Читать интересную книгу Кривая Империя Книга 1-4 - Сергей Кравченко

Давайте договоримся так: слова «Император» и «Императрица», стоящие не в начале предложения, я буду впредь писать с большой буквы только у тех особ, которые более или менее соответствуют нашей с вами Имперской Теории.

Так вот, матушка императрица Екатерина заболела горячкой на третьем году своего скромного правления. Опять был собран Верховный тайный совет-сенат-синод, майоры гвардии, президенты коллегий. Приговорили: наследником будет Петр. Принцессы входят в состав Верховного совета. Все вместе правят до 16-летия императора. Потом девки получают по 900 000 целковых золотом и делят мамины бриллианты. Такой уговор пока устроил всех. Екатерина промучалась до 6 мая и скончалась с явными признаками легочного распада. Прочли чисто женское завещание о 15 пунктах, кому за кем наследовать и кому как себя вести.

И когда на лужайке перед Зимним дворцом гвардия крикнула «Виват!» новому императору, никто не услышал криков Сапеги, что на самом деле завещания не было, написал его Писец под диктовку Меншикова.

Россия была довольна. На престол входил мужичок спокойной лопухинской крови, крови Тишайшего, крови симпатичной принцессы Шарлотты Бланкенбургской.

Пётр II Алексеевич

Все козыри были на руках у Меншикова. Он и раньше ходил в лидерах Верховного совета. Теперь совет получал на пять лет неограниченные полномочия, и кто бы там смог противоречить будущему тестю императорскому? Да и сами эти годы до 16-летия Петра были для светлейшего находкой. Уж он-то знал, как распорядиться властью, какую построить пирамиду, как подготовиться к совместному правлению с еще одним Петром.

Все сановники стали ласковы с Александром Даниловичем, и горизонты немножко расчистились, — принцесса Анна Петровна вышла замуж за герцога Голштинского и уехала в его королевство. Но были и неприятности, — пришлось выпустить из Шлиссельбурга и быстрым транзитом этапировать в Новодевичий монастырь бабку императора монахиню Елену (Евдокию Лопухину). Далее последовал указ об изъятии из всех коллегий бумаг по делу царевича Алексея — хотелось как-нибудь забыть неприятный эпизод.

Меншиков разгоняет Кабинет, ненужный малолетнему императору, ссылает своего давнего врага Шафирова, вскрывает тайный кружок Бестужева. Члены этого кружка раньше поддерживали линию Алексея Петровича — Петра Алексеевича, и теперь расчитывали на милость императора в ущерб Меншикову. Пришлось их затоптать и разослать. Здесь едва не погиб арап Петра Великого Абрам Петрович Ганнибал, активный участник кружка. Вот и не было бы у нас его кучерявого внука-правнука.

Меншиков старался придать своему фактическому регентству европейский вид. Было приказано убрать с питерских площадей каменные столбы с мясными крючьями, снять с этих крючьев вяленые куски тел казненных и похоронить их оптом и в розницу. На Украине восстановили гетманство, и теперь Меншиков уже не претендовал на этот пост.

За потребительскими делами Александр Данилович упустил один пустяк, — забыл заниматься воспитанием будущего зятя. Он только требовал у Петра полной отчетности в намерениях и желаниях, заставлял учиться, не пускал на охоту, и стал неприятен императору. Зато Петины детские прихоти вполне удовлетворялись бароном Андреем Ивановичем Остерманом и хорошенькой 17-летней тетей Елизаветой Петровной. Нечаянно императору стало известно, что милейший Андрей Иванович подавал императрице Екатерине проект о женитьбе Петра на Елизавете, — этим примирялись все партии, но задвигался Меншиков. Теперь, поглядывая на румяную и улыбчивую Лизу, Петр горько вздыхал о своей несчастной судьбе, затравленно вздрагивал при упоминании «скучной и противной Меншиковой».

Детский роман с Елизаветой приобрел опасные очертания. Мальчишке только 12-й год идет, но после всех этих прогулок, Елизавета вдруг наотрез отказывается от сватовства прославленного Прусского дома и получения Курляндии в приданое. Опытные царедворцы ждут немедленного и неотвратимого выпада светлейшего, но выпада нет. Князь болен, харкает кровью, пишет наставительное завещание юному императору о судьбе «недостроенной машины» — Российской Империи.

Человек, понимавший, что Империя — это машина, вызывает уважение. Он достоин места в пантеоне имперских теоретиков! Не заболей Данилыч лихорадкой, еще не известно, кто был бы нашим очередным Императором, куда вывела бы нашу Империю ее кривая дорожка.

