Читать интересную книгу Семь стихий мироздания - Ирина Крупеникова

Пэр опомнился.

«Что я делаю?.. Воздух! Воздух!» Бриз услужливо предоставил ему свои крылья и не спеша понес к земле. Призрак парил над океаном, и чем явственнее проявлялся в молочной мгле берег, тем отчетливее в зеленом облаке вырисовывались черты лица, глаза, формы плеч, рук, торса…

Пэр встал на мокрый песок. Любопытная волна подкралась и отпрянула, омыв полупрозрачные ноги. Он сделал шаг навстречу морю. В груди защекотало от желания прикоснуться к прохладной воде, зачерпнуть полные ладони, ополоснуть лицо. Но рассудок жестоко осадил чуждые рефлексы. Это было сродни физической боли. Призрак опустился на плоский камень, наполовину утопленный в песке, и закрыл руками глаза. Он старался заставить себя успокоиться, не думать, не вспоминать, но голос Александра, как тупая игла, стучал в висках: «Ни один Кочевник… Ни один Кочевник…» Сопротивляться больше не было сил. Пэр вскочил.

— Отец! Зачем ты сделал это со мной? Зачем?!

Полный отчаяния голос сорвался, зрение померкло под вязким пугающим туманом, и Пэр почувствовал на лице бог весть откуда взявшуюся влагу. Желая избавиться от странного чувства, он принялся тереть пальцами глаза и был несказанно удивлен, обнаружив на ладони прозрачную каплю.

Морской ветер, пенные волны, небо, земля и огненный восход. И конечно Жизнь в облике птиц, поднявшихся в облака, вездесущих разноцветных рыбок в воде, в облике кривых береговых деревьев и гибких прибрежных водорослей. Стихии Судьбы протягивали ему незримые руки, увлекая в ту единственную семью, откуда Александр едва не вырвал его навсегда.

Пэр вдохнул полной грудью пропитанный соленой влагой морской воздух.

— Нет, я не Кочевник, — нетвердо проговорил он.

Мимолетное изменение пространства вблизи сию секунду заставило вспомнить об опасностях Темного Мира. Торопливо оглянувшись, Пэр отступил от воды. Зрение и слух напряглись, разыскивая источник тревоги, однако интуиция упрямо толкала к чему-то, неведомому рассудку. Он доверился подсознанию. Ощущение постороннего присутствия медленно переросло в нечто, подобное очень далекому гулу. Еще усилие, и он «услышал»:

«Ты совсем не Кочевник, парень».

То были не голос, не слова и не образы, а совершенно непривычная трансформация сигналов некоего внешней источника.

— Кто здесь? — вслух спросил призрак и постарался послать вопрос в виде объекта, обратного тому, что принял сам секунду назад.

«Никто, — тем же способом пришел ответ. — Меня здесь нет как нет нигде».

— Ты Кочевник?

«Так нас называют».

— Что ты здесь делаешь?

Пэр на всякий случай приготовился воззвать к Стихии, ибо в данный момент воздух был единственном доступным ему средством защиты. Несуществующий собеседник, впрочем, враждебных намерений не проявлял.

«Ненавижу, когда люди страдают. Всякий раз стараюсь чем-то помочь, хотя знаю — бесполезно. Меня не слышат, не видят, не чувствуют!» — Я тебя «слышу», — заверил Пэр. — Меня сделали из Кочевника и человека. Наверное, мы родня друг другу.

Он уловил изменение состояния собеседника и с небольшим опозданием догадался, что оно должно обозначать смех.

«Пойми, глупыш, Кочевника нет. Мы — пустота, полнейшее ничто для вашей Судьбы. Когда мы занимаем чье-то место, оно все равно не наше место, и единственное, что остается с нами — память. Память является наиболее близкой формой для нашей Стихии».

— Какой Стихии?

«Времени. Оно спонтанно возникло в Игре Великого и нарушило его планы. Оно не должно было присутствовать в строящейся Судьбе, ведь Время, как и Космос — прерогатива высших создателей. Поэтому Великий начал новую Игру, а нас вычеркнул. Мы стали лишними персонажами».

— Новую Игру? — Пэр почувствовал, как в области спины скапливается холодок. — Откуда ты это взял?

«Так сказали Голоса, которые научили нас помнить».

Пэр сжал голову руками.

— Ничего не понимаю. Твои собратья идут к Первому Экзистедеру, чтобы разрушить Миры!

«Великие пообещали вернуть нам прежнюю Судьбу, — Кочевник изобразил усмешку. — Я сам был в Игре рядом с другом, внемиренцем. Я даже думал, что нашел место, которое будет моим всегда, но… Мой друг погиб, а я понял: ничто не повторяется ни для людей, ни для внемиренцев, ни для Кочевников. И я ушел».

— Ты убил человека, место которого занимал.

