Мефодий не мог не видеть теперь, что Святополк по всем статьям недотягивает до Ростислава. Что в Святополке никак ещё не угомонится буйное языческое начало. Что порывистый, увлекающийся князь не столько верит, сколько обряжается в христианина.
И всё же владыка не позволял себе усомниться в том, что князь искренне желает своей земле блага. И уж никак не мог заподозрить Святополка в холопской службе королевскому дому. Владыка, с его крепкой воинской закалкой, даже готов был поощрять пылкие ратные замыслы князя. Что худого в этих настойчивых хлопотах о расширении своей земли? И к востоку, и к западу от Моравии сколько еще сиротствует поодиночке славянских племён?!
Только станет ли крепче сама Моравия, расширившись за счёт язычников? Не повторить бы хоженых путей старого Моймира, уповавшего лишь на силу. Немецкая сила почему вышла сильнее? Немцы оправдывают свои захваты тем, что несут варварам истинное христианское просвещение. Славянские вожди догадываются, что уже им не отсидеться по своим глухоманям. Но не знают, к какой силе надёжнее прислониться. А ведь не сегодня, так завтра могут стать очередной добычей напористых немецких королей и епископов. Но разве моравляне не способны уже показать своим коснеющим в язычестве славянским соседям, что есть иное просвещение, не на чужом языке выказывающее свою истинность?
Узнав, что Святополк с недавних времён приятельствует с молодым чешским князем, который помогал ему в боевых делах против немцев и правит у ближайших на западе соседей, Мефодий захотел и сам повидаться с юношей. В один из его приездов к Святополку в Велеград владыка увидел этого чеха. Звали его Боривой или, как сами чехи предпочитали произносить, Борживой. Навострённый слух солунянина не впервой улавливал те малые различия, что позволяли по говору быстро сообразить, кто стоит перед тобою: чех или моравлянин. Язык один, зато говоров да наречий много. От этого подчас хлопотно становится, но и весело притом. Потому что и славян, слава Богу, премного. Куда больше, чем они с братом предполагали, собравшись на Дунай.
Боривой был сполна язычник, но с любопытством и твёрдо, не переминаясь с ноги на ногу, стоял за славянской обедней, потом на чьих-то крестинах. Мефодию радостно было наблюдать, что юноша с лёгким удивлением улавливает смысл произносимых молитв, сосредоточивается, под стать всем, когда торжественно звучат стихи из Апостола и Евангелия. Он будто в доме родном оказался, где не был почти отроду и где никто не косится на него как на чужака.
В один из своих приездов Боривой сам выразил желание креститься. Здесь же, в Велеграде, совершено было таинство, и правил службу владыка.
А вскоре Боривой сказал, что и его молодая жена пожелала стать христианкой, и пригласил Мефодия в их княжеский замок Градишин, на берегу Влтавы. Можно бы и поскорее поехать к ним, но не лучше ли крестить молодую женщину в их собственном княжеском храме, в крещальне-баптистерии? Значит, для начала нужно помочь Боривою строителями, чтобы церковь в его Градишине из дерева срубить или из камня поставить. И тогда начнут открываться для молодой семьи и для всех, кто им пожелает последовать, великие смыслы идущих за крещением таинств — исповеди, причастия, венчания, миропомазания, отпевания. Вскоре первую в Градишине церковь построили, и она была посвящена, по совету Мефодия, памяти святого Климента.
Тогда-то владыка и собрался к Боривою. Звали крестницу Людмилой. Она оказалась не чешского рода, а сербского, и замуж отдана тоже из княжеского дома[18]. Когда Мефодий услышал об этом, впору было ему со вздохом подумать: как же велико и пока ещё для него неохватно архиепископское поле, доставшееся в наследование от сирмиумского святителя Андроника. Тут и сербские пределы, и хорватские. И в те края тоже пора бы ему торить свой владычный путь.
И это — лишь на западе и юго-западе от Моравии и Паннонии.
А у Святополка тем временем вызревали уже очередные намерения. Ведь кроме сербов южных есть и другие сербы, лужицкие. Эти лужичане, или сорбы, как их чаще зовут, тоже люди славянского рода и на своей земле сидят к северо-западу от чехов, по реке Спревье. Владыке с его священниками, дьяконами да певчими и к ним не мешало бы наведаться. Они, как и большинство чехов, тоже язычествуют по сей день.
За ними, ближе к Венедскому, или Готскому, морю, есть ещё племена: бодричи, или ободриты, лютичи, тоже нашего слова люди. И полабские есть славяне, что на реке Лабе живут. Немцы всех славян без разбора одним именем кличут: венды, венеды. Ещё при Карле Великом начали жестоко теснить тех же ободритов, лютичей, полабов. Совсем мало там, говорят, осталось славянского люду после тех походов, когда целые сёла-вески огнём жгли вместе с жителями.
Но и на север, и на восток, и до реки Тисы, до Карпатских гор всё будут нашего же слова, нашей речи племена. И все они во язычестве, при своих богах и божках сидят, а куда им деваться?!. Правит, к примеру, на Висле-реке сильный князь, но, видно, немцы ему крепко насолили, и он зело против всех христиан озлоблен. Вот бы кого владыка попробовал усовестить!
Мефодий и тут готов был свои действия согласовывать с намерениями Святополка. А потому отправил на Вислу к польскому князю послание. В житии оно приведено лишь в кратком пересказе, но вот как выглядит самый решительный довод и одновременно совет «поганьску князю» от лица человека, наделённого властью вязать словом и словом же разрешать:
«Добро ти ся крестити, сыну, волею своею на своей земли, да не пленен нодьми крьщен будеши на чюжеи земли и помянеши мя. Тако и бысть».
Судя по приписке, строптивый князь не внял отеческому совету, который для него оказался пророческим. Хотя и был в итоге крещён, но не в своей земле и не по своей воле, а нодьми, то есть по принуждению.
Впрочем, Мефодий не стеснялся и Святополка укорять, замечая его нерадение к церковным службам. Однажды, услышав, что князь оправдывает своё затянувшееся отсутствие в Велеграде неудачами на ратном поле, владыка отрядил и к нему гонца. Как раз близился большой праздник, день перво-верховных апостолов Петра и Павла. Владыка просил передать князю, что уж в такой-то день негоже пропустить службу на родном языке в храме Господнем:
«Аще ми ся обещаеши на святыи Петров день с вой своими сотворити у мене, вероую в Бога, яко предати ти имать я вскоре».
Иными словами, владыка повязал князя условием: если тот обещает со своими воинами в день святого Петра быть у него в церкви, то Бог не замедлит предать князю в руки его неприятелей.
Святополк прибыл в срок. А вскоре, как сообщает агиограф, это Мефодиево обещание, оно же предсказание, сбылось. Князь со своей дружиной, наконец, одержал победу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});