Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кирилл ранен…
— Кирилл?
— Командующий, — мрачно поправился подполковник.
— Вы и командующим клички присваиваете?
— Кирилл — мой друг. Мы с ним в Испании еще воевали. А клички… вы ведь тоже меня по имени еще не называли, Ольга Владимировна. — Он открыто, с ревнивым вызовом посмотрел на нее. И потупился, уставился в пол.
— Простите, Константин Петрович, — тихо сказала Ольга, оробевшая в каком-то томительном, теплом предчувствии.
Офицер вздрогнул, поднял глаза.
— Так вот, отвоевался Кирилл… Пока отвоевался. Через два часа в Москву улетает. Я от него сейчас…
Ольга молча ждала, не зная, как лучше выразить участие человеку. Не находила слов или очерствела…
— Просил вам передать… Может, с ним полетите? Сопровождающим?
Ольга вся сжалась. Все напряглось в ней. Не отрывая ищущих, полных душевной боли глаз от сникшего вдруг подполковника, старалась прочесть ответ своим мучительным чувствам: «А ты, загадочный, черствый, обезоруживший меня человек — ты-то что скажешь? Хочешь отделаться от меня? Или, жертвуя мной, угодить другу? Разве ты не знаешь, не хочешь понять, что значит для тебя эта генеральская прихоть?..»
— Так уж некому больше сопроводить вашего друга? — с нескрываемой желчью бросила ему Ольга.
— Не в том штука… — Подполковник снова тряхнул головой, но так и не решился сказать что-то главное.
Ольга ждала. Отчаяться, бросить все, вырваться из этого ада туда, где ее уже не достать, или, наоборот, пожертвовать всем: мирной институтской жизнью, диссертацией, собственной свободой — ради вот этого каменного болвана, даже сейчас не видящего ее прямого вопроса…
— Уж не фронтовая ли жена понадобилась вашему именитому другу, Константин Петрович?
Подполковник не выдержал взгляда Червинской, выпрямился.
— Черт меня с этой миссией… А человеку не закажешь. Да и Кирилл — однолюб…
Кривая усмешка застыла на лице Ольги.
— Хороша невеста — жениху времени не было, так аттестованного свата послал. А вы… товарищ сват… вы какого обо мне мнения?
Подполковник, покрасневший до седых волос, вперился в Ольгу.
— Я таких, как вы… первую встретил… — И, отвернувшись, глухо спросил: — Едете?
— Подумаю, — разом просветлевшая, обессилевшая после огромной борьбы, выдохнула Червинская.
Видела, как дрогнули, распрямились плечи, встряхнулась седая копна. Подполковник шагнул к выходу, запнулся о табурет, с сердцем отшвырнул его в угол…
3— Нюська! Аннушка!
Запыхавшаяся от бега Феня пулей влетела в палатку, упала Нюське в объятия.
— Он! Он, гляди! Роман твой!.. — тыча в конверт пальцем, совала она Нюське выжданную наконец первую весточку. — Рада-то я за тебя как! Рада-то!..
Нюська, боясь отпугнуть от себя видение, теребила в руках серый конверт. Буквы, размашистые, неровные, подпрыгивали, сливались. Да, это его, Ромки, весточка…
— Да читай же ты, дурочка! Чего ждешь-то?
Нюська оторвала каемочку, с трепетом вытянула сложенную вчетверо исписанную бумажку…
«Здорово, Нюська!
Уж не забыла ли меня, подружка моя?..»
Это Нюська-то забыла!
«…Был я, Нюська, в таком деле, откудова не то что письма, а и думки не вышлешь. Одно слово — преисподняя! Забросили нас туда с парашютами и прямехонько к немцу в гости…»
— Мамочки! Это куда же их, Нюсенька?..
«…Ну мы, конечно, не спасовали и, как сама можешь видеть, дело свое сделали и вернулись. Правда, многие наши ребята там остались…»
— Вот это герои! Читай, подруженька, читай дальше…
Но строчки полезли одна на другую, расплылись в синие корявые полосы… Дочитывать пришлось Фене…
4Под утро Червинскую разбудили.
— Ольга Владимировна!.. Ольга Владимировна, снимаемся!
Ольга подняла голову, в лунной полутьме еле узнала Нюську. Далекий орудийный гул, рев машин и людские разноголосые крики оглушили ее, все еще не очнувшуюся от сна.
— Скорее, Ольга Владимировна, сейчас палатку разбирать будут… Немцы прорвались где-то… Вас подполковник зовет. — И убежала.
Ольга поднялась с койки. Нащупала приготовленные у изголовья вещи, оделась и, подхватив чемоданчик, оставила палатку.
— Товарищ гвардии капитан, можно?
— Что, Савельич?
— Палатку-то?
— Разбирайте.
