Сгнили носки – пора уже… “Берцы” тоже скоро запросят каши… Сколько я здесь брожу? Диктофон показывает три месяца, но я чувствую, что дольше, много дольше…»
«Семнадцатое сентября. Три часа ровно.
Консервов осталось недели на полторы, не больше. Достать негде. Мне попадаются иногда какие-то осколки человеческой цивилизации – такое впечатление, что это действительно черная дыра, всасывающая в себя все, что попало – но съестное она почему-то упорно игнорирует. Вода еще есть – перед уходом из детского сада я наполнил все, что мог, – но когда-нибудь кончится и она…»
«Двадцатое сентября. Тринадцать часов тридцать восемь минут.
Человек – стадное животное. Но я тут один… Хочется выть от тоски, хочется услышать хотя бы одно человеческое слово!.. Тишина всепоглощающа! Я все чаще ловлю себя на том, что говорю сам с собой… Вдруг замираю на середине предложения – но понимаю, что высказал в пространство уже целый монолог. Я соорудил из мешков и веревок небольшую куклу и говорю с ней. Прислушиваюсь – не ответит ли… и вот тогда мне становится по-настоящему страшно… Я ловлю себя на мысли – не схожу ли я с ума?.. Но сумасшедшие об этом не думают, и это хоть немного, но успокаивает меня…»
«Двадцать третье сентября. Тринадцать часов тридцать восемь минут.
Кажется, у меня начались галлюцинации – вчера мне показалось, будто мимо по тоннелю пролетел человек… Он промчался с огромной скоростью, но я все же успел рассмотреть, что рот его был распялен в беззвучном вопле, как если бы он падал в бездонную пропасть! Я схожу с ума? Или тоннель не так прост, как кажется, и люди и впрямь есть где-то тут, рядом? Близко, словно за невидимой стеной, которую нельзя преодолеть, – и поэтому бесконечно далеко…»
«Двадцать четвертое сентября. Восемь часов семь минут.
Сегодня ночью я вновь видел что-то странное… Люди. Много людей! Они шли по дороге – обнаженные женщины, мужчины, дети, старики… Процессию возглавлял высокий тощий человек в какой-то черной хламиде. Я не осмелился позвать их – и никто так и не обернулся в мою сторону, хотя я выбрался наружу и сидел на пороге своего шалаша. Да и видели ли они меня?.. Они были тут – и словно в другом измерении! Мне казалось, что сквозь их призрачные тела я вижу противоположную стену тоннеля… Это было жутко! Процессия призраков… Я не выдержал, заполз назад в шалаш и не мог уснуть до самого рассвета. Теперь мне уже кажется, что это был сон, но… Не знаю, я ничего не знаю!..»
«Двадцать пятое сентября. Четырнадцать часов одиннадцать минут.
Иногда из-за стен я слышу странные звуки – хрипы, дыхание, чуть слышные голоса… А сегодня рано утром я услышал стрельбу и рев моторов – совсем близко! Выскочил из домика, побежал… Бежал я долго, но найти никого так и не смог… Сумасшествие подбирается медленно, но верно…»
«Двадцать девятое сентября. Двадцать часов двадцать минут.
Да! Теперь я знаю, как уйти отсюда! – Хребет ликовал, и голос его звенел от восторга. – Это получилось случайно и… это невероятно! Все оказалось так просто – но, поди, догадайся! Вчера я встретил здесь то самое существо. Сначала оно предстало передо мной в образе раненого… Не передать, как я обрадовался живому человеку! Однако… едва я подбежал к нему, чтобы оказать помощь, – он превратился в кляксу… У этой твари и впрямь лезут щупальца изо рта! Зеленые, гнилые, склизкие… Она ухватила меня за ногу и попыталась затянуть в себя – но я вырвался, высадив весь рожок прямо в ее пустую рожу. Однако эта тварь словно не чувствует боли… Она наступала, я пятился – и в этот момент я захотел оказаться как можно дальше отсюда, здесь, в этом шалаше, который, кажется, уже стал мне настоящим домом… Голова закружилась – и я вдруг обнаружил, что стою прямо перед ним!.. Это было так неожиданно, что я даже не сообразил поначалу, как это случилось! Однако, проанализировав, я кое-что понял…
Я думаю, что все это – вопросы подсознательной ориентации! Я вижу туннель – и, конечно же, я иду по нему все вперед и вперед! Мой мозг осознает только этот путь и продолжает строить вокруг туннельные своды! Но стоит мне развернуться спиной вперед и сделать, пятясь, шаг или два… Мозг, не получая сигналов об окружающем пространстве, уже не может продолжать строительство. Возможно, это подпространство как-то считывает информацию с подкорок и… Словом, стоит лишь шагнуть назад, задавая направление, – и я окажусь там, где хочу быть, в любой точке. И, сводя воедино все мои прошлые наблюдения, закрадывается мысль, что можно попасть не только куда хочешь, но и в… когда хочешь?..
Я проделал несколько экспериментов – и всегда оказывался там, где хотел! У поезда – и снова здесь, у дома; в детском саду – и опять вернулся обратно… Момент перехода неуловим, все происходит мгновенно… И думается мне, что это возможно не только в пределах этого пространства… Может быть, я не прав со своими прошлыми гипотезами?.. Может быть, все это – огромная транспортная система? Зародившаяся сама или созданная искусственно… Но кем?.. Ответ на этот вопрос уже вряд ли станет известен… Теперь я мог бы вернуться домой – но я не хочу уходить, мне нечего делать снаружи. Да и потом – какой ученый упустит такую возможность?! Ведь стоит выйти – и, может статься, обратно уже не войдешь! А мне столько еще надо изучить, узнать, увидеть! В тетради еще есть место, почти треть! Уйти я успею всегда. Вот только как быть с консервами…»
– Последняя запись, похоже, – предупредил Семеныч, глядя на экран диктофона. – Полторы минуты…
«Двадцать девятое сентября. Двадцать три часа тридцать три минуты.
Я много видел и много знаю теперь… – хотя эта запись отстояла от предыдущей всего на три с небольшим часа – сейчас в голосе Хребта не было слышно ни единой радостной ноты. Он звучал глухо и перемежался иногда хлюпающими звуками. Лишь послушав немного, Данил понял, что Нибумов плачет. – Вот только мне это уже не нужно… Эта тварь… она убила меня. Нога немеет, пухнет, и опухоль дошла уже до середины бедра… Оно словно засунуло что-то в меня… Кожа чернеет и временами ходит буграми, словно кто-то ползает там… Я чувствую мелкое покалывание, накатывающее волнами, – и с каждой волной это покалывание становится сильнее, переходя в боль! Я пытался вскрыть, разрезать кожу – однако болевые ощущения обострены… Боль такая, будто нож идет прямо по нервам! Кажется, я терял сознание… Из раны – я все же сумел сделать надрез – ползет мерзкая черная дрянь и гной… Черви… Они жрут меня изнутри и избавиться от них невозможно… Я понимаю, что обречен – но… я спокоен. Я слишком много пережил здесь, много повидал. Я счастлив, что видел все это. Я благодарен ребятам и Лютому! Не войди я в детский сад – разве узнал бы то, что я знаю теперь?! Разве увидел бы я то, что увидел?.. Жаль только, не узнаю, верны ли мои гипотезы… но может быть, кто-нибудь, нашедший этот диктофон и прослушавший записи, сумеет их про…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});