Я знаю, Вам бы удалось отнять ее у меня, если бы Вы постарались. То, что Вы никогда не пытались сделать это всерьез, оставляет меня благодарным. Ибо Георгине я обязан таким счастьем, каким только может одарить мужчину женщина, и лучшим временем моей жизни. И за сына, которого Вы оставили мне, сами того не ведая, я тоже должен Вас благодарить.
Я хотел бы вверить Вам Георгину на время после моей смерти, она будет нуждаться в ком-то рядом с собой. И в случае, если вы оба оживите старую связь, которая когда-то была между вами до того, как судьба разлучила вас, до того, как я встал между вами, то я благословляю вас на это.
Я полагаю, с Вами моя жена будет в надежных руках. Для меня это самое важное.
С глубоким уважением
Пол Бигелоу.– Он все знал, – прошептала Георгина, и слезы полились у нее ручьем. – Он все это время все знал.
Руки ее дрожали; Рахарио взял ее ладонь сухими узловатыми пальцами и крепко сжал. Давая ей опору, пока она снова не обрела дыхание.
– Спасибо, что ты принес мне это письмо.
Он откашлялся и снова положил свою руку поверх другой на рукоять трости.
– Как дела у твоих детей? – тихо спросил он после паузы.
Она достала платок из-за манжеты рукава.
– Джо еще живет у меня. У нее хотя и много поклонников, но того, кто ей нужен, среди них, видимо, пока нет. Она учительница и очень счастлива этим. Дэвид возглавляет фирму. Дела идут хорошо, и он подумывает открыть филиал в Гонконге.
Она взглянула на Рахарио с легкой улыбкой, вытирая при этом нос:
– Я уже дважды бабушка. У меня внук и внучка. Гордон и Мабель. А у тебя?
На его лице сверкнула улыбка:
– Мой младший сын Кишор недавно стал отцом своего первенца. У меня тринадцать внуков и внучек. Дома остается только моя младшая дочь Индира. Ей шестнадцать, и она еще очень привязана к дому. Особенно после того, как… – Тень омрачила его лицо: – Моя жена умерла три года назад.
– Мне очень жаль, – сочувственно произнесла Георгина и погладила его локоть.
Он кивнул и крепче стиснул трость.
– Я очень сожалею, что никогда не мог любить ее так, как ей хотелось того. Как она того заслуживала прежде всего. Она была мне хорошей женой и еще лучшей матерью детям. Я могу лишь надеяться, что у нее все равно была хорошая жизнь, несмотря ни на что.
Несколько сердцебиений Георгина боролась с собой.
– Есть ли у тебя… какие-то известия от Ли Мей? Или, может быть, от Дункана?
Он отрицательно покачал головой:
– А у тебя?
– Нет, – еле слышно сказала она. – Я надеюсь, когда-нибудь он простит меня.
– Конечно, простит. Ведь ты его мать.
Печальная улыбка пробежала по ее лицу.
– Каким-то образом я всегда знала, что однажды потеряю его в море. Как и тебя. Потому что он дитя моря. Как и ты. Который сбросил свою тюленью шкуру, чтобы некоторое время побыть ее сыном, а потом снова натянул ее на себя, чтобы уплыть в океан.
Рахарио кивнул.
– Я берег Ли Мей больше, чем других моих детей, потому что со дня ее рождения жил в страхе, что рано ее потеряю. Как потерял ее мать.
– Мне очень жаль, что ты так и не смог познакомиться с Дунканом, – прошептала она.
Рот его болезненно скривился.
– Мне тоже. Тем более что это была моя вина.
Он подался вперед и положил подбородок на свои руки поверх набалдашника трости.
– В ту ночь ты приняла верное решение. Бигелоу заслуживал тебя больше, чем я. Гораздо больше. Всеми средствами он боролся за то, чтобы завоевать тебя. Чтобы удержать. Тогда как я…
Его глаза, устремленные на синеву придела, сузились.
– Вернусь к тому дню, когда ты вышла замуж за Бигелоу. Вы как раз праздновали свадьбу в саду. А я… Я не был в достаточной степени мужчиной, чтобы пойти к вам и сказать, что это моя жена. Данная мне в море по старинному обычаю оранг-лаут. Я должен был бы взять тебя за руку и увести. Должен был уплыть с тобой на моем корабле. Но я был слишком горд. Я просто сбежал. Предпочел зализывать раны и лелеять ненависть. Это самый большой укор, который я могу предъявить себе, когда оглядываюсь на свою жизнь.
В глазах у него заблестело.
– Я должен был бы чувствовать себя виноватым, что не воспрепятствовал побегу Ли Мей. Хотя я догадывался, что она замышляет. Может быть, на этот раз я был слишком мягким, слишком покорным. Я просто хотел, чтобы она была счастлива. Как бы ни было это предосудительно в глазах людей. Меня печалило, что я не смог с ней проститься. Но я знал, что тогда бы она не набралась мужества. Единственное, что я мог для нее сделать, – это не класть камни на ее пути. И поэтому я сам вскоре после того ушел в море. В надежде, что в мое отсутствие она сделает то, что сочтет для себя правильным.
Георгина молча обдумывала его слова.
– Иногда… – тихо начала она и сглотнула. – Иногда я думаю, что Семпака все же была права. Что я приношу несчастья себе и другим.
– Нет, я так не думаю. – Рахарио выпрямился. – Но я все-таки выучился верить в судьбу.
– Да? – Она посмотрела на него с улыбкой.
Его пальцы поглаживали набалдашник.
– Когда я сравниваю твою и мою жизнь… Да, тогда я верю в судьбу. Когда я думаю о Ли Мей и Дункане. Они оба как Сингапур. Оранг-путих. Оранг-лаут. Малаец. Китаянка. Ли Мей к тому же росла в доме, который был преимущественно индийским. Они связаны теснее, чем следовало бы. Чем позволительно. И все же они не могли иначе, из глубины сердца и со всей их страстью. Как будто в них исполнилась не только твоя и моя судьба, но и судьба острова.
– Только бы у них все было хорошо, – в поисках помощи Георгина устремила взгляд к алтарю. – Только бы они там, вдали, справились.
– Конечно же, справятся. – Тон его был удивленным и в той же степени возмущенным. – Они как-никак наполовину оранг-лаут!
Он откинулся назад и что-то выудил из кармана сюртука.
Георгина увидела браслет из темного золота, который он протянул ей, и посмотрела на него вопросительно.
– Этот браслет был при мне, когда я вернулся. В день твоей свадьбы. Это свадебный браслет оранг-лаут.
Она отодвинулась от него.
– Нет, я еще не могу…
– Я не это имел в виду! – нетерпеливо перебил он, гневно сверкнув глазами. – Я принес его потому, что он всегда был только твоим. Я никогда не отдавал его ни моей жене, ни матери Ли Мей. Он всегда предназначался лишь для тебя.
Горло Георгины сжалось, когда она взяла в руки тяжелый браслет, повернула его в пальцах и любовно погладила волнистые линии и очертания рыб.
И посмотрела на Рахарио.
Пиратский мальчик, которого она обнаружила в павильоне раненым и выходила его, когда ей было десять лет. Ее возлюбленный, с которым она потеряла свое детское сердце и который еще не раз сокрушал ее сердце в течение жизни. Юный человек моря, который был ее первой любовью и с которым она сочеталась браком на море. Брак, который был скоротечным, как вода в пригоршне, и все-таки вечным, как океан.