Читать интересную книгу Бремя империи - Александр Афанасьев

Толпа приближалась. Передний край ее еще только вступил на мост через Казанку – но гневные выкрики через мегафон уже доносились до передних рядов полицейских, разбивались об матовую сталь щитов, отражались от стен домов, уносились в прозрачное казанское небо. Толпа накатывала на цепочку полицейских подобно селю – этакий серый вал, накатывающий со стороны реки. В передних рядах была молодежь, у многих в руках – палки и камни.

Бейрут

Ночь на 01 июля 1992 года

Шабаш…

Исклеванные пулями, закопченные стены. Мертво щерящиеся выгоревшими, еще курящимися дымком, черными прогалами окон дома. Изрешеченные в дуршлаг пулями, брошенные где придется, автомобили. Чадный дым от горящих покрышек и мусорных контейнеров – в аромат удушливой вони горящей резины и нечистот частенько вплетается тошнотворный запах подгорелого мяса. Завалы на улицах – наскоро выстроенные из конторской и торговой мебели, скамеек, брошенных автомобилей баррикады. Лавки – часть лавок отгораживалась от разом взбесившегося мира толстыми стальными прутьями решеток, часть – уже горела, пыхала чадным адом, часть – была разграблена, около таких стояли машины и крысами шныряли мародеры. Истерический разноголосый вой сигналок машин там, где они не сожжены, тарахтение автоматов, хлесткие, похожие на щелканье пастушьего кнута одиночные выстрелы снайперских винтовок. Кое-где – грозное, размеренное взрыкивание крупнокалиберных пулеметов…

Трупы… Больше всего почему-то запомнились трупы собак – террористы в первую очередь отстреливали их, отстреливали нещадно. Боялись. Укушенный собакой гарантированно не попадает в рай, а так обидно, если заслужил право на место по правую руку от Аллаха жестоким джихадом против неверных – и потерял право на это место из-за какой-то беспородной шавки. Поэтому и отстреливали.

Трупы людей. Трупы везде – видно только тех, кого смерть застала на улице или на баррикаде, что творится в квартирах – страшно и думать. Наверное, про них лучше не говорить, не запоминать проплывающие за окном автомобиля инфернальные виды, но глаза помимо воли открываются, и адские картинки намертво отпечатываются в памяти. Там они будут всегда.

Больше всего запомнился тот большой белый микроавтобус – дорогой, с тонированными стеклами, рекламирующийся как «идеальная машина для большой, многодетной, счастливой семьи». Водителю этой машины оставалось проехать до спасительного поворота всего несколько метров – как слева, почти в упор вон с той баррикады в переулке по машине ударил пулемет. И сейчас этот микроавтобус, избитый пулями и на спущенных шинах стоял, перекрывая две полосы движения у поворота, а пробоины в бортах медленно сочились черной, похожей на деготь жидкостью…

Пламя – старый город погибал, медленно и мучительно погибал в отблесках бушующего то тут, то там пламени. Бесы вырвались из ада, бесы принесли с собой огонь. Слишком долго бесам не давали жизни, слишком долго стояли стражи у адских врат – но теперь врата отомкнуты и бесы на свободе. Нет такого кошмара, который не может произойти здесь и сейчас, в этом страшно умирающем городе.

Что бы ни произошло, как бы ни закончился мятеж – такими, как прежде, мы уже не станем никогда. Это – то, что происходит здесь и сейчас, – будет стоять перед нами до самой смерти…

Неприятности начались, когда мы уже почти доехали, до цели оставалось меньше километра. Мы вовремя их увидели и уже начали поворачивать в боковой переулок, когда это произошло. Несколько боевиков, одиннадцать человек – целый джамаат, – стояли у перекрывшего улицу большегрузного трейлера и слушали двенадцатого – по виду амира. Тот же, встав на подножку кабины грузовика, что-то вещал, эмоционально размахивая свободной рукой. У всех боевиков – автоматы, у одного за спиной – гранатомет РПГ с уже вставленной в него длинной рубчатой городошной битой осколочной гранаты. С другой стороны трейлера стреляли – стреляли хладнокровно и расчетливо, одиночными выстрелами в несколько автоматов – но боевики на это не обращали ни малейшего внимания, их от пуль прикрывал огромный полуприцеп фуры.

До них было метров двадцать, мы уже поворачивали в переулок, когда это случилось. Эмир, казалось, сознанием паривший в неведомых высях, вдруг обратил свой взор на сворачивающий в двадцати метрах от него в переулок черный седан «Даймлер» и что-то гортанно крикнул, указывая рукой на нас. Боевики обернулись – синхронно, как на параде – в нашу сторону, наткнувшись взглядами на торчащий из окна ствол.

