Читать интересную книгу Послание к Римлянам - Джон Стотт

Во–вторых, Павел говорит, что христиане Македонии и Ахаии «с радостью жертвовали» для иерусалимских бедняков. Слово koinonla, переводимое «вклад, вложение»[738], означает «общая доля», включаемая во что–либо, в данном случае в сумму пожертвований, хранившуюся у Павла. Повторенное им дважды (также в стихе 27) сообщение о том, что греческие христиане «с радостью жертвовали», это, разумеется, эвфемизм, причем, вполне простительный. Они в самом деле подавали охотно, но только потому, что Павел принуждал их к этому.

Для чего же потребовалось Павлу придумывать эту историю о добровольном и радостном жертвовании, об этом koinonial Очевидно, что он придавал этому делу огромное значение, судя по тому, какое непропорционально большое место он уделял ему в своих Посланиях (Рим. 15:25 и дал.; 1 Кор. 16:1 и дал.; и особенно 2 Кор. 8–9). Об этом свидетельствует и то горячее усердие, с которым он отстаивал необходимость пожертвований, а также его поразительная решимость добавить еще 2000 миль к своему пути для того, чтобы доставить эти подаяния лично. Вместо того чтобы плыть на запад от Коринфа, в Рим и затем в Испанию, Павел решает сначала отправиться в противоположном направлении — в Рим через Иерусалим!

Жертвенность (как выражение солидарности Божьего народа во Христе) не ограничивалась ни географическими (от Греции до Иудеи), ни социальными (от богатых — бедным), ни даже этническими рамками (от язычников иудеям), но она имела прежде всего религиозное значение (от свободных радикально настроенных верующих — к традиционно консервативным, то есть от сильных — слабым) и особенно теологическое (от получателей благодеяний — благодетелям). Другими словами, так называемый «дар» на самом деле был «долгом»: Они с радостью поступали так [то есть жертвовали], и в самом деле, они в долгу у них. Ибо, если язычники разделили с иудеями их духовные благословения, то должны разделить и материальные (27) [739].

Смысл этого «долга» Павел уже разъяснял в главе 11. Хотя «спасение язычникам» пришло только через «падение» Израиля (11:11), язычники должны остерегаться, чтобы не впасть в бахвальство и высокомерие (11:18–20). Им скорее следует помнить, какие огромные благословения они унаследовали от евреев, хотя и не имели к ним никакого отношения. Сами по себе язычники — это дикий побег на оливе. Но, будучи привиты к древнему Божьему оливковому дереву, стали «общником корня и сока» его (11:17). Поэтому самым верным было бы признание уверовавшими язычниками своего долга иудеям.

Когда мы, бывшие язычники, размышляем о великом благословении спасения, мы ощущаем себя великими должниками перед иудеями и никогда не перестанем быть ими. В этих пожертвованиях языческих церквей Павел видит слабое, символическое, выраженное в материальной форме признание их долгового обязательства.

3. Он планирует посетить Испанию (28–29)

Теперь, прояснив положение дел с пожертвованиями, предназначенными для Иерусалима, Павел обращается мыслями к предстоящему длительному походу на запад, в Испанию, через Рим. Исполнив это и верно доставив им сей плод усердия [буквально «скрепив печатью этот плод для них» — выражение единства, означающее, по–видимому, «официально передав» пожертвования, ИБ], я отправлюсь чрез ваши места в Испанию… (28).

Примерно за два года до этого Павел говорил коринфянам, что, в соответствии со своей миссионерской политикой, он собирался «проповедовать Евангелие» «далее» их территории (2 Кор. 10:16). Скорее всего, уже тогда он держал Испанию в поле зрения. Из Ветхого Завета нам известно, что за несколько столетий до рождения Христа финикийские мореходы из Тира и Сидона имели торговые связи с Испанией, а их корабли назывались «Фарсисскими», видимо, потому, что совершали торговые рейсы в Фарсис (ср.: 3 Цар. 10:22). Финикийцы также основывали там колонии. Ко времени императора Августа «весь Иберийский полуостров был покорен римлянами и преобразован… в три провинции…» [740] со множеством процветающих римских колоний. Может быть, Павел устремлял взгляд и дальше, за пределы Испании к границам империи, в Галицию и Германию, и даже до Британии?

