Победа у Порт Рояла подняла боевой дух северян, сильно приунывших после Бул-Рана, а авторитет Дю Понта и вовсе взлетел на небывалую высоту. На какое-то время он стал национальным героем Севера, и Уиллес, отдавая ему должное, заявил, что захват Порт Рояла «отобрал у мятежников жизненно важные позиции».
Падение Порт Рояла воодушевило и Линкольна, который в мечтах принялся строить планы один смелее другого. В их числе был и план по захвату Чарльстона — главной базы нарушителей блокады. После поединка «Мерримака» и «Монитора» президент и морской секретарь без всяких на то оснований уверились в несокрушимости броненосцев и решили использовать для захвата мятежного гнезда корабли именно этого класса. Уиллес настолько проникся этой мыслью, что [504] заключил с различными предприятиями множество контрактов на постройку мониторов, а его заместитель Фокс потребовал от Дю Понта провести фронтальную атаку форта Самтер силами броненосной флотилии. Однако, хотя командующий Южно-атлантической эскадры считал Фокса умным и храбрым человеком, он пришел к выводу, что тот был одержим мониторами так же, как администрация Линкольна были одержима идеей Чарльстонской операции.
Дю Понт был уверен, что прямая атака на Чарльстон захлебнется, хотя и он горел желанием захватить этот город. Чарльстон, и особенно форт Самтер, имели огромное моральное значение как своего рода символы мятежа, не говоря уже о том, что такая операция заделала бы огромную брешь в блокадной «ограде». Из 14 федеральных морских станций, находившихся в Южной Атлантике, 13 действовали достаточно успешно, но все усилия Дю Понта прекратить дерзкие прорывы нарушителей из Чарльстона заканчивались фиаско. В марте 1862 года он направил знаменитый «Монитор» под началом лейтенанта Уордена для нападения на форт Мак Аллистер, охранявший устье Огиши-Ривер к югу от Саванны. Уорден предпринял несколько атак, но так и не смог нанести врагу существенного урона. Это окончательно убедило Дю Понта в том, что боевые качества «Монитора» были завышены. Он доложил Фоксу, что броненосцу не хватает «разрушительной силы против крепостей».
Однако Фокс, охваченный пылом истового аболюциониста, ничего не желал слушать. Подобно Катону-старшему, твердившему, что Карфаген должен быть разрушен, он заявил, что «падение Чарльстона — это падение царства Сатаны». У Фокса был про запас еще один «важный» мотив. «Я должен исполнить двойной долг, — сказал он Дю Понту. — Первый заключается в том, чтобы побить наших южных друзей; второй — в том, чтобы «побить» армию». Подобное местничество пришлось не по вкусу командиру эскадры: как и всякий разумный флотский офицер, он предпочитал сотрудничать, а не враждовать с сухопутными войсками. В своем ответном письма Уиллесу Дю Понт подчеркнул, что войска необходимы: хотя мониторы и неуязвимы, у них нет «соответствующих наступательных качеств». [505]
Но его снова никто не захотел слушать, и под тройным давлением со стороны президента, Уиллеса и Фокса командир эскадры был вынужден сдаться. «Наступив на горло собственной песне», он направил против форта Самтер 7 мониторов и канонерскую лодку.
Атака началась в 2.30 ночи 7 апреля 1863 года. Мониторы Дю Понта, построенные в три колонны, подошли к батареям врага на дистанцию прямого выстрела и открыли огонь. Южане не замедлили им ответить, и в течение двух часов между ними и федеральными моряками продолжалась ожесточенная дуэль. За это время северяне выпустили 139 боевых снарядов, получив в ответ 411 попаданий. 50 матросов были убиты, вдвое больше — ранены. 5 мониторов получили слишком серьезные повреждения, чтобы продолжать бой. После этого Дю Понту оставалось только удалиться несолоно хлебавши, хотя внутренне он, вероятно, был доволен: все произошло именно так, как он предсказывал. «Эти мониторы — просто жалкие неудачники там, где дело касается фортов», — сказал он генералу Хантеру. Непосредственные оппоненты Дю Понта, отражавшие нападение на Чарльстон, полностью с ним согласились. «Их мониторы — это большой обман, — сказал генерал Борегар, — и страшны в воображении, а не в реальности».
