я. Никто не платит, чтобы поддерживать настоящего меня.
Раньше я процветал за счет ненависти. Раньше я ее жаждал, но теперь все это тяжелым бременем легло мне на плечи. И на этот раз не только меня и мое имя валяют в грязи.
В памяти всплывают предупреждения Райана.
«Я не хочу, чтобы Ви замарала твоя репутация». «Сестре не выдержать того внимания, которое получаешь ты».
Он прав. Почему я так с ней поступаю?
У меня нет выхода, но у нее должен быть выход.
Никто никогда не полюбит меня таким, какой я есть, и на данный момент я с таким же успехом могу стать человеком, которого им нравится ненавидеть.
42. Стиви
У меня душа болит за Зандерса. Так тяжело читать то, что говорят о нем люди. То, что он знаменитый спортсмен, не значит, что он не человек. Это не значит, что ему не может быть больно.
Весь день интернет критиковал его и подкреплял его самый большой страх – что его поклонники не полюбят его, как только узнают, что он – больше, чем печально известный нарушитель спокойствия.
К счастью, сейчас, я думаю, он понимает, что это неправда.
В то время как комментарии в адрес Зандерса оскорбляют его как спортсмена, комментарии, направленные в мой адрес, отвратительно жестоки, но касаются исключительно моего тела.
Эти люди меня не знают. Они даже не знают, как я выгляжу. Они видели только мою фигуру, скрытую под пальто, но поскольку мой парень хорошо известен, они думают, что могут стыдить меня за мое тело, за то, что оно не такое, как у женщин, с которыми они привыкли видеть его раньше.
Не стану лгать, это больно.
Это те слова, которые я говорила себе годами. То, что моя пассивно-агрессивная мать и недалекие друзья думали, но никогда не высказывали вслух. Но когда десятки тысяч незнакомых людей усиливают негативные мысли, которые ты с таким трудом пыталась выбросить из головы, эти слова становятся цементом, проникающим в каждую щель, оседающим внутри и влияющим на каждую мысль.
У меня знаменитый брат, и я годами пряталась от направленного на него интереса, потому что знала, что не справлюсь с таким вниманием. Но оно нашло меня, и, как бы ни были обидны комментарии, за последние полгода я достаточно выросла, чтобы в определенной степени отгородиться от них. Боль другим причиняют в основном обиженные люди, и многое из того, что они говорят, на самом деле не обо мне.
Не поймите меня неправильно, эти слова весь день эхом отдавались в моей голове, но на данный момент я ничего не могу сделать, кроме как попытаться двигаться вперед.
– Есть успехи? – спрашивает Райан с дивана напротив меня. Его ноутбук открыт, пальцы печатают и прокручивают текст.
– Здесь ничего нет. – Я прищуриваюсь на экран своего компьютера. – Есть компании, базирующиеся в Бостоне и Сиэтле, но это все, что касается полетов.
– Ну, об этом не может быть и речи. Ты не уедешь из Чикаго.
Мы продолжаем искать в интернете местные объявления о работе. Сегодня утром я ушла от Зандерса, потому что хотела посоветоваться с братом. Мне нужен был его совет как человека, привыкшего быть в центре внимания, чтобы понять, что делать дальше, и как только я вернулась домой, мы с Райаном совместно пришли к выводу, что мне пора начинать искать новую работу.
Даже если пока никто не знает, что я – девушка с фотографии, это только вопрос времени, когда мое имя будет обнародовано. Это может произойти не сегодня, и причиной может стать не вчерашний снимок, но в конце концов это всплывет. Мы с Зандерсом не можем быть тайно вместе всю его карьеру.
Вернувшись домой, я отключила телефон, зная, что больше не выдержу чтения неприятных комментариев в интернете. Те, что обо мне, ужасно злые, но те, что о Зандерсе, ранят еще сильнее, а читать гадкие слова о любимом человеке – это особая форма пытки, которую я не хочу снова испытывать. Меня расстраивала его репутация, и за последние несколько недель ситуация становилась все более удручающей. Но сегодня утром все встало на свои места, и я не могла не выплеснуть свои эмоции из-за того, что мне стало за него безмерно грустно.
Зандерс – крепкий орешек. Его так просто не проймешь, и он занимается этим годами. Но для меня все это в новинку, и я не уверена, сколько еще смогу выносить то, что люди не видят, какое огромное сердце у этого человека.
Я ничего так не хочу, как того, чтобы он открылся миру и рассказал правду. Если им не нравится, что в нем есть нечто большее, чем они предполагали, и если они не хотят болеть за него, потому что болеть против него веселее… что ж, это говорит о них больше, чем о Зандерсе.
– Как думаешь, может, тебе вообще уйти из авиационной отрасли и заняться чем-то другим? – выглядывает из-за экрана своего ноутбука Райан.
– Я думала об этом, но я не знаю, чем еще могу заняться. На самом деле я не хочу работать с девяти до пяти, потому что тогда я смогу быть в приюте только по выходным. Вот что мне нравится в полетах. Я могу отсутствовать несколько дней или недель подряд.
– Твоя коллега с тобой связывалась? Та, которая главная.
– Не знаю. Я выключила телефон, как только вернулась домой.
– Тогда, возможно, все в порядке. У вас есть немного времени, чтобы с этим разобраться. Если команда продолжит побеждать, до конца сезона осталась всего пара недель. Возможно, до лета с тобой все будет в порядке, а даже если и нет, ты знаешь, я помогу со всем, что тебе понадобится.
– Они продолжат побеждать, – заверяю я его.
Мои слова предназначены больше для меня самой, чем для Райана. Многие из сегодняшних моих опасений были связаны с тем, как эти отвратительные комментарии повлияют на Зандерса в последнюю пару недель самого важного сезона в его карьере. Он так близок к финалу. Так близок к подписанию нового контракта. Я не хочу, чтобы он сомневался в себе, когда он так здорово играет.
И даже если ему придется продолжать выступать до конца сезона, пока «Чикаго» не предложит ему новый контракт, мы просто разберемся с этим. Мы так близки к победе.
– Может быть, я смогу найти тебе работу в моей команде?
– Ни в коем случае.
Прежде чем Райан успевает возразить, наше внимание привлекает стук в дверь. Мы смотрим в сторону прихожей и обмениваемся вопросительными взглядами.
– Я открою.
– Ви, прежде чем открыть, посмотри в глазок.
В голосе Райана слышится беспокойство. После всего, что произошло прошлой ночью и этим утром, он стал осторожнее, чем обычно. Но наша квартира безопасна настолько, насколько