и о собственном нашем спасении – эту первейшую заботу человек осиливает только сам. Решение, которое предлагает Тертуллиан, следующее: если соединён с женой, не ищи развода, если свободен – не связывай себя браком. Повторный брак – не проступок, но влечёт за собой телесную скорбь. В него не следует вступать, по словам Тертуллиана, ради собственной выгоды.
Нельзя не сказать о наставлениях Тертуллиана, посвящённых такому, казалось бы, частному предмету, как украшениям. Он приравнивает пристрастие к украшениям к страсти к суетным наукам. Подобные языческие изобретения не научат праведной жизни. Украшающие себя стремятся испытать хотя бы частичное удовольствие, раз нельзя испытать его полностью, и, тем самым, ступают на путь извращения. «Совершенной и целомудренной христианке следует не только не стремиться к привлекательности, но и прямо ненавидеть её. Желание нравиться с помощью искусственных прикрас может происходить только от развращённого сердца», – пишет Тертуллиан[333]. Он подчёркивает, что никоим образом не намерен обратить своих читателей и слушателей к неопрятности. Опрятность необходима. Но, грешат перед Господом, «когда смазывают кожу кремами, румянят щёки, подводят тушью глаза. Видно творение Божье им не нравится, если они находят в нём недостатки, ибо исправлять содеянное Богом, значит осуждать его», – риторически восклицает Тертуллиан[334]. Тертуллиан не останавливается и перед предостережениями гигиенического и медицинского характера, например, в отношении не желательности крашения волос для здоровья кожи головы. Кто занимается этим – испорченное ими же почитают красивым, подчиняясь моде. «Почему вы не оставите в покое свои волосы, которые то завиваете, то развиваете, то поднимаете, то опускаете, то заплетаете, то распускаете, то обременяете париком из чужих волос», – восклицает моралист[335]. Может вы и воскреснуть намереваетесь с румянами, белилами и шафраном на голове, – иронизирует он.
Важно подчеркнуть, и Тертуллиан специально делает это, что всё сказанное выше об украшениях не относится только к женщинам. «Но разве я это же одобряю в мужчинах?»[336]. Тертуллиан перечисляет мужские способы украшаться и после этого – любоваться собою и выставлять себя напоказ, чтобы привлечь внимание ради желания нравиться. В сочинениях Тертуллиана есть место, прямо напоминающее об известных высказываниях об употреблении золота и украшений из него в «Утопии» Томаса Мора. Украшения у утопийцев – символ преступности. Не случайно, гуманизм Мора имел христианские истоки. Тертуллиан пишет, что Рим Господь называет «блудницей», поскольку город сей нельзя изобразить без одеяния из порфиры, багрянца, золота и драгоценных камней[337].
Согласно этическому учению Тертуллиана, бог сотворил мир таким, как он есть, чтобы испытать людей через свободу в использовании земных благ, дабы в их поведении прокладывала себе дорогу сдержанность и умеренность.
Тертуллиан лучше многих моралистов знал человеческое сердце. Он не только порицал, но и подавал надежду на возможность исправления. «Господь учит нас, что плоть слаба, но дух вынослив… И этим показал нам, что плоть должна подчиняться духу, чтобы почерпнуть от него стойкости»[338]. Трудно найти в истории философии мыслителя, чьи труды были бы настолько обращены к повседневным раздумьям и жизненным выборам всякого человека. Две тысячи лет не становятся помехой для слова, которое обращено к человеческой душе, и которое читает в ней не только дурные помыслы, но и движения, устремлённые в возвышенный мир.
Тертуллиан полагал, что первоначальные представления о добре и зле человек получает естественным путем, благодаря Богом вкорененной способности познавать мир и правильно в нем ориентироваться. Так формируется теория естественного нравственного закона.
§ 5. Александрийская школа. Климент и Ориген
Александрийская школа отличалась аллегоризмом, то есть стремлением к отвлеченному умозрительному философскому толкованию Священного Писания и христианских догматов, и была нацелена на прояснение его высшего таинственного смысла. Центром образования александрийских богословов было александрийское огласительное училище. Основателем его был
Пантен (ум. 191), афинский философ-стоик. Философско-религиозная школа же в Александрии основана александрийским философом Аммонием Саккасом (175–242), учителем Плотина. Крупнейшими величинами этой школы того времени были Климент Александрийский и Ориген.
Климент, пресвитер Александрийский (ок. 150 – 216) имел широкое философское образование, много путешествовал с научной целью. Его молодость пришлась на время правления Марка Аврелия (161–180), зрелость – на время императоров Коммода (176–192) и Септимия Севера (193–211). В Александрии стал учителем и преемником Пантена. Его катехизаторская деятельность имела большой успех. В своих уроках и сочинениях он глубоко объяснял истины веры и нравственности и стремился придать им философскую форму. Иногда Климент слишком увлекался философией и аллегоризмом. Главные его сочинения: «Увещательное слово к эллинам», «Строматы» и «Педагог».
Ориген (182–254) – знаменитый ученый богослов, самый крупный церковный писатель. Сын ритора александрийского училища Леонида, Ориген отличался широчайшим, глубоким богословским умом и подвижнической строгостью жизни. Его молодость пришлась на время правления императоров Септимия (193–211) и Александра Севера (222–235), а зрелось – на время «солдатских императоров (235–284). Образование он получил под руководством своего отца и Климента. За безупречную жизнь и высокую образованность Ориген был назначен учителем александрийского училища. Он пользовался славой и уважением и далеко за пределами Александрийской Церкви и даже среди язычников и еретиков. Ориген по приглашению путешествовал с проповедью в Аравию в 217 году, в Антиохию, ко двору будущего императора Александра Севера в 220 году; успешно боролся с еретиками в Александрии, Греции и Аравии. Он много путешествовал и с научной целью. В одном из путешествий его рукоположили палестинские епископы в сан пресвитера. Слава Оригена вызвала к нему зависть в Александрии. За веру и строгость жизни он прозван адамантовым. Ему приписывали до шести тысяч сочинений по разным отделам богословия. Особую славу ему создали тридцатилетние труды по восстановлению точного текста Священного Писания (тетраплы, гекзаплы) и толкования на Ветхий и Новый Заветы. Из крупнейших богословских сочинений Оригена сохранились «Против Цельса», «О началах», «О молитве» и др.
Решая проблему зла, допустил возможность полного изживания зла не только в людях, но и в самих падших ангелах. Посмертные страдания в этом случае будут временными. Это учение («апокатастазис» – «восстановление») было осуждено Церковью после смерти Оригена. Однако сама эта теория показательна в том отношении, что представители патристики, признавая реальность зла, отказывали ему в субстанциальной природе (в отличие от гностиков, не только считавших зло субстанциальным, но допускавшим изначальное сосуществование двух божеств – доброго и злого).
Ориген в некоторых вопросах слишком увлекался философией и отклонился от церковного учения, например, в вопросах о возможности раскаяния диавола, о предсуществовании душ, в неправильном представлении о Святой Троице. Это произошло потому, что церковное учение тогда еще не было выражено полно и определенно, а могучий ум Оригена искал ответа на такие вопросы, постичь которые человеческому рассудку невозможно. Впоследствии эти мнения Оригена были осуждены на Соборах,