Но Меншиков болеет, к тому же его подводит базовый инстинкт, — он нечаянно ворует прямо в дворцовом коридоре 9000 рублей, подаренных Петру цехом каменщиков. Петр устраивает скандал, начинает ощущать себя главной персоной, дерзит, ходит гордо. Говорить о свадьбе императора с Меншиковой при дворе становится дурным тоном. Свадьбу не отменяют, Петр просто «не намерен жениться ранее 25 лет». Он забирает свои вещи из дома Меншикова для украшения своего нового дворца, избегает встреч с диктатором. Зреет заговор. Детский двор Петра, эти несовершеннолетние сестры и тетки оказываются хитрыми бестиями, они четко ведут дело к изгнанию и разорению обер-вора.

7 сентября 1727 года, по возвращению в осенний Петербург Петр отдает приказ гвардии — слушать только его личные приказания! Вечером невеста с сестрой приходят поприветствовать императора, но удаляются кислые и жалкие.

8 сентября 1727 года происходит падение всесильного Александра. К нему является майор гвардии генерал-лейтенант Семен Салтыков и объявляет светлейшему домашний арест. За политическим падением следует буквальное. Данилыч валится на пол, ему пускают кровь. Жена и дочери едут к Петру и тоже валяются в ногах. Княгиня Меншикова, достойная женщина, уважаемая даже врагами, на коленях встречает иператора, идущего от обедни. Не замечена! На коленях умоляет о протекции Елизавету и Наталью, — гордые девчонки воротят носы. 45 минут стоит на коленях перед Остерманом — вежливый отказ! Остерман спешит в совет, где немедленно зачитывается указ: «Никому, ничьих указов, кроме императорских, не слушать и по оным не исполнять!». Меншиков оправдывается в письме на имя совета — без внимания!

На следующий день, 9 сентября его дело слушается в совете. Решено лишить князя всех чинов и сослать пока в Ораниенбург, в его дальнее имение. Салтыков отбирает у лежачего Меншикова две «кавалерии» — Андреевскую и Александровскую ленты. Но полной конфискации имущества пока нет, и ссыльному предоставляется 50 подвод для самого необходимого. Еще 50 подвод ему разрешено нанять за свои деньги. Следует указ отцам церкви — «обрученной императору невесты в ектеньях не поминать». 10 сентября огромный поезд ссыльного под конвоем в 120 человек выехал из Петербурга. В свете и народе была большая радость, частью подлинная, частью показная.

Но правительству было не до радости. Спешили ухватить власть. У трона толкались Голицыны и Долгорукие, мягко переступал Остерман.

В начале января нового 1728 года двор выехал в Москву на коронацию нового императора. Дорогой Петр заболел и две недели пролежал в Твери. В старую столицу въехали 4 февраля. Коронация состоялась 24 февраля. Последовали щедрые повышения и пожалования, раздача подарков, пенсий, наград.

Меншиков, тем временем, все далее вгонялся в Сибирь, чтобы очутиться, в конце концов, в Березове и быть похороненным в вечной мерзлоте в октябре 1729 года. Там скорбное тело прекрасно сохранилось почти до нашего века, когда его откопал местный чиновный краевед. Он выковырял глаз светлейшего, опустил его в формалин и верноподданно послал в Петербург. Это вызвало шок при дворе. Куда дели всевидящее око, мне неизвестно, в Кунст-камере его не показывают. Но где-то оно есть и доныне внимательно поглядывает на наши дела, столь сходные с его делами…

Осенью 1728 года умирает от простуды любимая сестра императора Наташа. Страсть к Елизавете тоже как-то стихает, — вокруг Лизы закручиваются петли династического брака. У Петра полный фавор обретают Долгорукие, теперь они водят его на прогулки, у них и пара дочерей подходящих имеется. Империя замирает в болезненной судороге: «Царь делами не занимается, — отстукивают фельдъегерскими копытами иностранные дипломаты, — денег никому не платят, каждый ворует, сколько может. Все члены Верховного совета нездоровы».

Но народ, как ни странно, доволен. Уже 8 лет нет войны, налоги собирать не успевают, корабли строить перестали, торговля оживает помаленьку, людям дышится и работается легче. Издыхающая Империя, видите ли, не вызывает у ее легкомысленных граждан скорбного сочувствия.

Явным признаком имперского упадка во все времена является кадровая и организационная перетряска спецслужб. Нация, пробуждающаяся от имперского морока, спросонья обнаруживает, что ей не надобно столько серьезных мужчин, занимающихся жестокими непроизводительными играми. КГБ в очередной раз уничтожается. Обычно ненадолго. В тот раз садистский Преображенский приказ был распущен 4 апреля 1729 года, «в самый приличный день, в Страстную пятницу», — так тонко пошутил наш Историк. Ну, здесь наш симпатичный старикан перегнул палку. Не стоило так безоглядно обижать дзержинских рыцарей сравнением с палачами Иисуса Христа. Они у нас добрые малые — вот уже и креститься научились…