Читать интересную книгу История русской культуры. XIX век - Наталья Яковкина

Толстой раскрывает несостоятельность эгоистического существования, которое влечет равнодушие и жестокость по отношению к людям, а в результате одиночество и пустоту. Повесть говорит о важности понимания смысла жизни, значении общественно-полезной деятельности. «Смерть Ивана Ильича» произвела сильное впечатление на читателей. Первый и восторженный отзыв Л. Н. Толстой получил от В. В. Стасова, который писал: «Ни у одного народа, нигде на свете нет такого гениального произведения. Все мало, все мелко, все слабо и бледно в сравнении с этими 70-ю страницами. И я сказал себе: „Вот, наконец, настоящее искусство, правда и жизнь настоящая“».[494]

Огромное впечатление произведение Толстого произвело и на П. И. Чайковского, назвавшего его автора «величайшим из когда-либо бывших художников». Наиболее примечательно свидетельство Ромена Роллана по поводу «Смерти Ивана Ильича». По его словам, повесть явилась «одним из тех произведений русской литературы, которые всего более взволновали французских читателей». «Я сам был свидетелем того, — пишет Роллан, — с каким огромным волнением говорили о „Смерти Ивана Ильича“ мои земляки — буржуа из Нивернэ, которые до тех пор вовсе не интересовались искусством и почти ничего не читали».[495] Повесть поражала читателей не только беспощадным реализмом, с которым медицински точно были описаны физические страдания героя, но и глубочайшим проникновением в психологию человека, изображением сложного процесса эволюции мировоззрения под влиянием внешних обстоятельств.

Новые возможности реализма раскрывались в творчестве одного из «властителей дум» молодого поколения 80-х годов Всеволода Михайловича Гаршина (1855–1888). В его правдивой прозе использовались романтические и символистические приемы. Его военные повести, затем «Красный цветок» имели огромный успех и принесли автору широкую известность. Характерное для его творчества, по словам В. Г. Короленко, «трепетание чуткой совести и мысли» способствовало сближению писателя с наиболее прогрессивными современниками. Дружеские связи соединяли Гаршина с такими писателями, как Чехов, Короленко, Надсон, Глеб Успенский. Глубоко гуманная и демократическая направленность его творчества органически сочеталась с личными качествами писателя. Все знавшие писателя, начиная с родных и близких друзей и кончая случайными знакомыми, отмечали его удивительное обаяние, доброту, благородство. Хорошо знавший Гаршина публицист и писатель Н. Н. Златовратский так отзывался о нем: «Известно, какой это был мягкий, нежный, необыкновенно деликатный и застенчивый человек».[496] «Сразу чувствовалось, — вспоминал другой современник, — что он задушевный, очень добрый человек».[497] Литератор П. В. Быков писал: «Помню его темно-синие необычайно проникновенные и кроткие глаза и всю его прекрасную внешность, находившуюся в редкой гармонии с его духовным обликом… он, как никто из писателей, был постоянным защитником „униженных и оскорбленных“, выступая их рыцарем, „рыцарем без страха и упрека“, с оружием в руках, которым его наделила безграничная отзывчивость к чужому горю».[498]

Отзывчивость и доброта Гаршина были действенными. Малообеспеченный, нездоровый писатель постоянно помогал другим. Горячее участие он принял в судьбе тяжело больного поэта Надсона, приложив массу усилий на сбор средств для лечения его. Много времени и сил уделял Гаршин работе в обществе оказания пособий нуждающимся литераторам и ученым.

Эта «отзывчивость к чуждому горю» побудила тогда уже известного писателя при известии о готовящейся казни народовольца Млодецкого, совершившего 20 февраля 1880 года покушение на возглавлявшего Верховную распорядительную комиссию М. Т. Лорис-Меликова, прорваться к всесильному диктатору и убеждать его отменить смертную казнь. Последовавшая, несмотря на обещание Лорис-Меликова пересмотреть дело Млодецкого, казнь обвиняемого, по словам Н. С. Русанова, «ужасно подействовала» на Гаршина.

