов? Где факты, где доказательства этой „тесной дружбы“?
В) Удар по ПУЛВО.
«Жигалов использовал все средства для дискредитации меня в глазах партийного и политического руководства ПУЛВО. К сожалению, и не к чести тех, кто занимался моим делом в ПУЛВО, секретная бумажка Жигалова возымела действие».
Заключение:
«Основываясь на решениях январского Пленума ЦК ВКП(б), я считаю вправе требовать и думаю, что парторганизация мне в этом поможет:
1) Полной реабилитации меня как коммуниста; 2) Привлечения члена партии газеты „Смена“ Жигалова к партийной ответственности за сознательную дискредитацию меня как коммуниста; 3) Назначения меня на соответствующую должность и присвоения законно положенного воинского звания».
Лишние люди
Столько слов — и никакого кино. Как ни протирай экран, не видны ни военная база в городе Пушкине, ни жилище Федора Петровича.
Скажем так: он на службе — и не у дел.
Волынка.
Политинформации проходят без огонька. Тоскливо, как у нерадивой Поляковой из Лялиного очерка. И все это на фоне войны в Испании, фашизма в Германии, когда враги изнутри и снаружи…
«Ляля! Сегодня получил от тебя 2 письма и телеграмму. Все твои письма я пока получаю аккуратно и по номерам. Ты совсем зря нервничаешь. Иногда действительно некогда написать, тем более что живу по-походному. Перемен в моей обстановке нет — служебной, политической, хозяйственной. Начинаю узнавать и отличать своих людей от не своих».