— Что случилось с тобой в храме? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал не слишком заинтересованно.
Эгид посмотрел на нее рассеянным взглядом человека, углубившегося в воспоминания. Джулия с удовлетворением ощутила, что его руки уже не так сильно сжимают ее запястья. Еще немного болтовни, и может быть…
— Расскажи мне, — настаивала она. — Они говорили с тобой? Эгид, там действительно все было вверх ногами или мне только показалось?
— Чушь! — фыркнул он.
Джулия задохнулась от возмущения. У нее появился еще один повод расквитаться с ним, но любопытство все-таки пересилило. Она очень осторожно попробовала на прочность его хватку и повторила:
— Пожалуйста, расскажи мне, что с тобой происходило. Ты видел свет и облачные кольца?
— Да, я видел свет. — Эгид нахмурился, недоверчиво глядя на нее. — Но облачные кольца? Должно быть, у тебя что-то не в порядке с головой. Там был высокий алтарь у стены и фигуры… парившие в воздухе. Что они тебе сказали?
Джулия закусила губу и задумалась. Они? Значит, там действительно было несколько голосов? Она балансировала на краю, готовая вспомнить, кому принадлежал тот знакомый голос, но знание ускользало, как только она прикасалась к нему. Что они ей говорили? Насчет какой-то игры, теперь почти законченной. Потом они заверили Джулию, что она получит свой шанс… но какой шанс и когда? Еще они сказали, что чувства могут обмануть ее.
— Не важно, — вслух ответила Джулия. — Но х'вани меня больше не волнуют — во всяком случае не сейчас.
Она мысленно улыбнулась: в конце концов, это было недалеко от истины. Ей показалось, что она поняла, в чем заключается ее шанс. Эгид заметно ослабил свою хватку. Через минуту-другую она освободится, убежит в лес и найдет укрытие, откуда можно будет взять его на прицел дуннарского оружия. А потом… что ж, может быть, ей и не понадобится убивать его. Одной угрозы будет достаточно. Если ей повезет, она даже доберется до города, прежде чем Джейр устанет ждать и попытается выйти в космос. До сумерек оставалось еще несколько часов.
Эгид смерил ее странным взглядом.
— Ты лжешь, — сказал он. — Но может быть… ты ведь знаешь легенду, не так ли? В ней есть доля истины?
— Ты имеешь в виду, что Древние дают человеку дурной совет, если не одобряют его намерений? Не знаю… — Джулия выдержала его взгляд со спокойной решимостью. — А ты сам веришь этому?
В голубых глазах Эгида заплясали веселые огоньки, как будто он был готов рассмеяться.
— Нет, не верю. Что бы они тебе ли сказали, теперь я знаю, как победить в войне с империей.
— В таком случае, они солгали одному из нас, — холодно ответила Джулия. — Потому что я тоже кое-что знаю.
Эгид откинул голову и от души рассмеялся. Уверенный, торжествующий звук его смеха звенел в лесу, заглушив пение лягушек. Он уже почти не удерживал ее. Джулия быстро окинула взглядом местность в поисках ближайшего укрытия, стиснула зубы и рванулась в сторону. В следующее мгновение она поняла, что поспешила. Липкий, тошнотворный ужас охватил ее, когда Эгид молниеносно выбросил длинную руку и вцепился ей в плечо жесткими пальцами.
Инерция ее движения развернула их обоих, и Джулии на долю секунды показалось, что она еще успеет убежать. Но затем он крепко обхватил ее за плечи и притянул к себе с такой силой, что Джулию едва не расплющило о твердую броню на его груди. На этот раз в его объятиях не было и намека на нежность.
— Значит, ты получила неверный совет, — поучительным тоном произнес Эгид, как если бы ничего не случилось. Лишь его учащенное дыхание говорило о недавней схватке. — Древние обрекли вас на поражение.
— Почему ты так уверен в этом? — напряженно спросила Джулия.
Встретившись с нею взглядом, Эгид помрачнел. Он не был уверен. Никто из них не мог быть окончательно уверен, пока не наступит развязка последней кровавой битвы. На какое-то время в лесу наступила тишина. Листья тихо шелестели под моросящим дождем, издалека снова послышалось мелодичное кваканье лягушек, перемежавшееся со вздохами ветра. В воздухе ощущалось какое-то волшебство. Возможно, исчезнувший замок по-прежнему вздымал свои невидимые стены совсем рядом и боги наблюдали за ними с бесстрастным терпением, ожидая, когда неудачливый проситель сделает первый шаг к своей гибели.
Внезапно каждый из них ощутил благодарность за живое человеческое тепло. На мгновение они перестали быть смертельными врагами, и что-то в их объятии неуловимо изменилось, вернув полузабытое ощущение близости, испытанное на Сайрилле. Оба помнили, что лишь один мог покинуть этот лес живым, но сейчас их затопили другие воспоминания, вычеркнувшие и лес, и дождь, и даже невидимое присутствие Древних.
Некоторое время оба молчали. Они смотрели друг на друга, вспоминая прошлое. Объятия Эгида не были удушающими, и Джулия не пыталась вырваться.
— Джулия, — тихо сказал он. — Ты помнишь нас на Сайрилле?
Она молча покачала головой; ей не хотелось разрушать это настроение словами. Слова могли заставить их забыть о чувствах и возродить прежнюю ненависть друг к другу. Но Эгид, казалось, не замечал этого.
— Я знал, кто ты такая, — продолжал он. — И я собирался убить тебя. Ты догадалась?
Она кивнула, внимательно следя за его лицом.
— Но больше никто не знал, даже Джейр. Никто не знает об этом, кроме нас с тобой.
Джулия смотрела на него. Она понимала, что Эгид говорит правду, но, если она примет эту правду, ей придется изменить свое мнение о многих идеях и принципах, усвоенных с раннего детства. Так много заключалось в его простых словах — но сейчас у нее не было времени для размышлений. Эгид собирался поцеловать ее…
Это был долгий поцелуй — первый после Сайрилла и, возможно, последний. Пока он длился, Джулия утратила всякое представление о реальности. Она совершенно расслабилась; пропал даже подсознательный страх, внушавший недоверие к его словам и поступкам.
Серьезное лицо Эгида, обращенное к ней, выражало необычную нежность и смирение. Внезапно Джулия поняла, в какую ловушку она попала. Эгид решил сдаться, причем бесповоротно. Начиная с этого момента она знала, что может склонить его к любой цели по своему выбору, даже к компромиссу с Лайоне. Даже к миру между воюющими расами, если бы она захотела этого.
Страх с новой силой охватил Джулию. Неуправляемые эмоции, владевшие ею, были опасным наркотиком, гораздо сильнее вина — самая страшная вещь, которая может случиться с амазонкой. Если она откроется ему, то тоже окажется в его власти, а больше всего Джулию страшила собственная капитуляция. Эмоции искажали восприятие реальности, притупляли остроту мысли, растворяли в себе все ценности, составлявшие основу ее жизни. Все становилось таким же насквозь фальшивым, как иллюзии на Сайрилле; фальшивым, непреодолимо притягательным и смертельно опасным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});