его? Я... попробую.
Рыжий кивнул. Переложил голову Вилли себе на колени. Нори без каких-то указаний с моей стороны осторожно взял друга за плечи. Я вынула из кармана призму, внутри которой виднелся серебристый тонкий ключ; призма как будто потемнела – или мне показалось? Зелль, пожалуйста... я обещаю, больше никогда не буду с тобой ссориться. Все билеты выучу. Нервировать тебя больше не буду, вообще исчезать научусь при одном твоем появлении! Плащ твой дурацкий постираю!
Призму – на грудь Вильяма. Глаза привычно закрыть; не знаю уж, почему это простое действие так помогает в концентрации. Зелль, пожалуйста, помоги Вилли! Открой... открой это свинство, отцепи от него якорь Ворона!
Призма под моими ладонями... нагрелась? На миг мне показалось, что да.
Потом я отчетливо поняла: нет. Это просто тепло моих ладоней поверх куска странного стекла. Зелль не поможет. Не потому, что не хочет. Просто его здесь нет, есть только ключ, заточенный в свою прозрачную тюрьму, простой предмет, красивый сувенир. Это проклятое стекло действительно блокирует все возможности ключ-стража, ничего мы не можем с этим поделать. И Ланса нет, и Лиарры – они там, в огромных шарах, в ловушках-осколках, и никто, кроме нас, нам не поможет. А я... вероятно, будь я героем, как раз сейчас у меня прорезался бы талант ключ-стража, и я бы всех спасла, или хотя бы не всех, хотя бы своих друзей, которых я вот так вот втянула в эту глупую ситуацию... Но под моими ладонями не шевельнулось ничего. Да есть ли он вообще, ключ в моем сердце? Если и есть, то вряд ли я когда-нибудь узнаю, что он открывает. Потому что, когда Ворон в теле Вильяма очнется, жить нам останется считанные удары сердца. Если мы не...
Но нет. Этого я никогда не сделаю. Лучше умереть. Если это решение, которое я должна принять – то я отказываюсь его принимать. Пусть случается что угодно, но я не могу причинить вред моему другу. Он же не виноват. Он должен жить!
Ученики стояли вокруг так тихо, как и на годовой контрольной не бывало. Напуганные огоньки сбились в кучу над нашими головами, давая неверный, дрожащий свет. Кто-то сообразил побежать за профессором Раундвортом; но поможет ли профессор? Нори по-прежнему сидел неподвижно, судя по шевелению губ – произносил что-то, но явно не заклинание.
– Что ты говоришь? – шепотом спросила я.
Приятель удивленно посмотрел на меня. Попытался улыбнуться – жалкое подобие прежнего смеющегося Норберта.
– Колыбельная, старая, мне няня пела... Говорят, усыпляет. Ему же лучше – дольше не просыпаться, правда?, – Нори упрямо тряхнул головой, заговорил нараспев и чуть погромче – так чтобы мы могли разобрать слова. – На рассыпанном зерне, по расплесканной волне бродят облачные звери, открывают путь луне. Белый конь уходит спать, видеть сны о том, что будет...
– У нас такая же колыбельная есть, – отрешенно сказал Рэн. – Мотив тот, слова другие... Ты пой, вдруг да правда поможет. Меня ей тоже в детстве усыпляли.
Судя по закушенной до белизны губе и упрямой складке между бровей – рыжий тоже пребывал не в лучшем состоянии, но идеально держал себя в руках. Вот кому бы быть героем. Не напуганной до дрожи в коленках мне...
Погоди, отчетливо произнес голос в моей голове. Мои разумные и логичные мысли, пробивающиеся редко, но так похожие на голос Вильяма, лежащего сейчас без сознания. Так похожие. Погоди, сказал голос. Героем?
И замолчал.
Сон про заснеженную деревню. Колыбельная...
То, что есть, оставим людям, то, что было – не отнять.
Деревня, лес вокруг... далекое прошлое? Поселения на берегу Ори, когда там еще была долгая, на полгода, зима?
Вот только возле Ори нет гор. А в моем сне – я видела это сейчас так отчетливо, словно мне ткнули в нос картинкой из учебника – была. Белый пик вдалеке. Чьими глазами я все это наблюдала? Кто стоял на сундуке, прижавшись носом к замерзшему стеклу? Были ли у него рыжие волосы?
Спи! Уснуло все кругом, лес, луна, крыльцо и дом...
Знак встречи с героем – сон о герое?
И та, вторая встреча с драконом в лесу, ради которой Ворон и выдернул меня из ловушки. Желая узнать, почему я, чем так удостоилась, чем награждена... Только вот пришелец, волшебный крылатый зверь, появился тогда со вполне определенной целью. Направить меня в определенном направлении. К тому, кому нужна была моя помощь.
И дело было вовсе не во мне. Просто Ворон не знал этого.
Тают ледяные цепи, что сковали вольный край... Тают. Цепи. Якоря.
– Рэн!
Видимо, в голосе прозвучало что-то особенное – рыжий резко поднял опущенную голову. И, наверное, во взгляде у меня сверкала безумная надежда – потому что я увидела отсвет того же самого в светлых, цвета подтаявшего снега, глазах Рэна.
– Ты, – я аккуратно взяла его за запястье свободной рукой. Положила на грудь Вильяма, рядом с призмой, рядом с собственной ладонью, вспотевшей от бесплодных усилий. – Ты можешь открыть. Убрать якорь.
– Я? Почему?..
– Не спрашивай. Но, честное слово, ты можешь. Я клянусь... клянусь чем угодно. Просто – поверь.
Вот оно что такое – «герой». Мне вдруг стало удивительно легко. Как будто я наконец-то выбралась из темного леса, в котором давно плутала, вышла на прямую дорогу