Читать интересную книгу История Индий - Бартоломе Лас Касас

Глава 112

Спустившись по реке Табаско, которую с тех пор стали называть рекой Грихальва, мореплаватели двинулись вдоль побережья как можно ближе к суше, так что они могли видеть весь берег, усыпанный селениями, и множество людей, выходивших поглядеть на корабли, ибо доселе индейцы их не видывали. По пути наши силой захватили в плен несколько индейцев, которые плыли куда-то в челне или, кажется, в двух челнах; и бесспорно испанцы совершили позорный и богопротивный поступок, взяв этих людей к себе на суда вопреки их собственной воле; затем они знаками расспросили пленных, есть ли золото в этих местах, и те отвечали, что есть, и много. Несколько индейцев Грихальва отпустил, наказав привезти золота и пообещав взамен разные кастильские безделушки, которые он дал им посмотреть. Четыре корабля обогнули побережье с запада на север и, двигаясь этим путем, пристали к островку, который называется ныне Сан Хуан де Улуа и где теперь находится главный порт Новой Испании. Испанцы назвали его именем св. Иоанна, а после, когда выяснилось, что индейцы называют всю эту землю Улуа, к имени святого добавилось название местности, так что в наши дни и порт и островок называются Сан-Хуан де Улуа, ударение падает на второе «у». На этом острове стояли каменные здания, и среди них выделялось одно, очень высокое, по-видимому, храм, и в этом храме испанцы увидели какого-то идола и множество человеческих голов, а также мертвые тела; они заключили, что идолу, по-видимому, приносились в жертву люди; по этой причине они назвали этот остров Сакрифисьос. На следующий день плавания на берегу моря показалось множество индейцев с какими-то стягами в руках, и они знаками приглашали испанцев сойти на сушу; главнокомандующий велел некоему Франсиско де Монтехо съездить на берег и узнать, с чем пришли индейцы, с войной или с миром, чего они хотят от испанцев и зачем их зовут; он дал ему лодку и несколько человек солдат. Франсиско де Монтехо высадился на берег, и индейцы встретили его весьма приветливо, всем своим видом показывая, что рады его прибытию и хотят мира; затем они поднесли ему множество покрывал из хлопковой ткани, окрашенных в разные цвета и очень красивых; Монтехо показал индейцам вещицы из золота и спросил знаками, есть ли оно в здешних местах; индейцы отвечали утвердительно и пообещали привезти его на другой день. На следующий день они вернулись, как было обещано, и стали звать испанцев на берег, размахивая белыми полотнищами; Грихальва в сопровождении части экипажа сошел на берег, и тут увидели они несколько навесов, сплетенных из свеженарезанных древесных ветвей, а вся земля под ними была устлана листьями. Испанцы укрылись от солнца под этими навесами, и там нашли они накрытый стол: прямо на земле была разостлана очень красивая скатерть, а на ней стояли глиняные сосуды наподобие очень глубоких мисок, искусно сделанные и полные мелко нарубленной птицы в душистом отваре вроде супа, который варят в котелках; повсюду в большом изобилии был разложен хлеб из кукурузы, смешанной с тестом из бобов либо фасоли, как это принято у индейцев, и разные плоды. Индейцы поднесли испанцам разноцветные покрывала из хлопковой ткани, и притом с таким радушием и охотою, словно пришельцы были их кровными братьями; среди прочих даров, которыми индейцы обычно оделяют гостей, как мы знаем по опыту, вручили они каждому испанцу по тростинке, набитой внутри чем-то очень пахучим и душистым и зажженной с одного конца; это нечто вроде бумажного мушкета: индейцы берут их в рот, вдыхают и втягивают в себя дым, и он выходит у них через ноздри. Испанцы отдарились несколькими нитками разноцветных бус, двумя колпаками, гребнями и прочей мелочью. На другой день пришел целый отряд индейцев, и среди них было двое главных, один молодой, другой старый; судя по виду, это были вожди, отец и сын. Подходя к главнокомандующему, оба они прежде всего коснулись руками земли и поцеловали ее; по всей видимости, этот обряд знаменовал собою мир, дружбу и радушный прием; затем они заключили главнокомандующего в объятия, выражая великую радость, словно тот доводился им близким родичем, с которым они давно не виделись. Вожди очень