Тут нам повезло. Мы сворачивали налево, и все боевики как раз оказались на моей стороне. И более того – к стрельбе я уже был готов, а они – нет. Это и оказалось решающим…

Хорошая все-таки эта штука – «МАСАДА», новая штурмовая винтовка армии САСШ, не то, что многократно проклятый и самими американцами «М4». Отдача почти как у «М4» и слабее нашего «калашникова», и не поперхнулся – целый магазин одной очередью высадив. «М4» скорее всего отказал бы.

Прежде чем разгоряченные проповедью эмира боевики сообразят, что делать, я упер откинутый приклад автомата в бицепс, второй рукой зажал цевье автомата в оконном проеме автомобиля и нажал на спуск. Целился я, как и учили нас целиться в этом случае в морском корпусе, – по центру, примерно в живот. Автомат при стрельбе длинными очередями подбрасывает вверх, поэтому, если пули пойдут выше – там грудь, горло, голова – все убойные места. Если занизишь – попадешь по ногам. Не бог весть что, но преследовать тебя противник не сможет, а на это и рассчитано. Так стрелять – очередями на весь магазин – можно лишь в чрезвычайной ситуации, если отрываешься от преследования. Во всех других случаях стрелять надо одиночными или короткими очередями, «двойками», тщательно при этом целясь.

Длинная очередь успела свалить восемь, а то и девять боевиков сразу, они стояли плотной группой и так и попадали под градом пуль – один на другого, не успев ничего предпринять, не успев даже выстрелить. Пуля попала и в амира – краем глаза увидел, как он оседает, цепляясь за кабину грузовика. Оставшиеся в живых боевики попадали на землю, открыли огонь по уже вошедшей в поворот машине.

Учили этих тварей изрядно, не знаю кто – но научили. Те, кто остался в живых, упав, открыли огонь не по салону машины, не попытались прострелить бензобак – они хлестанули очередями по самой доступной в их позиции цели – по колесам. Обездвижить машину – а потом разбираться с теми, кто в ней. И это у них получилось, я понял это по тому, что машину внезапно и резко бросило влево, она шкрябнулась о стену дома, с трудом выправилась…

– Колесо пробили!

– Вижу! Жми!

Глянул вперед – не проехать, тем более на трех колесах. Весь переулок каким-то дерьмом завален.

– Двадцать метров вперед и стоп!

Пока ротмистр, судорожно компенсируя рулем рысканье машины, тащил ее вперед, я перезарядил автомат, магазин бросил на пол. Еще два полных – всего девяносто патронов. Негусто – но есть еще пистолет и при оказии можно разжиться трофеем. Чего-чего – а этого-то добра сейчас в городе хватает.

– Стоп!

Не дожидаясь остановки машины, пинком распахнул дверь, выскочил на ходу, разворачиваясь и приходя на колено. И вовремя – в переулок выскочил боевик. Невысокий, худой, с мальчишеской фигурой. Скорее всего, это и был мальчишка – одурманенный проповедями экстремистов, он сам просился на джихад, и взрослые взяли его. Доверили автомат – наверное, первое в его жизни взрослое, настоящее оружие. А теперь те же самые взрослые – те, кто к этому моменту оставался в живых, – отправили его первым в переулок. Под пули.

В другом случае, при других обстоятельствах убить этого пацана было бы грехом. Но не сейчас – сейчас четырнадцатилетний экстремист с автоматом не менее опасен, чем сорокалетний. Он выбежал в переулок, держа перед собой автомат и совершенно не прячась – его не учили, как поступать в этих случаях. Он был легкой целью – а мне нужно было несколько секунд, чтобы оторваться от преследователей. И я выстрелил в него: увидев целящегося в него с колена человека, он затормозил, вскидывая автомат и прицеливаясь в меня – но выстрелить не успел. Красная точка в прицеле моего автомата замерла на его груди – и я выстрелил одиночным. Пацан упал лицом вперед, где стоял, прямо на свой автомат, для которого он был слишком мал и с которым он жалко смотрелся…

Черт бы все побрал…

Вскочив, я бросился к двери – это был черный ход одного из домов, по питерской моде все дорогие дома делали с черными ходами. С размаху саданул ногой по деревянной двери, обернулся и выстрелил в ту сторону, где лежал убитый мной пацан, еще раз, осадив оставшихся в живых боевиков и подарив себе еще несколько секунд. С ходу проскочил внутрь.

– За мной!