В какую эпоху и кем открыта каменная соль, мы не знаем. Известно лишь, что задолго до создания Оренбургской пограничной линии эту соль уже добывали киргизы, как и башкиры, которые совершали ради нее частые набеги в Киргизскую степь. Позднее русское правительство позволило башкирам за небольшой налог добывать и вывозить эту соль. После образования Оренбургской губернии и после того, как в 1753 г. соляные карьеры отошли ж короне, башкирам было запрещено вывозить соль, и корона продавала ее каждому по 35 копеек медью за пуд.
Сначала добытую каменную соль использовали только в Оренбургской губернии. Позднее ее стали возить в город Стерлитамак, расположенный в 280 верстах на север от соляных разработок, чтобы отсюда по рекам Белой, Каме и Волге доставлять населению, проживающему вдоль этих рек. В настоящее время (1846 г.) для потребностей страны ежегодно добывается 1500 тыс. пудов соли, хотя добычу можно было бы увеличить, не опасаясь сокращения запасов. В 1847 г. цена за пуд соли была установлена в размере 30 копеек серебром. Соль используют главным образом в районах Оренбурга, Бузулука, Бугуруслана, Уфы, Бирска, Стерлитамака и т. д., а также в Самарской, Симбирской и Казанской губерниях, куда ее привозят спекулянты и где она быстро распродается.
В 1846 г. на соляных работах использовалась 67 царских и 719 вольнонаемных рабочих, последние большей частью из татар Оренбургской губернии. Ежемесячное жалованье вольнонаемного рабочего составляло 7 рублей для отбойщика соли и 5 рублей для носильщика.
Протяженность пласта каменной соли составляет с востока на запад 767 саженей и с юга на север 1006 саженей, что дает площадь в 771 602 квадратные сажени. Толщина соляного пласта неизвестна. Предпринимались попытки пробурить его на глубину 60 саженей (420 английских футов), но конца массе не было. Этот соляной пласт покрыт слоем песка и земли толщиной 10–15 футов и состоит из агломерации кристаллов, в некоторых местах вперемешку с гипсом, который часто является наносным. Находят и каменный уголь, но крайне редко. Здешняя каменная соль хрупкая, имеет стеклянный блеск, прозрачная и часто даже светлая, как хрусталь. Из этого (последнего) сорта делают различные вещи, например коробки, светильники, четки, даже зажигательные стекла. На первую всемирную выставку в Лондон была послана миниатюрная модель Александрийского столпа, что на площади у Зимнего дворца, высотой около 4 футов, изготовленная из одного куска кристально-чистой каменной соли.
Добывают каменную соль открытым способом. Топорами, насаженными на длинные топорища, вырубают сверху вниз длинные борозды глубиной в 1 и шириной в 3 вершка, отступают на 1 аршин и снова вырубают борозду. Одновременно вырубают поперечные борозды, расстояние между которыми составляет 3–5 аршин. После этого отдельные слои с помощью железных ломов отделяют от своей соляной массы; слои ломают и железными клиньями, забиваемыми снизу. После отделения соляного слоя его разбивают на глыбы по 3–5 пудов; мелкие куски идут в отходы и на продажу. Соляные глыбы, а также мелочь вывозят из карьера на тачках, небольшие куски соли выносят на плечах носильщики. Вся соль, глыбы и мелочь, ссыпается в сарай или в кучи под открытым небом и до продажи накрывается рогожей. Если считать, что в среднем ежегодно добывается 1200 тыс. пудов соли, то выручка от ее реализации составит 360 тыс. серебряных рублей, в то время как коране каждый пуд обходится лишь в 3 копейки серебром.
Запасы этого карьера каменной соли (шахтой его нельзя назвать, потому что соль разрабатывается открытым способом) настолько велики, что, по словам Александра Гумбольдта, побывавшего здесь в 1830 г., он один может на 12 тыс. лет обеспечить все Русское государство замечательной кристально-чистой каменной солью. Однако ограничиваются ежегодной добычей в 1200 тыс. пудов соли, чтобы не составить конкуренцию другим соляным предприятиям или соляным озерам в России, где ведется разработка соли.
Карьер, на котором сейчас (1846 г.) ведется разработка соли, имеет примерно 50–60 саженей в ширину, 100 саженей в длину и 12–15 саженей в глубину. На соляной пласт можно спуститься по удобной деревянной лестнице и наклонным дорожкам (для тачек); дождевая вода откачивается из огромного карьера насосами.
Недалеко от этого карьера находится небольшое соляное озеро, красноватая вода которого так насыщена солью, что, купаясь в нем, не нырнешь: тело остается на поверхности воды. В нем водятся мелкие инфузории черноватого цвета. Рядом с соляным озером находится другое, с пресной водой, которое служит для ополаскивания купающихся в соляном озере, так как после купания в нем все тело покрывается мелкими кристаллами соли. Недалеко от Илецкой Защиты расположена гипсовая гора, на вершине которой находится маленькая крепость. В склоне под этой вершиной вырублены глубокие пещеры, где зимой тепло, а летом очень холодно, так что жители используют их как холодильники.
В Илецкой Защите меня уже ждал канвой из 200 уральских казаков с легкой пушкой, а также 40 верблюдов (с погонщиками), нагруженных продуктами на месяц и войлочными кибитками. Сюда прибыл также управляющий западной частью Киргизской степи полковник султан Бай-Мухаммед Айчуваков, тот самый, который сопровождал меня в 1841 г. на Сырдарью. С ним были полдюжины султанов и 50 киргизов; он вел с собой 200 кобылиц, которые должны были обеспечивать нас в дороге кумысом.
2 августа мы покинули лагерь на лавам берегу Илека и направились прямо на юг по степи, покрытой пышной травой и цветами, к Большой Хобде, притоку Илака. Затем мы поехали вверх вдоль ее правого берега к истоку Уила и оттуда к верхнему Темиру до его владения в Эмбу. Мы перешли его вброд, чтобы переночевать в покинутом Эмбинском укреплении и осмотреть местность. На пути сюда мы очень часто наталкивались на целые кучи опаленных солнцем останков верблюдов, павших во время похода в Хиву зимой 1839/40 г., а также на множество глубоких следов от башкирских телег. Эмбинское укрепление было построено в 1839 г.; оно служило во время Хивинской экспедиции перевалочным пунктом и продовольственной базой. Туда были завезены большие запасы сухарей, крупы, овса и водки для войск экспедиции.
Валы и бастионы форта, а также ров вокруг него были еще в очень хорошем состоянии, но землянки и оклады обрушились. На одном из бастионов я заметил обернутый камышом шест, воткнутый в землю, — знак моих топографов, которые снимали эту часть степей летом 1846 г. Через несколько дней я встретил поручика Криценко с его отрядом на берегу верхней Эмбы, вдоль которой мы продолжили наш путь.
Здесь возвышенности сменялись ущельями, и мы часто располагались в чудесных долинах, потому что находились теперь в Мугоджарских горах. Большие стада сайгаков мчались, как ветер, по степи, не приближаясь к нам; в зарослях тростника по берегам степных речек и озер водились дикие кабаны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});