Нам неизвестно, дошел ли Павел до Испании. Ближайшее к нам свидетельство — это высказывание Климента Римского в его первом письме к коринфянам (обычно датируемом 96 — 97 годами н. э.), где говорилось о «великой славе» Павла как глашатая Евангелия: «Всему миру он преподал урок праведности, когда, достигнув границ Запада, свидетельствовал об этом его правителям» (1 Климент 5:7). Согласно общепринятому мнению, именно в это время Павел был освобожден из римской тюрьмы (о пребывании в которой сообщают Деяния Апостолов) и возобновил свои миссионерские походы, включая и визит в Испанию, после чего вновь был арестован, заключен в тюрьму и в конце концов обезглавлен императором Нероном. Мысленно готовясь к посещению Рима, он исполнен уверенности: И уверен, что, когда приду к вам, то приду с полным благословением благовествования Христова (29). И здесь нет и тени высокомерия: уверенность Павла не в себе самом, но в Христе. Об этом полном отсутствии самоуверенности свидетельствует его просьба к ним молиться за него. Он ощущает свою человеческую слабость и уязвимость, но он также знает благословение Христа.

4. Он просит молиться за успех своей миссии (30–32)

Между тем умоляю вас, братья, Господом нашим Иисусом Христом илюбовъюДуха, подвизаться со мною в молитвах за меня к Богу (30). В начале Послания Павел уверял римских христиан, что он постоянно молится за них (1:9 и дал.), поэтому вполне резонно с его стороны просить их о том же. Ведь он и они — братья в Божьей семье. Он может обращаться к ним Господом нашим Иисусом Христом [нашим общим Господом], и любовью Духа (потому что наша любовь друг к другу — это плод Святого Духа) (Гал. 5:22).

Далее он говорит о молитве как о «борьбе» [741]. Читатели, знакомые с Ветхим Заветом, знают эпизод, когда Иаков «боролся с Богом» (Быт. 32:24 и дал.). Но в данном случае это совсем другая борьба, это борьба не с Богом. Скорее всего, Павел имеет здесь в виду необходимость нашей борьбы с княжествами и силами тьмы (Еф. 6:12). Однако Апостол не уточняет, с кем мы должны бороться. Возможно, он просто представляет молитву как действие, требующее большого напряжения, фактически, как борьбу с самими собой, в ходе которой мы стремимся подчинить себя Божьей воле (ср.: Кол. 2:1 и дал.; 4:12).

Тогда для чего же Павлу нужны их молитвы? А это имеет отношение к его поездкам в Иерусалим и Рим. Говоря об Иерусалиме, он называет два момента, когда ему может понадобиться их молитвенная поддержка, и они касаются верующих и неверующих соответственно. Во–первых, оппозиция неверующих: чтобы избавиться мне от неверующих в Иудее… (31а). Он знает, что у него много врагов среди неверующих иудеев, которые обязательно будут искать пути повредить ему и даже уничтожить его. Он сознает, что ему, его жизни угрожает опасность. Спустя некоторое время на пути в Иерусалим он скажет: «Я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса» (Деян. 21:13). Однакоон просит римлян присоединиться к его молитве о защите и избавлении от врагов.

Второе, что тревожит Павла в его иерусалимской поездке, — это верующая иудейско–христианская община: …чтобы служение мое для Иерусалима было благоприятно святым… (316). Он понимает, как трудно, возможно, будет им принять пожертвования, но не в том смысле, в каком это бывает трудно сделать всем нам, когда мы, получая от кого–то дар, не желаем чувствовать себя его должниками. Нет, здесь речь идет о гораздо более специфических вещах. Принимая этот дар от него, иудейские лидеры–христиане как бы одобряли благовестие Павла и его неуважение к иудейскому закону и традициям. С другой стороны, отказ от него привел бы к необратимому разрыву между иудейскими христианами и христианами из язычников. Поэтому Павел страстно желает, чтобы иудейско–языческое единство в Теле Христа укрепилось в результате согласия иудеев–христиан принять этот реальный символ их единства. Поэтому он просит римлян молиться как за принятие иудеями дара пожертвований от языческих христиан, так и за то, чтобы неверующие не смогли помешать ни вручению, ни принятию его.

Павел также просит молиться за свой поход в Рим, так как видит тесную связь между этими двумя своими поездками. Ведь от успеха его Иерусалимской миссии зависит успех его вояжа в Рим. Он просит римлян молиться о защите от врагов и о принятии дара в Иерусалиме не потому, что эти вещи важны сами по себе, но, говорит он, …дабы мне в радости, если Богу угодно, придти к вам и успокоиться с вами (32). Какой бы прием ни был оказан ему в Иерусалиме, он надеется, что после всего он возрадуется и успокоится в кругу своих друзей и братьев в Риме. На этот раз он ничего не говорит о своем дальнейшем походе в Испанию.