Перед Ольгой одна за другой прошумели черные в ночи машины с будками-тентами. За далекой, залитой лунным светом выщербленной горой ухали взрывы, вспыхивали отблески «фонарей», рокотали зенитки. Луна вошла в облака, и густая тень легла на госпитальные и поселковые постройки. Ольга наугад направилась к операционной, инстинктивно шарахаясь от машин, сталкиваясь с людьми и спотыкаясь. Из открытой освещенной изнутри двери палаты вытаскивали последние шкафы, ящики и бутылки. Ольга вошла в палатку, огляделась. В стоящем в углу шкафчике, к счастью не вынесенном еще санитарами, собрала пузырьки и тоже рассовала их по карманам. Понадеялась на спокойную ночь, не спрятала их с вечера в сейфы.
Начальник госпиталя оказался в самой гуще машин и распоряжался погрузкой раненых. Увидав Червинскую, отвел в сторону, тихо сообщил:
— Сверху звонили: успевать надо. Не проскочим — труба. Вон ваши машины, езжайте вперед, с лежачими. Видите машины? Вон те…
— Разрешите остаться с вами, Константин Петрович?
— Езжайте, езжайте! Сейчас трогаться будут.
— Я с вами, Константин Петрович!..
— Вас что, сто раз просить, Червинская?! Постойте! Дайте руку, Ольга Владимировна… на всякий случай. Я ведь вас…
— Знаю.
— Что вы знаете!.. Дайте же руку!..
Ольга не подала руки, взяла его голову, наклонила к себе… и поцеловала. И, не оглядываясь, ушла к машинам.
В кузове на соломенных матрацах вповалку лежали раненые. Ольга примостилась у заднего борта, рядом с автоматчиками и санитарами. Не зажигая фар, машины тронулись с места и, набрав скорость, запрыгали на ухабах, далеко позади себя оставляя залитые лунным светом домики, сгрудившиеся у опушки машины, маленькие, снующие между ними людские фигурки. Где-то среди них бегает с носилками Нюська, суетится, прихрамывая, Савельич, покрикивает, торопя с погрузкой, грубый, придирчивый человек с серебряной копной под фуражкой, самый дорогой Ольге человек…
Машины мчались, не разбирая дороги, до рассвета норовя проскочить открытый участок пути и войти в лес. Раненые крепились. Но на одном, особенно сильном броске, не выдержали, застонали, закричали, умоляя, требуя остановить машину, проклиная сопровождающих и шофера. Ольга попыталась уговорить, и в тот же миг из темноты кузова донесся до нее знакомый обрадованный окрик:
— Ольга Владимировна!..
Ольга вздрогнула. Надо же было оказаться в одной машине с этим нахалом! Неужели и здесь он не оставит ее в покое?
— Оля, что же ты?.. Знать, судьба нам еще раз встретиться…
Новый резкий бросок заставил замолчать старшего лейтенанта. Но еще громче взвыли от боли другие раненые. Ольга, к своему стыду, даже обрадовалась толчку, лишь бы замолчал этот ужасный человек.
— Гора с горой не сходится…
— Перестаньте! Хотя бы в такое время…
— А у нас всегда такое время, Оленька… Сегодня жив, завтра видать будет. Ты не сердись, Оленька, на меня… Дурак я был тогда, это верно… А теперь сам вижу…
Ольга отвернулась, вгляделась в смутно видневшуюся в робком рассвете убегающую назад дорогу, стараясь не слушать офицера. Теперь она ждала только одного, чтобы остановилась машина и можно было бы перейти в другую.
В свете зари четче обозначились холмы и дорога. И вместе с тем все отчетливее слышалась канонада. Даже сквозь монотонный гул двигателя и непрерывные стоны и вскрики раненых стали различимы уханье тяжелых орудий и шлепающие взрывы мин, резкие выстрелы противотанковых пушек и глуховатое пощелкивание зениток.
Пыля и прячась за холмики, показалась идущая следом машина без тента. Червинская вгляделась в догоняющий их «студер» и чуть не вскричала от радости: хирургическая! Там Нюська, там Савельич и, главное, нет этого лупоглазого с усиками. Только бы догнала, только бы догнала скорее!..
— Что же ты не ответишь, Оленька? Ну поругай меня, посердись, а зачем же так, молча-то? Ничего, я ведь еще не пропащий…
— Куда вы, доктор? Расшибетесь! Что вы на него, пущай себе языком треплет!..
Но Ольга уже выскочила из кузова, удержалась на ногах, побежала навстречу нагоняющему колонну хирургическому «студеру».
Вспыхнувшая за спиной частая глухая стрельба заставила обернуться Червинскую. Грузовик, оставленный Ольгой, продолжал еще бег, когда идущая впереди колонна неожиданно остановилась, расползлась по сторонам, сбилась в кучу. Некоторые машины, болтаясь и подпрыгивая на кочках, стали круто разворачивать в сторону от леса, понеслись равниной назад. Из оставшихся на дороге машин соскакивали, сползали люди. Земля задрожала от грохота пушек, гула, лязга металла.
- Собака пришла, собака ушла - Анатолий Ткаченко - Советская классическая проза
- Том 4. Солнце ездит на оленях - Алексей Кожевников - Советская классическая проза
- Второй Май после Октября - Виктор Шкловский - Советская классическая проза
- В той стороне, где жизнь и солнце - Вячеслав Сукачев - Советская классическая проза
- Антициклон - Григорий Игнатьевич Пятков - Морские приключения / Советская классическая проза