Поражение у Чарльстона, в общем, ничтожное по своим стратегическим результатам, имело серьезные политические последствия. Северяне потерпели его сразу после разгрома у Фредериксберга, отчего их боевой дух упал еще ниже, в то время как боевой дух конфедератов повысился. Кроме того, неудача у Чарльстона наглядно продемонстрировала, что Линкольн, выполнявший в этот период обязанности верховного [506] главнокомандующего, не справляется с руководством стратегическими операциями. Все поняли, что настало время назначить на этот пост профессионального военного.
Еще одним важным результатом Чарльстонской авантюры было обострение отношений внутри военно-морского ведомства. Дю Понт, с мнением которого не захотели считаться, подал прошение об отставке — шаг, который характеризует его как настоящего офицера — и Линкольну пришлось лично его уговаривать. Когда на следующий день после подачи адмиралом официального рапорта президент появился в департаменте военно-морского флота, то выглядел, по словам репортера, как «человек, утративший разум». Однако Фокс и Уиллес, в отличие от Линкольна, во всем обвинили Дю Понта, утверждая, что он «относится к мониторам с предубеждением и припишет поражение им, хотя очевидно, что у него самого нет вкуса к жестокому ближнему бою».
Уиллес пошел затем еще дальше и озвучил это несправедливое утверждение через северную прессу. Дю Понт прореагировал на это незамедлительно. В ответ он потребовал опубликовать свою переписку с Уиллесом и Фоксом накануне операции, но такое вполне разумное пожелание вызвало у морского секретаря вспышку гнева. Сначала до Дю Понта дошла неофициальная информация о том, что его могут «принести в жертву», а затем Уиллес известил его письмом о смещении с поста в связи с «противодействием повторной атаке на Чарльстон». Таким образом, адмирал Дю Понт стал жертвой [508] своего собственного профессионализма, но его принципиальность не пропала даром. Сменивший его контр-адмирал Джон Дальгрен пошел по стопам своего предшественника и упорно противостоял давлению Вашингтона, стремившегося во что бы то ни стало захватить Чарльстон силами флота.
Среди прерывателей блокады выделялась группа быстроходных паровых судов, построенных в Англии по специальным проектам. Для меньшей заметности в море они имели низкий борт, невысокие мачты, минимум рангоута. Эти суда обладали малой осадкой, позволявшей им плавать возле самого берега. Окраска была светло-серого цвета. В качестве топлива использовался уэльский уголь, дающий мало дыма. Более половины внутреннего пространства корпуса занимали грузовые трюмы.
В последующие десятилетия суда — прерыватели блокады строили в разных странах. Наиболее широко их использовали немцы в период Первой мировой войны.
Вплоть до 1864 года установление эффективной блокады сталкивалось с почти непреодолимыми трудностями, что лишний раз показала атака Дю Понта на форт Самтер. На протяжении первых трех лет войны флотилии быстроходных прерывателей блокады, сновавших между Вест-Индией и атлантическими портами, в изобилии поставляли конфедератам оружие, снаряжение, потребительские товары и предметы роскоши из Европы. Блокадные эскадры лишь затрудняли их «чартерные рейсы», но не могли совсем с ними покончить, и не менее 80 % контрабандистов благополучно добирались до портов Конфедерации.
Несколько более заметными были успехи северян в борьбе экспорта южных товаров в Европу. И хотя с 1861 по 1864 год более 90 % погруженного на суда южного хлопка достигло-таки места своего назначения, уже к 1862 году хлопковая торговля сильно сократилась. Результаты этого сокращения сказались не только в экономической, но и в политической сфере. Престиж Конфедерации в Европе был сильно подорван, и после Геттисберга потенциальные союзники в Старом Свете лишь окончательно в ней разуверились.
Однако поначалу ни президент Конфедерации Джефферсон Девис, ни его военно-морской секретарь Меллори не испытывали особого беспокойства по поводу блокады, хотя они и знали, какое место она занимает в стратегических планах северян. Подобное отношение к блокаде со стороны Девиса объяснялось в первую очередь его слабой заинтересованностью во флоте и абсолютным доверием, которое он испытывал в этих вопросах по отношению к Меллори. Результатом взглядов президента Конфедерации на морскую войну стало полное отсутствие взаимодействия между армией и флотом южан, которые в ходе войны действовали независимо друг от друга.
Что же касается блокады, то Девис вообще редко жаловался на нее Меллори, а если и жаловался, то только в связи [509] с провалом дипломатических усилий по втягиванию Великобритании в войну на стороне Юга.