Лэшер.
– А чему вы так радуетесь? – не выдержал Пол.
– А вы почувствовали бы себя легче, доктор, если бы мы проливали слезы? – осведомился Лэшер.
– Единственное, что остается нам теперь, – это объединить силы с Солт-Лейком и Оклендом и попытаться заставить правительство капитулировать, – сказал Финнерти.
– Теперь я жалею, что мы не послали в свое время илиумских людей для захвата ЭПИКАК XIV, – сказал фон Нойманн. – ЭПИКАК XIV стоит трех Питсбургов.
– Больно паршиво получилось с Роузвелскими Лосями, это уж точно, – сказал Лэшер. – Д-71 говорил, что они просто с ума посходили в своем стремлении добраться до ЭПИКАК XIV.
– Вот тут-то эти сумасшедшие и хватили лишку, – заметил Пол.
– Нитроглицерин – это довольно каверзная вещь даже в тех случаях, когда его разливают по бутылкам не сумасшедшие, – сказал Финнерти.
Четверо идейных вождей Общества Заколдованных Рубашек сидели вокруг стола, который в свое время был столом в кабинете Пола – в кабинете Управляющего Заводов Илиум.
С начала революции не прошло еще и суток. Было раннее утро, солнце еще не взошло, но здания, горевшие то тут, то там, освещали и раскаляли развалины Илиума не хуже тропического солнца в полдень.
– Хоть бы они уже начали атаку, и пусть бы это все поскорее кончилось, – сказал Пол.
– Пройдет еще довольно много времени, пока они снова наберутся смелости, после того что сделали рыцари Кандахара с государственной полицией на бульваре Гриффина, – сказал Финнерти. Он вздохнул. – Клянусь Богом, будь у нас еще хотя бы несколько столь же удачных операций, например, в Питсбурге…
– Да еще в Сент-Луисе, – добавил Пол, – и в Сиэтле, и в Миннеаполисе, и в Бостоне, и в…
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – перебил его Финнерти. – Как твоя рука, Пол?
– Ничего, – сказал Пол, похлопывая по самодельному лубку. У мессии Общества Заколдованных Рубашек рука была сломана камнем в тот момент, когда он пытался испробовать свое влияние на толпу, которая пожелала увидеть, как будет взрываться электростанция. – А как ваша голова, профессор?
– Гудит, – сказал фон Нойманн, поправляя повязку. Его ударили священной булавой Ордена Северной Авроры в тот момент, когда он пытался убедить толпу в том, что не стоит валить двухсотфутовую радиовышку.
– А как поживают ваши синяки и ссадины, Эд? – спросил Лэшер.
Финнерти испытующе повертел головой, поднял и опустил руки.
– Неплохо, можно сказать. Потому что, если бы боль хоть чуточку усилилась, то я просто пустил бы себе пулю в лоб. – Он был сбит с ног и едва не растоптан во время паники среди Лосей, когда он объяснял им, что Заводы должны продолжать свою работу, пока не будет принято спокойное и разумное решение относительно того, какие машины следует уничтожить, а какие оставить.
Пламя взмыло над Усадьбой.
– Вы продолжаете строго следить по карте, профессор? – спросил Лэшер.
Профессор фон Нойманн поглядел в бинокль на новый очаг пожара и нанес еще один черный крест на лежащую перед ним карту.
– Скорее всего это почта.
В начале кампании карта города была чистой и хрустящей. Маленькими красными кружками на ней были отмечены основные объекты илиумского путча: полицейский участок, здание суда, центры связи, главные автомагистрали, Заводы Илиум. После того как все эти объекты будут захвачены при минимальных потерях в живой силе, план кампании предусматривал начало постепенной замены автоматических приспособлений людьми. Наиболее важные объекты, где намечалось проводить в жизнь эту вторую часть плана, были обведены зелеными кружками.
Теперь же карта была вся измята и покрыта пятнами. Перекрывая рассеянные созвездия красных и зеленых кружков, по ней распространялась туча черных крестов, которыми отмечалось то, что было уже захвачено и, более того, разрушено.
Лэшер поглядел на часы.
– На моих четыре утра. Как вы думаете – они правильные?
– А кто его знает, – отозвался Финнерти.
– А вы не можете разглядеть отсюда часы на ратуше?
– Они добрались туда несколько часов назад.
– Больше всего меня поражает, – сказал Финнерти, – то, что у них появилось своеобразное разделение труда. Некоторые из этих парней взъелись против какого-то определенного вида механизмов, оставляя все остальные нетронутыми. Тут есть один чернокожий парнишка, который разгуливает по городу с винтовкой и вышибает дух из автоматов, регулирующих уличное движение.
– Господи, – сказал Пол, – никогда не думал, что это будет так выглядеть.
– Вы имеете в виду поражение? – осведомился Лэшер.
– Поражение, победа – не в этом ведь дело, – я имею в виду всю эту неразбериху.
– Все очень походит на суд Линча, – сказал профессор. – Хотя все это происходит в столь огромных масштабах, что скорее напоминает геноцид. Гибнут и правые и виноватые – унитазы и автоматические приспособления по управлению токарными станками.
– Не знаю, может, все было бы намного лучше, если бы не раздавали спиртное, – проговорил Пол.
– Нельзя же требовать от людей, чтобы они в совершенно трезвом виде атаковали доты в лоб, – отозвался Финнерти.
– Но так же невозможно потребовать от пьяных, чтобы они прекратили пьянство, – возразил Пол.
– Но ведь никто и не думал, что все будет идти гладко, – сказал Лэшер.
Страшный взрыв потряс все здание.
– Ух ты! – воскликнул Люк Люббок, который устроил себе наблюдательный пункт в бывшей комнате Катарины Финч.
– Что это, Люк? – спросил Лэшер.
– Цистерны бензохранилища. Ух ты!
– Ну вот, пожалуйста, – мрачно отозвался Пол.
«Граждане Илиума! – проорал голос с неба. – Граждане Илиума!»
Пол, Лэшер, Финнерти и фон Нойманн бросились к пустому проему в стене, который некогда был окном от потолка и до пола. Поглядев вверх, они увидели управляемый роботом вертолет, брюхо и лопасти крыльев которого зарево пожаров окрасило в красный цвет.
«Граждане Илиума! – орал голос с неба. – Граждане Илиума! В Окленде и Солт-Лейке восстановлен порядок. Ваше положение