Дениз Базиль? Однако она была слишком рассержена, чтобы эта идея укрепилась в ее сознании. Управившись с чемоданом, Клер собрала вещи Матье. Мадам Одиль заинтригованно наблюдала за ней.
— Соберите в соломенный сундучок его любимые игрушки! — распорядилась Клер. — Да поторопитесь! Я уезжаю. Убираюсь вон, как сказала бы моя мать! У меня умер муж, для меня это большое горе, но разве это кого-нибудь трогает?
Клер говорила громко, щеки ее раскраснелись от плохо сдерживаемого гнева. Нервы ее были расшатаны чередой трагедий, и ей невыносимо было думать, что еще одну ночь придется провести в Понриане и, боже упаси, еще раз там проснуться.
— Я еду домой! — выкрикнула она.
Матье испугался, заплакал. Соважон, радуясь, что его наконец пустили в дом, лизнул мальчика в нос. Слезы у Матье тут же высохли, сменившись смехом. Мадам Одиль сказала неодобрительно:
— Этот пес не внушает мне доверия! Зачем он в детской?
— Мой волк отводит от меня несчастья! — отвечала Клер. — Вы не ослышались: это именно волк!
Она решила: хватит с нее издевательств! Войдя в этот дом хозяйкой, она ни разу не повысила голос на прислугу. Распоряжения всегда отдавались любезным тоном и тихо, с приятной улыбкой. Пернелль и мадам Одиль ее отношением злоупотребляли.
— Господи, волк! — пробормотала нянька, которая даже мышей боялась. — Вы, конечно, шутите, мадам!
Клер надела теплый полушубок, на голову — шляпку-ток, гармонирующую с прической из гладко зачесанных, собранных в низкий шиньон волос.
Затем одела Матье.
— Идем, мой хороший!
В конюшне молодая вдова попросила Луи запрячь самую легкую коляску и перевезти на мельницу два чемодана и соломенный сундучок, которые он найдет у дверей ее спальни. Она собственноручно оседлала Сириуса. Бертран, войдя, застал ее за подтягиванием подпруги.
— Едете на прогулку? В такой час? — удивился он. — И почему Матье здесь?
— Я уезжаю насовсем, — отвечала молодая женщина. — Я достаточно насмотрелась и наслушалась! Ваша тетушка глубоко оскорбила меня. Если интересно, спросите у нее сами. Желаю успеха!
Про себя она отметила, что Бертран, в силу пассивного характера, не пытается ее удержать. Он помог молодой женщине подняться в седло, посадил впереди нее Матье.
— Я крепко держу тебя, мой хороший! Не бойся! — сказала Клер на ушко брату.
— Я не боюсь!
И он ухватился своими крошечными пальчиками за гриву Сириуса.
Клер проехала через парк к центральным воротам усадьбы, которые оказались открыты. Коня она пустила шагом по извилистой тропе, уходившей вниз, к речке. Сразу за мостом Клер повернула налево, на дорогу, которая тянулась вдоль скал. Зима понемногу сдавала свои позиции. Таял снег, обнажая желтоватую влажную землю. Деревья, густые заросли колючего кустарника — вся растительность, освободившись от снега, грелась в лучах бледного, уже заходящего солнца. Пахло так, как обычно пахнет вечером по весне. На дереве, невидимая глазу, чирикала птичка.
— Скоро, мой Матье, наша долина покроется цветами! Как хорошо тебе будет на мельнице, ты даже не представляешь! Я познакомлю тебя со своими козочками и старенькой черной лошадкой по имени Рокетта. Они с Сириусом подружатся! Мы с тобой вдвоем будем собирать полезные травы, которые лечат, и я научу тебя отличать их от ядовитых!
Мальчик счастливо засмеялся. Уже эта поездка его радовала, и эти манящие просторы, где столько всего нового и интересного. Соважон держался впереди лошади. Клер сказала себе, что он наверняка догадался, куда они держат путь. Хрупкая надежда ожила в ее истерзанном сердце. Она поцеловала в нежную щечку мальчугана, который одним своим присутствием помогал ей месяцами мириться с чувством одиночества и многими унижениями. Не могла она не вспомнить и Фредерика.
«Он выбрал смерть, решив, что обречен! А может, ему просто не хотелось жить. Может, этот волк и не был бешеным. Ведь подумалось же мне, что Фредерика терзают муки совести!»
Но не пригрезился же ей тот разговор, когда муж сказал, что они еще могут быть счастливы?
«Фредерик бы не сказал так, если бы его одолевали мысли о смерти. Нет, он испугался болезни! Подозревал, что мы не найдем вакцину вовремя».
Клер без труда представила жестокий, безапелляционный диалог, который мог бы между ними состояться: свои вопросы и ответы Фредерика. Избежать худшего — боли, безумия, не вызвать у близких страха и отвращения… Еще он мог опасаться, что напугает Матье, — мало ли ходит рассказов о том, как кричат зараженные, и что от этих воплей кровь стынет в жилах?
Матье посмотрел на нее снизу вверх, смахнул со щеки старшей сестры слезинку.
— Бобо? — спросил он, хмуря брови.
— Да, мой хороший, мне немного нездоровится, но это пройдет. Обещаю! — отвечала Клер, осыпая мальчика поцелуями. — А сейчас мы немного поскачем галопом! Я держу тебя крепко-крепко!
Она щелкнула языком, сжала коленями бока лошади — скорее ласка, нежели приказание. Сириус понесся стрелой.
* * *
Бертий, устроившись у кухонной плиты, читала роман Ги де Мопассана «Наше сердце». Она недавно открыла для себя этого автора и теперь мечтала приобрести все его произведения. Гийом уехал в Ангулем — поиски помещения под магазин, которое можно было бы арендовать, затягивались. Этьенетта чистила овощи не самого аппетитного вида — они подмерзли в кладовой. Маленький Николя сидел в высоком детском стульчике и играл цветными шариками.
— Странные они люди! Даже вас с мужем на похороны мсье Жиро не позвали! — обратилась к Бертий бывшая служанка. — Колен тоже недоволен!
— Глупости! — отвечала калека. — Дядя и сам не рвался на эти похороны. Не пришлось изображать горе перед людьми в церкви! Я, кстати, того же мнения. В такой холод лучше быть дома. Я и так простужена… Скорей бы вернулась Клер! Без нее дом словно неживой!
Бертий промокнула платочком покрасневший, припухший нос. Ей до смерти надоели косые взгляды Этьенетты, стук лопастных мельничных колес и что через мокрое от дождя и снега стекло ничего как следует не рассмотреть. Уж не белая ли это лошадь въезжает во двор?
— Этьенетта, ступай и посмотри! Кажется, у нас гости! Я видела Сириуса!
Однако новая мадам Руа привычно пропустила ее распоряжение мимо ушей: она испытывала злорадное удовольствие от того, что не оказывает Бертий даже малейшей услуги.
— Ослица упрямая! — рассерженно воскликнула увечная и покатила свое кресло к двери. — А где Раймонда?
— Я отправила ее кормить кур! Потом она принесет мне воды.
Дверь открылась, и вошла Клер с малышом Матье на руках. Щеки у обоих разрумянились на ветру. Соважон, грязный до самой холки, следовал за хозяйкой.
— Вот я и дома! — воскликнула молодая женщина. — Сил не было там оставаться, пусть даже на одну ночь!
Бертий, лучась