Читать интересную книгу Колдун - Ольга Григорьева

– Как же, станет он ею рисковать! – пренебрежительно заворчал молодой. – У него на роже написано, что он Морене родной брат, – чего ему бояться?! Кабы я таков был, тоже каждый вечер под Ярополковыми окнами шлялся бы! Только, думаю, он не о княжьем благе печется…

– А о чьем же?

Не веря в подобную удачу, Сирома перестал вслушиваться. Выродок ходит в Родню! Сам лазает в ловушку, только до сей поры не нашлось руки, чтоб ее захлопнуть. Ну что ж, нынче эта рука появится!

Не помня себя от радости, жрец поднялся, чтоб скорей идти. Кони стражей шарахнулись.

– Кто идет? – вскинулся на ноги большеусый. Двое других молча двинулись на подозрительный звук, осторожно обходя его со стороны. Медлить дальше было нельзя. Сирома вытянул из котомки белесую травку, сильно растер ее в ладонях и слизнул раскрошившийся стебель. Большеусый почти вплотную подошел к его укрытию, но темнота мешала вою разглядеть Сирому. Взвыв, жрец подскочил и, уже в воздухе шепча слова заклятия, кувырнулся через направленное на него копье стража. От неожиданности тот отпрянул и заорал. Гибким кошачьим силуэтом Сирома скользнул в кусты, большими прыжками понесся к городищу. Выскочившие на крик Олафа вои дружно гаркнули:

– Стой!

Олаф и сам ничего не понял. Шел, шел и вдруг!.. То ли кот, то ли человек… Недоуменно помотав большой головой, он сглотнул застрявший в горле ком и признался:

– Ох, ребята! Впервые этакое примерещилось…

– Чего?

Олаф еще раз глянул в кусты, зябко повел плечами. Этот ужас следовало немедленно забыть, а то недолго и ума лишиться.

– Пойдем-ка к огню ближе. Холодновато что-то…

– Ты не виляй! – резко велел ему Загнета. – Говори, чего орал?

– Да понимаешь, – смущенно копаясь пятерней в затылке, пояснил Олаф, – показалось, будто выскочил из-за кустов тот самый охотник, что недавно у нашего костра сидел, о землю ударился и кошкой обернулся. Вон туда, к городищу помчался…

– Кто? Охотник? – недоверчиво вглядываясь в темноту, спросил молодой.

– Да! То есть нет… – Окончательно запутавшись, Олаф сморгнул и честно признался: – Кот. А охотник мне лишь примерещился.

– Так ты это из-за кота шум поднял?

– Нет! То есть да…

Старший страж вздохнул, приобнял растерянного урманина за плечи:

– Пойдем-ка к огню, Олаф. А то ты в наших землях наслушался всяких баек… Уж коты мерещатся.

Подчиняясь его уверенной руке, Олаф направился к городищу, но, отойдя на пару шагов, вывернулся и ринулся к кустам:

– Нет, это точно он!

– Кто – он? – уже насмешливо крикнул ему вслед старший. – Кот?

Не отвечая, Олаф зашуршал ветками и вдруг, вскинув вверх руку, торжествующе завопил:

– Я же говорил! Он это был! Он! Недоумевая, стражи подошли поближе. В горделиво вздернутой руке урманина жалким кулем висела котомка незнакомого охотника.

– Неладное тут, – любовно оглаживая находку, заявил урманин.

– И верно, что-то не так, – задумчиво согласился старший. – Куда ж это наш поздний гость без своей сумы отправился?

– А давайте сию суму Добрыне отнесем иль Выродку, – предложил молодой. Ему не хотелось всю ночь гадать, куда и как ушел странный охотник. – Пусть они головы ломают. А наше дело сторожить да обо всем докладывать.

– И то верно, – Загнета вскинул суму на плечо и, шагнув в темноту, забренчал там упряжью. Через мгновение статный, в белых отметинах, жеребец вынес его на свет. Застоявшийся конь рыл копытами землю и, норовя лететь вперед, грыз удила.

– Я до света обернусь! Ждите! – не сдержав его, выкрикнул Загнета и, провожаемый завистливыми взглядами товарищей, скрылся в лесу.

Впервые лес показался ему страшным. Раньше Загнета никогда не боялся темноты, но на сей раз слова урманина о перекинувшемся колдуне смутили его. Загнета был из лопарей, а всем ведомо, что лопарь и колдун – почти одно и то же. С малолетства Загнета верил в духов и завидовал тем, кто умел с ними разговаривать. А в его роду это умели только женщины – его сестра, бабка, мать… И, силясь стать кем-то, куда более значимым, чем они, Загнета пошел в дружину Владимира. Казавшаяся сперва сложной служба вскоре пришлась ему по душе, а спустя несколько лет он уже не мыслил себя без оружия и надежной кольчуги на груди.

Вот и нынче, вылетев к городищу, он первым делом углядел гордо прохаживающегося на деревянной высокой вышке сторожевого.

– Я к Владимиру! – не останавливаясь, выкрикнул ему. Загнета. Признав своего, сторожевой приветственно вскинул руку. Нынче служба была легкой – ему не приходилось открывать и закрывать ворота перед каждым встречным. Владимир никого не желал бояться, да и кого бы он мог опасаться? Преданные, как они считали, Ярополком киевляне сами впустили его в город, струсивший брат сидел под присмотром в Родне, а киевские бояре только и ждали, чем бы угодить новому князю.

Беспрепятственно подъехав к княжьему терему и с объяснениями миновав двух княжьих гридней, Загнета ворвался в палаты Владимира. Его появления никто не заметил – в горнице было довольно людно. За большим дубовым столом, где совсем недавно пировал и веселился Ярополк, сидели киевские бояре и нарочитые Владимира. Во главе стола, гневно хмуря густые брови, возвышался Добрыня, а у его плеча невысоким и хрупким подростком примостился сам киевский князь.

– А я говорю – прощу ее! – склонившись к боярам и упираясь в стол крепко сжатыми кулаками, сказал он.

– Она Ярополка любит, князь, – настойчиво возразил ему маленький и тощий боярин в куньей шапке, сидевший под самым Владимиром. – И нынче неспроста прощения молит – затевает что-то. Наш городище славен, велик. И ворота мы тебе отворили потому, как разрухи убоялись, а коли Рогнеда в него ступит – быть беде! Она еще и красного петуха под твой терем пустит…

– Нет! Вот грамота.. – затряс рукой перед узким остроносым лицом спорщика Владимир и, обернувшись к Добрыне, взвизгнул: – Где грамота?

– Вот. – Неторопливый дядька князя вытянул из-за пазухи свиток и разгладил его на столе, аккуратно прижимая концы большими заскорузлыми пальцами.

– Да! Вот! – подхватил Владимир. – Она пишет: «Я, князь, по девичьей глупости убежала и за два дня с тобой в разлуке так намаялась, что жизнь стала не мила… Гориславой себя зовут. Молю, не лишай меня своей милости – прими обратно и прости, коли сможешь…» – Он запнулся, а затем победоносно оглядел собравшихся. – А еще пишет, что будет мне коли не доброй женой, то хотя бы верной рабой!

– Это слова… Только слова, – отозвался маленький боярин.

– Слова?! Ты, Помежа, что можешь понимать в ее словах?! Она рабой мне стать пообещала! Она – княжья дочь! Ее слово – что камень, не твоему чета! Она двум князьям, как ты, не служила!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});