Кловис завернул за угол палатки, в которой были выставлены сотни предметов, сработанных из бараньих рогов. Оба по инерции пролетел мимо, а когда попытался повернуть, поскользнулся на куче лошадиного навоза. С помощью огромных усилий и ловкости ему удалось удержаться на ногах. Оба провел годы в такой грязи. Он выполнял любую работу в любых условиях, при любой погоде, включая и гололед.
В каком-то смысле, все прошедшие годы можно было считать практикой, которая и позволила Обе удержаться на ногах в ситуации, где любой другой человек такого веса оказался бы валяющимся в грязи. Кловис обернулся с насмешливой улыбкой, будучи уверенным, что так и произошло. И был очень поражен, когда увидел, что Оба на полной скорости несется за ним.
Подстегнутый ужасом Кловис шмыгнул в очередной торговый переулок. Но Оба был уже у него за спиной. Он схватил за развевающиеся лохмотья на плече и сильно дернул. Ворюга споткнулся и выпучил глаза. Вначале от удивления, а потом от того, что Оба крепко схватил его за горло.
Забыв об усталости, Оба схватил коротышку под локотки и втолкнул между двумя фургонами. Парусиновые крыши затемняли узкий проход. На другом его конце находилась стена из деревянных ящиков. Спина Обы заблокировала щель между фургонами, закрывая пространство от взглядов не менее надежно, чем тюремная дверь.
Оба слышал, как позади него разговаривают о делах люди, как смеются и снуют туда-сюда. Чуть поодаль кто-то торговался с продавцами. Простучали копыта лошади. По рядам бродили торговцы, расписывая достоинства своих товаров, пытаясь привлечь покупателей.
Кловис, в отличие от них, молчал, но не по собственной воле. Он широко открывал рот, пытаясь сказать что-то, но не издал ни звука. Оба поднял его над землей, и коротышка начал вращать глазами, явно желая позвать на помощь. Он посмотрел на мощные пальцы, обхватившие его шею, и попытался разжать железную руку правосудия, но грязные ногти сломались. И тогда его глаза стали почти такими же большими, как золотые марки, которые он украл у Обы.
Прижав ворюгу спиной к ящикам и держа его одной рукой за горло, Оба второй рукой обыскивал карманы Кловиса, но ничего не находил. Кловис в отчаянии указал на свою грудь. Оба почувствовал что-то под поношенным тряпьем. Разорвав рубашку, он увидел знакомый толстый кошелек, висевший на шее вора.
Кожаный шнурок врезался в кожу. Оба тянул его, пока не оборвал.
Потом Оба положил кошелек в карман. Кловис попытался улыбнуться, сделать извиняющееся лицо, словно теперь все было в порядке.
Но Оба не собирался его прощать. И дал свободу своему гневу. Удерживая Кловиса за плечи, он изо всей силы ударил вора в живот. Лицо Кловиса посинело. Оба тяжело ударил его в лицо и почувствовал хруст кости, и снова ударил, прямо в лживый рот, и выбил все передние зубы. Зарычал от гнева, нанося один за другим три быстрых удара. С каждым ударом голова Кловиса дергалась назад, оставляя кровавые следы на деревянных ящиках.
Оба продолжал пребывать в ярости. Он испытал унижение, став жертвой вора, который оставил его умирать. На него напала гигантская змея. Он чуть не утонул. Его обхитрила колдунья. Она заглянула ему прямо в душу. Она не ответила на его вопросы, пыталась преуменьшить Обу в его же глазах и умерла прежде, чем он успел убить ее. Он с трудом пересек Азритские равнины в убогих лохмотьях. И все это происходило с ним, с Обой Ралом, практически членом королевской семьи!..
Оба едва мог поверить, что наконец-то нашел того, кто ответит за все недавние беды.
Опустив Кловиса на землю и поставив ему на грудь колено, он дал полную волю справедливому гневу и мести. Он не чувствовал ударов, вспоминая всю свою боль и все унижения, с которыми ему пришлось мириться. Он проклинал маленького вора и продолжал творить правосудие, превращая Кловиса в кровавое месиво.
По лицу Обы катился пот. Задыхаясь, он глотнул воздуха и, наконец, отступил назад. Руки были словно налиты свинцом. Он почувствовал, что опустошен, что жутко болит голова, и с трудом сфокусировал взгляд на предмете своей мести.
Земля покраснела от крови. То, что было Кловисом, теперь стало совершенно неузнаваемо. Челюсть раздроблена и свернута в сторону. Одна глазница вдавлена. Грудная клетка проломлена. Как это было чудесно!..
Оба почувствовал, что за его одежду цепляются руки. У него не осталось сил на сопротивление. Когда его вытащили из щели между фургонами, он увидел толпу людей, стоящих полукругом, у всех на лицах было выражение ужаса. Обе это понравилось, поскольку означало, что Кловис получил то, что заслуживал. Заслуженные наказания за совершенные преступления должны пугать людей и служить хорошим примером. Так говорил его отец.
Оба присмотрелся к людям, которые вытащили его на свет. Его окружала стена из кожаных доспехов и металлических кольчуг. На солнце блестели пики, мечи и топоры. Они были направлены на Обу. А он мог только стоять, слишком усталый, чтобы поднять руку и отмахнуться от них.
Без сил, задыхающийся, залитый потом, Оба не мог даже держать голову. Он сделал шаг к оружию, которое его окружало, и внезапно на него обрушилась темнота.
Глава 40
Фридрих устало опустился на колени, опираясь на лопату, затем сел на пятки и позволил лопате упасть на землю. Холодный ветер шевелил его волосы и вздымал волнами высокую траву вокруг только что вскопанной почвы.
Мир превратился в пепел.
Ослепленный горем, Фридрих не мог сосредоточиться на какой-нибудь конкретной мысли.
Его душили рыдания. Он боялся, что сделал что-то неправильно. Здесь было холодно. Он боялся, что Алтее может быть холодно. Фридрих не хотел, чтобы ей было холодно.
Зато здесь было солнечно. Алтея любила солнечный свет. Она всегда говорила, что любит лучи солнца на своем лице. Несмотря на жару в болоте, солнце редко пробивалось туда, и она не могла видеть его из своей тюрьмы.
Ее волосы сами напоминали Фридриху солнечные лучи. Она обычно посмеивалась над подобными сантиментами, но иногда, если он не упоминал об этом долго, невинно спрашивала, хорошо ли ее волосы выглядят и хорошо ли причесаны к встрече с очередным визитером. Она всегда умела сохранять невинное выражение лица, добиваясь того, чего хотела. Тогда он говорил, что ее волосы похожи на солнечные лучи. А она краснела, как девочка, и шептала:
– О, Фридрих!..
Теперь солнце не будет светить ему никогда.
Фридрих решил, что для нее лучше здесь, на лугу, за пределами болота. Уж если он не мог забрать ее из болота при жизни, то, по крайней мере, мог принести ее сюда сейчас. Солнечный луг – гораздо лучше, чем ее бывшая тюрьма.
Он бы отдал все, чтобы привести Алтею сюда раньше, показать ей красивые места, увидеть ее беззаботную улыбку в солнечном свете... Но она не могла покинуть болото. Для всех, включая и его самого, было безопасно ходить только по тропе, ведущей к дому. Другого пути между темными заклятьями, созданными ее чарами, не было. А для нее самой не было даже этого безопасного пути.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});