Поистине, для того, чтобы делать правильные выводы из совершенно неверных предпосылок, никакого волшебства не требуется: такое случается сплошь и рядом. Бывший алхимик, а еще раньше – осужденный и с позором изгнанный из университета адепт был сейчас менее всего озабочен тем, как бы отомстить Филофею. Да, конечно, когда‑то он мечтал об этом – тогда, сразу после изгнания, первые годы жизни в энграмском захолустье. Мечтал страстно и исступлённо, до желудочных колик и до боли в селезёнке. Но жизнь шла своим чередом, и сжигавшая Юрая попервоначалу ненависть со временем перегорела, сожгла себя саму и навсегда отступила, оставив в душе лишь пепел горьких воспоминаний о далеком прошлом. Так что сегодня его вели по жизни совсем другие заботы: исполнить волю монарха, отыскать, а теперь еще и наглухо затворить в непроницаемую оболочку смертоносный шестой металл. Но волей ли богов, игрой ли случая, а привели именно туда, где ему и намеревался подготовить теплую встречу с летальным исходом господин ректор: в имперский город Батау, расположившийся среди вестенландских холмов, на берегу маленькой речушки, название которой даже не заслуживает упоминания, и совсем неподалеку от границ герцогства Монферре. Город, славившийся искусством своих скорняков, ювелиров, часовщиков… Но прежде всего и перво‑наперво – стеклодувов.
Одним из лучших среди которых почитался в городе, в стране и едва ли не во всем Круге Земель пан Вташек. А Юраю со Зборовским был нужен именно что наилучший, благо щедрость великокняжеской казны позволяла путешественникам не скупиться. Хотя надо признать, что за исключением профессионально объемистой, разработанной многими годами выдувания тягучих пузырей груди, ничем особенным сей пан не отличался. Обрамленное темно‑русыми волосами невзрачное узенькое лицо своими мелкими чертами идеально подходило к его невысокому росту и скромному, если не сказать щуплому, телосложению, а походка и манера разговора были самыми что ни на есть обычными. Единственное, что выдавало в нем опытного мастера – это тонкие руки с длинными, крепкими и сильными пальцами. И еще, пожалуй, пристальный и цепкий взгляд, как бы мгновенно промерявший собеседника в длину и ширину: подойдут ли тебе щёки на лице такими, как есть, или всё‑таки чуть пошире выдуть?!
И вот теперь многоопытный пан Вташек протягивал Юраю свежевыдутый, осторожно отожжённый в коптящем пламени, а потом аккуратно остуженный и готовый для заполнения "бокал". Начиналась самая сложная и ответственная часть процедуры. Ведь в момент запаивания, как объяснил мастер, содержимое стеклянной сферы должно быть твердым – иначе свести стекло насплошь не удастся. Но если для того, чтобы заморозить подкрашенную водичку или сок, доставало обычного мороза, то превратить в твердый металл "текучее серебро кобольдов" была способна только лютая стужа самых высоких гор Свейна, да и то лишь в особенно крутую зиму.
К счастью, в кольце Юрая еще со времен восхождения на Эльбенборк сохранялся заряд холода немыслимой и неимоверной силы: тот самый шквал стужи, который обрушила на них со Зборовским эльфийская дева. Кольцо поглотило тогда этот холод и вобрало в себя целиком и полностью, до последней снежинки. Но для того, чтобы этот холод можно было высвободить, его требовалось сначала отделить от её же, Вайниэль, жàра – жàра пышущего вожделением эльфийского лона, которым напиталось мифрильное кольцо перед его окончательной инициацией. Этим‑то Юрай и занимался весь вчерашний день, старательно припоминая все то, что знал, слышал или умел когда‑то по части магии. И после долгих безуспешных попыток ему удалось все‑таки вытащить из кольца бòльшую часть накопившейся там "горячей" энергии, переведя ее в магическое зеркало.
"Зеркало Шалидора" было заклинанием простым и одновременно предельно сложным: как это теоретически делается, в Университете знал каждый первокурсник и даже особо талантливые приготовишки – как раз такие, как молодой паренёк из Кённенхофа, ещё не успевший даже заработать себе прозвище "Охальник". Но знать – одно, а сотворить – совершенно другое. Для заклинания "магического зеркала" требовалось столь неимоверное количество энергии, воплощенной в потоке стихии огня, каким владели и были способны управлять лишь немногие из выпускников. И для того, чтобы самому поставить и закрепить на кольце такое заклинание, Юраю надо было бы еще учиться и учиться… Если бы тот не превосходящий все мыслимые пределы огненный поток, который выплеснула в это кольцо Вайниэль своим потаенным и непостижимым эльфийским сладострастием – тем самым, которое смертному ни оценить, ни изведать.
Но сейчас впитанный мифрильным кольцом холод был надежно отделен от жары и, что называется, "готов к употреблению". Юрай повернулся от огня к стоявшему рядом с походной сумкой Зборовскому и принял у барона склянку с жидким металлом. Склянка была уже заранее откупорена, а покрывавшая слой ртути вода – слита. И теперь алхимик‑богослов осторожно заполнил серебристой жидкостью полый стеклянный шар через соединявшуюся с ним открытую верхнюю часть – что‑то среднее между трубкой и воронкой. Причем заполнил, к чести своей, предельно аккуратно, не пролив ни единой капли ни на заранее посыпанный толстым слоем песка пол, ни себе на руки – слава богам, что умения обращаться с тиглями и ретортами, в отличие от магических искусств, у него не отнимал никто и никогда.
Возвратив Владу склянку с остатками металла и осторожно передав в руки стоявшего наготове мастера Вташека поблескивающую, сквозь стекло, металлом сферу, Юрай начал медленно настраиваться на тот поток холода, который все эти дни и недели, после встречи с Вайниэль, наматывал круг за кругом по его кольцу. Где‑то он использовал обрывки старых знаний, где‑то – опыт, который уже успел поднакопить после памятного "укрощения" кольца на ярмарке в Тремпеле, но по большей части волшебник положился на интуицию и собственные ощущения. Составляющие основу холода базовые потоки воды, земли и эфира держались сейчас вместе как влитые, и Юрай осторожно попробовал перевести их циркуляцию из своего кольца вглубь упрятянного под стекло металла. Услышав, почувствовав, разобрав каким‑то неведомым чувством ответный отклик ртутного шарика, он решился надавить чуть сильнее, потом еще сильнее, и еще… И вот, наконец, кружение всех трех потоков полностью переместилось в металлическую сферу. Можно сказать, что холод теперь был уже там, внутри. Оставалось только выявить его, разрешить ему воплотиться. И, продолжая поддерживать вращение потоков, Юрай стал гасить сопутствующую вибрацию. Всё так же постепенно, но неотвратимо, замедляя вместе с ней и собственное дыхание, и ритм движения распахнутых навстречу металлическому шару ладоней. Казалось, что даже сердце его стало биться реже, медленнее… И еще мед‑лен‑не‑е… И… еще… мед… лен… нее…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});