долго говорили что-то на своем языке, а Грихальва отвечал на своем, и никто никого не понимал, но все явно и очевидно сводилось к тому, что индейцы очень рады приезду наших и расположены к ним очень дружественно; со своей стороны, Грихальва и его люди были довольны в неменьшей степени, повстречав столь доброе и миролюбивое племя, ибо теперь надежда разбогатеть разгорелась в них еще пуще. Затем престарелый вождь приказал индейцам принести поживее веток и свежей листвы, чтобы соорудить навес для приема испанцев; и, отдавая распоряжения своим подданным, оба вождя, и молодой и старый, выказывали твердость и властность, как подобает повелителям. Затем старик знаками предложил главнокомандующему сесть и первым делом вручил ему и остальным испанцам, кому хватило, по тростинке, набитой чем-то душистым, как мы уже описывали. Вокруг сновало множество безоружных индейцев; одни уходили и тотчас же приходили другие, так что казалось, что побывавшие здесь простодушно приглашали других поглядеть на испанцев; и все выражали великую радость и беседовали с нашими, словно со своими ближайшими родичами либо добрыми соседями. Но больше всего пришлось по душе и по нраву испанцам то, что по приказу старого вождя индейцы стали приносить всякие драгоценности: множество разнообразных коралловых украшений, очень красивых и дивной работы; ожерелье из двенадцати золотых блях с бесчисленными подвесками, несколько нитей круглых глиняных бус, вызолоченных так, что, казалось, были они из чистого золота, и еще глиняные бусы мелкие, отменно вызолоченные; несколько пар серег, две маски мозаичной работы, усыпанные бирюзой и золотыми горошинами, роскошнейшее опахало из разноцветных перьев, кое-какие поделки из золотых пластинок и прочее. Взамен индейцы получили несколько ниток зеленых бус и цветные бусы, которые у нас зовутся бисером, а еще зеркало и пару женских сандалий. Простые индейцы тоже менялись с испанцами, предлагая им свои кусочки золота и безделушки, а те давали им за это что у кого было. Так провели они этот день к вящему удовольствию обеих сторон, и на прощание касик обнял главнокомандующего и знаками попросил его вернуться завтра на это же место, пообещав принести еще больше золота. На рассвете следующего дня у моря собралось множество народу с белыми полотнищами, служившими, судя по всему, знаком мира и дружбы; на берегу, почти у самой воды, виднелись навесы, сплетенные из ветвей и больших листьев, как мы описывали выше, и приготовленные для трапезы и отдыха испанцев, трава вокруг была выполота, и все радовало глаз свежестью и приветливостью. Сошел главнокомандующий Грихальва на берег в сопровождении немалого количества испанцев, и, едва завидев его, касик идет ему навстречу, касается руками земли, целует ее, а затем приветливо обнимает главнокомандующего и, взяв его под руку, ведет к навесам; когда же они расселись там на траве и листьях, касик вручил Грихальве и всем бывшим при нем испанцам по зажженной тростинке, набитой благовониями. Грихальва приказал воздвигнуть там алтарь и распорядился, чтобы капеллан, который приехал вместе с ними, отслужил мессу. Догадавшись, что чужеземцы совершают религиозный обряд и богослужение, касик велел принести несколько жаровен с углями, расставить одни под алтарем, а другие вокруг него и поблизости и бросать на жаровни ладан и другие благовония, которыми принято у них кадить и воскуривать идолам, ибо среди всех народов, не ведающих истинного бога, жители Новой Испании всегда были самыми благочестивыми. И касик и остальные индейцы неотрывно взирали на все, что происходило во время богослужения, ибо индейцы всегда с величайшим вниманием следят за движениями и действиями, которые мы совершаем у них на глазах. Когда отслужили мессу, вождь приказал подавать угощение, и тотчас принесены были корзины и плетенки с кукурузным хлебом, испеченным и приготовленным на разные лады, а также плоды этого края и множество глубоких мисок, не то глиняных, не то из долбленых тыкв, которые индейцы называют «хикара», ярко расписанных снаружи и полных мяса в отваре, очень вкусно приготовленного. Испанцы не знали, что это за снедь; скорее всего то были либо оленина, либо птица, куры, которых мы зовем зобатыми; испанцы с