class="p1">В какой-то момент щелкнул замок, вырывая ее из странного состояния полудремы. В мучительной тишине это прозвучало как взрыв бомбы. Вера зажмурилась и закрыла лицо ладонями. Послышался топот и незнакомые мужские голоса. По стилю речи – гвардейцы. За ней пришли, чтобы отвести в тюрьму? Сон становился реальностью. Кто-то схватил ее за локоть, но она дернулась и вцепилась в матрас.
– Вера, – донесся до нее голос Аарона.
Ей кажется. Это не может быть он. Он далеко за границей второго округа.
– Все хорошо. Я рядом, – повторил все тот же голос.
Вера замотала головой, но глаза не открыла. У нее наверняка начались галлюцинации от обезвоживания.
– Пожалуйста, посмотри на меня, – продолжил он. – Таня просила передать тебе это стихотворение.
Где границы, там страданья.
Слезы капают из глаз,
Ветра легкое дыханье
Вызывает резонанс.
Где границы, там надежда.
Раны глубоко в душе
Заживают неизбежно
На последнем рубеже.
Где границы, там свобода,
Как на реверсе монет.
Прорываясь сквозь заслоны,
Нам любовь дает ответ.
Я и ты – сопротивленье.
А оружие – любовь.
Люди, будьте человечней!
И границы рухнут вновь.
В голосе слышалась знакомая нежность, слова пробирались под кожу, достигали сердца. Очень медленно Вера открыла глаза и посмотрела на человека, сидевшего напротив нее на коленях.
– Это правда ты? – спросила она, но голос ее был похож на хрип. Горло болело. Она тяжело сглотнула.
Аарон улыбнулся.
– Да. Я прилетел, как только обо всем узнал. – Он обернулся к двум незнакомым мужчинам в военной форме на пороге комнаты. – Оставьте нас.
Те мгновенно подчинились. Кажется, все происходило на самом деле. Неужели девочки дозвонились до него? И почему гвардейцы его слушаются? Он выглядел как Аарон, только глаза у него было невероятно зеленые, с золотыми искорками, а волосы – насыщенного каштанового цвета.
– А я только начала привыкать к голубому… – Она помедлила. – Аарон, я совершила ужасные вещи.
Он взял ее руки в свои. Его пальцы… Они были теплыми, даже теплее, чем ее. Как странно.
– Нет. Это Мирослава допустила ошибку. Опять. Три часа назад я вколол себе новую сыворотку. Я жив. Посмотри мне в глаза. Какого они цвета? – Он ждал, пока их взгляды не встретились. – Они зеленые. А мои руки? Ты чувствуешь? Я больше не холоднокровный монстр.
Вера почувствовала невероятное облегчение. Села, свесила ноги с кровати и обняла Аарона. Зарылась пальцами в его волосы на затылке и с наслаждением вдохнула любимый запах миндаля и цитрусовых. Он вернулся в первый округ. Вера отстранилась.
– Аарон, я не понимаю… Что произошло с Вечными? Сколько человек погибло?
– Вера, ты наверняка испугалась, поэтому не сильно присматривалась к происходящему, но… Никто не умер. На выпускников новая сыворотка никак не подействовала, а Вечные вернулись в тот возраст, когда были инициированы. Как будто ничего и не было. Мы снова стали смертными. Благодаря тебе. Многие Вечные настроены скептически, потому что нет никакого разумного объяснения тому, что произошло, но факты говорят сами за себя.
Вера нахмурилась. Героиней и спасительницей она себя не ощущала, а возвращение Вечных к первой инициации звучало слишком прекрасно, чтобы быть правдой.
– Как Мирославе это удалось?
– Я не думаю, что она сделала это специально. Она так торопилась найти решение проблемы, что не обратила внимания на изменения в твоей крови.
– И что теперь? Как ты вообще узнал про меня?
– Таня и Ида. – Аарон улыбнулся. – Она позвонили и все рассказали. Оказывается, они думали, что все это время мы с тобой настолько сбрендили, что заперлись в квартире и не вылезали из постели. На самом деле, этот вариант мне нравится больше. Две недели с тобой… Сколько можно было бы всего попробовать.
– Аарон, не отвлекайся, – строго, но с улыбкой на губах сказала Вера.
Он поцеловал ее в лоб и продолжил:
– Я быстро передал информацию Канцлеру и Емельяну. Когда стало понятно, что ни Сентябрина, ни Мирослава не в силах руководить страной, Емельян повел за собой смертных. Стена… Ну, в общем, ее больше нет.
– Ты хочешь сказать, что больше нет разделения на округа?
– Канцлер уже который час совещается за закрытыми дверьми с Емельяном. Они ищут компромиссы, которые удовлетворят интересы обеих сторон, но система разрушена. Прошлое перестало существовать.
– А Мирослава и Сентябрина? Они были в ужасном состоянии.
– Они в больнице под стражей. Им грозит тюрьма.
– Но они живы? Ты уверен? С ними творилось что-то страшное…
Вера содрогнулась, вспомнив, как кожа лоскутами сходила с лица одного из гостей и как глаз Мирославы прыгал по ступенькам. Аарон же выглядел более чем здоровым, хотя, по его словам, он тоже принял новую сыворотку.
– Почему ничего не произошло с тобой?
Вера заглянула в его глаза, которые стали еще более прекрасными, ведь теперь зеленый цвет был настоящим.
– Я предполагаю, что после укола тела отторгают все чужеродное. Все, что Вечные делали с собой. Все, что им не принадлежало. Я же никогда не делал никаких трансплантаций. – Аарон погладил ее по щеке и добавил: – Но главное, что на твоей совести нет ни одной смерти. Наоборот, мы все наконец-то начали жить.
Вера помедлила, прежде чем задать следующий вопрос.
– И меня отпустят? Никто не собирается меня судить?
– За что? – удивился Аарон. – Сентябрина и Мирослава собирались использовать тебя в качестве пакета с кровью для спасения узкого круга людей. Другие, по их мнению, заслужили смерти. Это преступление против человечности. Ты в этом не виновата.
– Но я…
– Когда ты узнала об этом, то воспротивилась им. Ты не отнимала чужие жизни, а рисковала исключительно собой, хотя могла бы уютно устроиться под крылом Мирославы. И смертные, и Вечные в долгу перед тобой. – Аарон наклонился и поцеловал ее в губы.
Вера не могла ответить, она словно окаменела. Неужели это правда? Неужели она сможет смотреть в зеркало и не ненавидеть себя за содеянное? Неужели в стране, ранее разделенной границей, наконец-то наступит мир?
Эпилог
Синее сердце на стене роддома № 1 Вера раскрасила сама.
– Получилось идеально, – похвалил Аарон, откладывая в сторону молоток.
Они стояли в лучах заходящего солнца на строительных лесах, опоясывавших здание. Если в первые дни Вера испытывала головокружение, когда передвигалась по массивным балкам, между которыми зияла пустота, то год спустя для нее не существовало ничего более естественного, чем перепрыгивать с