«Нет! А впрочем… Я не повторил его полностью, я слился с его жизнью, рассудком, с его личностью, но он при этом перестал быть собой».

— А каким должен быть человек, чтобы «остаться собой» и принять тебя?

«Уже не знаю».

Пэр ожидал продолжения, но пространство молчало. Будучи неспособным видеть пустоту, как это умел Данила, он сделал несколько шагов наугад, надеясь почувствовать присутствие несуществующего незнакомца.

«Не каждому дано найти себя, — неожиданно возобновил разговор Кочевник. — И мы будем скитаться меж Миров до конца времен. Ведь на беду мы вечны!.. Я не хочу, чтобы наша трагедия повторилась. Остановите новую Игру, пока она не началась, иначе и вы станете пустым местом на руинах Судьбы».

Зашуршал песок. Пэр перевел взгляд на камень, вернее на то, что от него осталось — кучку серого пепла, унесенного в следующий миг морской волной. Он еще несколько минут подождал, не объявится ли Кочевник вновь, заполнив свою пустоту клоком выброшенных на берег водорослей или жизнью горластой чайки. Но ничто больше не нарушало порядок, выстроенный долготерпимой природой.

Пэр вздохнул и побрел вдоль берега по мокрому песку. С каждым шагом он отчетливее и отчетливее чувствовал, как ноги касаются земли, как волна поднимает над ним веер мелких брызг, как ветер треплет длинные волосы, а солнечные лучи согревают тело. Заветная мечта робко покинула мир грез, оживая действительностью. Опасаясь, что влага, тепло и твердь земли вновь пришли к нему в несбыточном сне, призрак потряс головой и оглянулся вокруг. В глаза бросились отчетливые следы, оставленные на песке. Его собственные следы!

Первые секунды заполнило недоумение. Но очевидное упорно взывало к пониманию и, наконец, оглушительной радостью сбывшейся надежды ворвалось в рассудок. Пэр рассмеялся. Рассмеялся громко, открыто, и ветер тотчас подхватил его смех и эхом разбросал по всему берегу. Перепуганные чайки взмыли в небо. А он, продолжая хохотать, побежал в море. Волна, будто удивившись, поднялась над призраком, когда он отважно нырнул в неспокойную пучину.

Он плыл, рассекая руками воду, ощущая ее сопротивление и бодрящий холодок. Косяки рыб шарахались от странного пловца, обрывки водорослей, принесенные прибоем, цеплялись за тело, обжигая колючими усиками. Наткнувшись на прозрачный студень мертвой медузы, Пэр отшатнулся от неожиданности и с головой ушел под воду. Одним рывком всплыв на поверхность, он взял погибшее животное в руку и отбросил далеко в море.

— С ним теперь твоя Стихия, Донай, — сказал он вслух. — Я знаю ее, и знаю Жизнь, Данила!

Он лег на спину и долго с наслаждением качался на ласковых волнах, пока солнце, рьяно принявшиеся за свою работу, не начало слепить глаза.

— Свет, Огонь. Грег-Гор, я ощущаю его!

Пэр зажмурился, и алый абрис замерцал под тенью сомкнутых век. Проводив последние черно-красные круги, промелькнувшие перед глазами, он нырнул, в несколько взмахов достиг берега и выбрался на песок.

— Юленька, нет ничего прекраснее и добрее твоей Стихии!

Под ладонь попал гладкий камешек.

— Я учусь прикасаться к Тверди, Оливул, — Гаюнар поднялся на ноги. — Я стою на земле! Серафима, Космос! Семь Стихий! Я знаю — вы во мне! Я клянусь служить вам до скончанья Путей!

Мир ответил внемиренцу ласковым свистом ветра, шелестом прибрежных сосен, плеском морского прибоя да скрипом береговой гальки. Но не было рядом людей, кто разделил бы с ним радость главной его победы — осознания собственного места в бесконечном течении Судьбы.

В сердце впилось жало дурного предчувствия. Пэр посмотрел по сторонам. Ночь давно уползла за край земли, а ей на смену шествовал знойный летний день. «О, мой бог! Так меня, верно, уже разыскивают!» — спохватился призрак. От следующей мысли его бросило в жар: он понял, что совершенно не представляет, где остался особняк отца.

Из-за камней вырвался ветер, разметал песчаную пыль и мигом разогнал ужас, едва не охвативший рассудок. У Пэра создалось впечатление, будто сам Воздух прислал ему в помощь неутомимого скакуна. Пэр решительно оттолкнулся от земли и взмыл в небо, чтобы рассеяться в воздушных потоках. Однако расстаться с человеческой формой оказалось не так просто, как раньше. Приложив максимум усилий, он все же принял вид густой туманной стрелы и, доверившись ветру, полетел на запад, туда, где за каменистой равниной виднелся краешек огромного лесного океана.