удовольствием отведали этого кушанья и рассказывали потом, что оно очень вкусное и, должно быть, индейцы кладут туда пряности. По окончании трапезы касик велел принести несколько украшений из крупных зерен золота, но, по-видимому, не самородных, а литых; несколько подвесок, которые носят индейцы в носу и в ушах; несколько нитей крупных и мелких бус, скорее всего деревянных, но отменно вызолоченных; еще нитку в 15–20 крупных вызолоченных бусин, и на ней была подвеска в виде золотой лягушки, очень тонкой работы; богатейший золотой браслет в 4 пальца шириной; еще одну нитку из позолоченных бус, и на ней была золотая подвеска в виде львиной морды, и еще много ожерелий, причем на одном, насчитывавшем 70, а то и больше золоченых бусинок, была подвеска в виде золотой лягушки, сделанной совсем как живая; в числе даров были еще: голова, высеченная из какого-то камня, кажется, зеленого, украшенная золотом, в богатейшей золотой короне и с золотым гребнем и двумя золотыми подвесками; маленький идол в виде золотого человечка с золотым опахалом в руке, золотыми украшениями в ушах и золотыми рогами на голове, а в живот у него был вставлен очень красивый камень, должно быть, бирюза, оправленная в золото. Говорили, что среди сокровищ, добытых во время этого путешествия то ли здесь, то ли в другом месте, был один драгоценный камень, изумруд, ценою и стоимостью в 2000 дукатов. Касик дал испанцам еще много разных разностей, но перечисленные дары были самыми ценными и красивыми. По весу все золото, полученное испанцами, стоило добрую тысячу дукатов, не говоря уж о том, что иные драгоценности были сработаны с великим мастерством, и одна работа сама по себе могла стоить дороже, чем все золото, которое пошло на эти вещи. В благодарность за этот подарок главнокомандующий поднес касику следующие сокровища из своего тряпочно-побрякушечного запаса: красный байковый камзол и колпак из той же ткани, с нашитой на него бляхой, и не золотой, а поддельной; сорочку без ворота, не то с каймой, не то с прошивками, притом простую, а не шелковую; головной платок; кожаный пояс с кошельком; нож, пару ножниц и пару альпаргат; женские сандалии; пару шаровар, два зеркала, два гребня да несколько ниток разноцветных стеклянных бус; в Кастилии все это вместе обошлось бы в 3–4 дуката. Этот самый касик и вождь и все его индейцы решили, что вещи, которые дал им Грихальва, представляют огромную ценность, и, может статься, вообразили даже, что провели и надули испанцев, получив эти вещи менее чем за полцены, а потому на другой день они вернулись с еще более дивными драгоценностями, чтобы снова надуть и провести пришельцев. Среди этих сокровищ самыми ценными были следующие: шесть крупных зерен литого золота, не знаю, сколько они весили; семь драгоценнейших ожерелий из чистого золота и еще четыре коротких золотых ожерелья, причем два из них были украшены разными подвесками и брелоками, тоже золотыми; три нитки позолоченных бус, и девять золотых бусин, и стерженек, тоже золотой, скорее всего просто образчик золота, еще ожерелье из камней, которые у них считаются драгоценными, и золотой браслет. Взамен индейцы получили камзол и шапочку не то из байки, не то из другой какой-то простой ткани, красный с синим, полотняную сорочку, нож, пару ножниц, зеркальце, пару альпаргат и несколько ниток стеклянных бус. На следующий день индейцы снова пришли торговать и меняться с испанцами, и касик дал Хуану де Грихальве два маленьких золотых слитка весом в 12 или 15 кастельяно, маску, усыпанную драгоценными каменьями, как те, что мы описывали выше, золотое ожерелье дивной красоты, несколько ниток позолоченных бус и еще нитку из девяти бусинок, сделанных из чистого золота, хотя и полых внутри, очень хорошей работы; эта нитка заканчивалась подвеской, которая была крупнее остальных бусинок. Грихальва уплатил касику разной мелочью, красная цена которой была 4–5 реалов, а именно: пара альпаргат, кожаный пояс с кошельком, головной платок, женские сандалии и две или три нитки стеклянных бус, которые зовем мы бисером, потому что все они разного цвета: в каждой нитке было примерно пятьдесят бусинок; такие бусы там очень нравились, и мы обычно пользовались ими для обмена и торговли с индейцами.