Эти выводы давали и практические указания золотопромышленникам: 1) искать глубокие россыпи только в высшей части района, подвергавшейся оледенению, которое предохранило их от размыва; 2) руководствоваться обилием вкраплений серного колчедана в коренных породах, определявшим пояса этих пород, в пределах которых россыпи были богаты; 3) в молодых эпигенетических участках речных долин не ожидать присутствия богатой россыпи, а искать ее под склоном долины вблизи этого участка.
Десять лет спустя, когда началось более подробное изучение Ленского района несколькими геологами под руководством Геологического комитета, я также принял в нем участие и обследовал, вместе с двумя помощниками, весь бассейн р. Бодайбо. Эти работы будут описаны в главе XVI, где будут указаны и практические выводы, а также позднейшие исследования советского времени, которые заставили несколько изменить мой вывод о первоисточнике россыпного золота, но другие выводы подтвердили и дали также много нового в отношении истории развития Ленского района, хотя ряд вопросов все-таки остался еще недостаточно разъясненным, а некоторые из них даже нерешенными.
В той же главе будет кое-что сказано и о положении рабочих на Ленских приисках. Во время изучения района в 1890 и 1891 гг. я не имел возможности ни побывать в казармах, ни много разговаривать с рабочими. Окружной инженер Штраус предупредил меня, что золотопромышленные компании будут очень недовольны, если я начну посещать казармы и расспрашивать рабочих об условиях их жизни и работы; они считают, что я командирован для изучения геологии и золотоносности, но не приискового хозяйства. При осмотре открытых и подземных работ меня всегда сопровождал десятник, штейгер или другой служащий, при котором беседовать свободно с рабочими было невозможно.
XII. Предложение экспедиции в Центральную Азию и подготовка к ней. Путь в Кяхту и на Ямаровский минеральный источник
Вернувшись в Иркутск прежним путем вверх по р. Лене, я составил отчет о втором посещении Ленского района, менее подробный, чем отчет о первом лете, но содержавший дополнения к последнему и также напечатанный в «Известиях Восточно-Сибирского отдела». По состоянию геологической исследованности Сибири вообще я считал, что Ленский район пока не требует дальнейшего, еще более подробного изучения. Д. А. Клеменц, ставший правителем дел Отдела, обратил мое внимание на почти полную неизвестность Западного Саяна и Урянхайского края Монголии, в которых ему удалось побывать без возможности их изучения. Он предложил мне выполнить экспедицию в эту горную страну в 1892 г., причем его знакомство с ней и с жителями г. Минусинска позволили быстро выяснить и организовать наем лошадей и проводников через Мартьянова, директора музея в Минусинске. Л. А. Карпинский согласился с этим проектом; Д. А. Клеменц завел переписку с Мартьяновым, и организация этой экспедиции уже началась. Я с удовольствием согласился с этим планом заняться изучением более южного района, так как сильная затаёженность и болотистость севера Сибири очень затрудняли геологическую работу, а исследование Западного Саяна и, особенно, Урянхайского края, приближало меня к Центральной Азии, по прежнему манившей меня.
Но вот в начале мая, когда я уже собрался отправиться в эту экспедицию, от президента Географического общества была получена телеграмма с предложением принять участие в качестве геолога в новой экспедиции Г. Н. Потанина в Центральную Азию, которую Общество решилось послать осенью. Сбывались мои мечты; отказаться от участия в этой экспедиции – это значило похоронить их навсегда. Я ответил немедленно согласием, хотя экспедиция резко меняла все планы будущего; приходилось расстаться на два года с семьей, ликвидировать квартиру в Иркутске, так как жена захотела вернуться на время моего отсутствия в С.-Петербург к своим родным. Оставалось совершенно неизвестным, вернусь ли я после экспедиции на место геолога в Иркутск или же это место будет занято другим лицом.
А как быть с экспедицией в Саяны, для которой Мартьянов уже нашел проводника и подговорил охотников с лошадьми? Я подумал было соединить ее с центральноазиатской, которая должна была начаться в сентябре. Можно было бы провести лето в Западном Саяне и Урянхае, затем перевалить в Монголию и пересечь ее по новому направлению примерно от оз. Косогол в Пекин, где мне назначено было свидание с Потаниным в конце года. Это было заманчиво. Но как увезти все снаряжение, необходимое на два года, в Урянхай? И кроме того, когда подготовиться к двухлетней экспедиции? О природе Центральной Азии я знал немного по первому тому сочинения Рихтгофена «Китай» и отчетам об экспедициях Пржевальского. Необходимо было прочитать все новое, что было напечатано об этой обширной стране, знать, что достигнуто, что наиболее существенно выяснить, в какие местности всего важнее направиться. Эти соображения, как наиболее целесообразные, взяли верх над заманчивым проектом присоединить саянскую экспедицию к центральноазиатской, и я решил посвятить лето изучению литературы для наилучшей подготовки к основной экспедиции.
Я немедленно написал своему книгопродавцу в С.-Петербурге, у которого заказывал уже книги для геологической библиотеки Иркутского Горного управления, и просил выслать все вышедшие тома Рихтгофена о Китае и некоторые другие книги, а из Географического общества выписал отчеты Потанина по его путешествиям по Монголии и отчеты Пржевальского. Мы решили поселиться на лето где-либо в окрестностях Иркутска, чтобы я мог работать спокойно. Нашли две комнаты на мельнице какого-то купца в версте от ст. Введенской, первой по Кругобайкальскому тракту. Домик стоял в березовой роще вблизи большого пруда, питавшего водой мельницу. Раз в неделю жена ездила в Иркутск за провизией и почтой, в остальные дни мы получали хлеб, молоко, овощи на месте. В роще возле дачи была беседка, в которой я работал, читая описания путешествий и делая выписки; дети бегали на свободе в роще и на лужайке. Пруд давал возможность рыбной ловли, в нем водились окуни, язи и щуки. При мельнице была лодка, и я рано утром и вечером выезжал удить окуней, а на щук ставил ловушки с наживкой из мелкой рыбы. Я нередко приносил на кухню щуку длиной 30–35 см, попавшую ночью на крючок ловушки, и рыба вполне заменяла мясо.
На этой даче мы прожили до половины августа; я закончил свою подготовку и снаряжение для экспедиции – заказаны были пара вьючных ящиков и пара вьючных сум по образцу, описанному Пржевальским в отчете о третьем путешествии, также столик и складной табурет.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});