Считая человека и его жизнь величайшей ценностью, Гаршин страстно протестовал против всего, что мучит и губит людей. Тема жизни и смерти — в философском осмыслении — доминировала в большинстве его произведений. Первыми в этом плане стали повести и рассказы, навеянные военными воспоминаниями. Общественный подъем, сочувствие к братьям-славянам, вызванные в России турецкими зверствами в Болгарии и последующей русско-турецкой войной, увлекли и молодого Гаршина, тогда студента Горного института, и побудили его в качестве добровольца отправиться в действующую армию. Военная действительность потрясла юношу — неразбериха в обозном хозяйстве, длительные марши по бездорожью без провианта и отдыха, плохое вооружение, просчеты командования приводили к большим и напрасным потерям. Страдания обыкновенного человека, втянутого в эту подчас бессмысленную бойню, позднее изображены писателем в рассказах «Четыре дня», «Трус», «Офицер и денщик», «Из воспоминаний рядового Иванова».

В рассказе «Четыре дня» тяжелораненый вольноопределяющийся Иванов остался на покинутом поле боя среди трупов. Четыре дня, которые он провел там, были кошмарны: «И я лежу под этим страшным солнцем, и нет у меня глотка воды, чтобы освежить воспаленное горло, и труп заражает меня. Мириады червей падают из него… Когда он будет съеден и от него останутся одни кости и мундир, тогда — моя очередь!».[499]

В сказке-аллегории «Attalea princeps» рассказывалось о прекрасной пальме, которую привезли со знойной родины и заключили в теплицу. Пальма не может привыкнуть к своей стеклянной тюрьме, она тоскует по южному солнцу. В конце концов, она решается освободиться и пробивает верхнюю раму: «Была глухая осень… Моросил мелкий дождик пополам со снегом, ветер низко гнал серые клочковатые тучи… И Attalea princeps поняла, что для нее все кончено. Она застывала… Только-то, — думала она. — И это все, из-за чего я томилась и страдала так долго? И этого-то достигнуть было для меня высочайшей целью?».[500]

Рассказ этот был неоднозначно воспринят современниками. Салтыков-Щедрин отказался поместить его в «Отечественных записках», считая, что он выразил отрицание революционного подвига. Позднее редакция журнала «Дело» также увидела в сказке отрицание современного революционного движения. Опубликована она была на страницах «Русского богатства».

Сюжет сказки представлял сочетание реального события с вымыслом. По признанию автора, ему стало известно о том, что в петербургском ботаническом саду была срублена пальма, сломавшая крышу теплицы. Гаршин вообще увлекался ботаникой и неоднократно посещал ботанический сад. Наряду с этим типичный для романтической литературы образ пальмы олицетворял представление о гордой красоте. Близок к этому и образ романтического героя — прекрасного, вольнолюбивого человека, — который готов обрести свободу даже ценой своей гибели. Такие же стремления приписывал писатель и пальме, заявившей окружавшим ее растениям:

«Я умру или освобожусь». Сочетание конкретного факта и романтическо-фантастической формы повествования становится характерной особенностью художественной манеры Гаршина.

Противопоставление жизни и смерти — убитого и раненого — в повести почти исчезает. Так страшны мучения, что живой завидует мертвому. И возникает мысль: зачем эти мучения, зачем войны, если они не меняют положение тысяч простых людей, не нарушают социальной несправедливости?

Рассказ «Четыре дня» поразил современников прежде всего лишенной конфетной красивости, глубоко правдивой картиной войны. Как баталист, Гаршин, не нагнетая нарочитых ужасов и давая только реальное описание, создал обобщенный, необычайно впечатляющий образ войны, в чем-то близкий «Апофеозу войны» Верещагина. Привлекал читателей и художественный стиль произведения. Литератор Павловский писал о впечатлении от рассказа: «Главная доля была в красоте формы и задушевной искренности рассказа».[501]

Продолжая военную тему в последующих рассказах, Гаршин подчеркивает социальный антагонизм солдат и офицеров, усугубляющий тяжелое положение первых. Так, в рассказе «Из воспоминаний рядового Иванова» фигурирует жестокий капитан Венцель, презирающий солдат и избивающий отстающих на марше: «Венцель схватил свою саблю и начал наносить ее железными ножнами удар за ударом по измученным ранцем и ружьем плечам несчастного».[502] Да и другие офицеры полка не чуждаются рукоприкладства, считает его даже необходимым для воздействия на солдатскую массу.

Тема «Люди и война» глубоко волновала писателя. В 1879 году он задумал написание хроники на эту тему, но замысел был реализован только двумя рассказами — «Денщик и офицер» и «Из воспоминаний рядового Иванова», последующая болезнь Гаршина воспрепятствовала его завершению.