Для Гроува это стало прозрением, «потому что я обнаружил, что эти жабы не умнее меня. Им просто не хватало смелости высказаться. Да и к черту их».
Такое понимание позволило Энди стать лучшим студентом в Беркли, каким он был в Нью-Йорке до этого. Но это имело и обратную сторону – интеллектуальную надменность Эндрю Гроува. Практически невозможно представить, чтобы Боб Нойс или Гордон Мур с презрением называли своих старательных и напуганных одногруппников «жабами». Как многие замечали в Энди Гроуве, бизнес-титане, он не умел хвалить людей в привычной нам манере; хвала и почести обязательно сопровождались какой-нибудь оценкой.
Хоть и трудно представить Энди Гроува, который кому-то подчиняется, снова, теперь в Беркли, он нашел наставника. На этот раз им стал его научный руководитель Энди Акривос. Это был не только почетный академик, но и единственный профессор в Калифорнии, который мог чему-то научить Гроува в области гидродинамики. Двое мужчин стали близкими друзьями. Именно Акривос придумал специальный учебный план для Гроува, чтобы у того постоянно было стремление идти выше.
Когда настало время сдавать тезисы, Гроув выбрал не такую тему диссертации, которая бы обеспечила ему стопроцентную сдачу. Он решил затронуть самый сложный вопрос в гидродинамике, который являлся парадоксом в данной области уже более столетия. Другой аспирант в этом университете работал над этой проблемой в течение пяти лет и… сдался.
Энди бесстрашно взялся за этот парадокс, отбрасывая все эксперименты, который ставились до него и определяя их как «любительские». «Мне нравится ставить эксперименты, – писал он позднее. – Мне не нравится поверхностное изучение. Разница большая… Я бросил вызов всем убеждениям, которые лежали в основе моей темы… и предложил решение типа гордиева узла, которое противоречило классическим убеждениям. Я имел мужество понять… что эксперимент подразумевал. У меня был научный руководитель (Акривос), который, после приложения достаточного количества усилий, поверил моим данным».[219]
Диссертация Гроува послужила основой для создания четырех важных научных работ, которые он написал вместе с Акривосом, две из них были опубликованы в главном журнале в этой области. Гроув сказал в одном из интервью: «Это будет звучать ужасно, но тезисы – просто великолепны».
В перерыве между получением степени и определением с выбором карьеры Энди преподавал на кафедре химической инженерии в своем университете. К тому моменту учебное заведение (за четыре года его обучения) сильно изменилось. И ему вскоре стало трудно преподавать, когда в университетском городке зарождалось «движение свободы слова». Однажды Энди пытался пробраться к своему кабинету сквозь толпу, когда там проводилась «одна огромная студенческая забастовка».
Идя по территории университетского городка, Гроув все больше и больше бесился. Он думал о том, что если «эти сволочи не появятся», то он даст им внеплановый тест, – он даже придумывал вопросы по дороге и представлял, как поставит всем нули. «Я шел по пустому кампусу и нигде не видел студентов, что меня приводило в бешенство. Я вошел в здание, где находился мой кабинет, и настежь раскрыл дверь в гневе, а там – сидел весь мой класс, спокойно сидел на своих местах, ожидая меня».[220]
Студенты оказались в кабинете из чувства уважения к Гроуву? Из-за страха? Здесь можно увидеть часть юмористической стороны Энди – ту его часть, которая не получает достаточного внимания: он пришел к выводу, что класс появился потому, что «инженеры всегда на своей волне. Они думали о своем обучении и говорили: “К черту все остальное”».
Несмотря на признание, которым он наслаждался в академическом мире, Энди решил, что этот мир не мог ему предоставить ни перспектив развития, ни той власти, к которым он стремился. Не менее важным был тот факт, что жизнь профессора не обеспечила бы его такими доходами, которые позволили бы ему хорошо жить в районе Бэй-Эриа, завести семью и, в первую очередь, вывезти родителей из Венгрии. Поэтому он начал искать работу, связанную с коммерцией. Как он обнаружил на летних подработках, работа в области гидродинамики была удивительно неинтересной. И когда коллега посоветовал ему заняться физикой твердых тел, Энди моментально переключился на эту область.
Хоть это и кажется малообещающей сменой научных областей, в реальности – часто забытой даже учеными из сферы Кремниевой долины – полупроводники больше относятся к химии, принимая во внимание процесс создания весьма сложных приборов из элементарных материалов. Все остальное – электроника, компоновка, написание кодов и программирование – идет после. Помимо того, Энди не считал такое переключение на другую область пугающим. Более того, он считал, что его диссертация относилась к прикладной физике не меньше, чем к химии.
К сожалению, не все фирмы, в которые он пытался устроиться, принимали его, и в тех, которые соглашались провести собеседование, мешал его агрессивный характер. «Мое образование не подходило. Кроме того, мой характер либо нравится людям, либо нет, поэтому он тоже не играл мне на руку».
В конечном счете он наметил пять компаний. Компания Texas Instruments отказала. Отказала и компания General Electric. Годами позже он все еще был удивлен, что они ему отказали. Lockheed как будто бы заинтересовался им, но Энди не был уверен, что готов посвятить себя работе с ограничениями в компании, занимающейся оборонной промышленностью.
Так и остались две компании: Fairchild Semiconductor и Bell Labs. Его первая встреча с Fairchild прошла не лучшим образом. Можно сказать, что они с кадровиком практически возненавидели друг друга. Bell Labs еще являлась самой привлекательной научно-исследовательской лабораторией на планете. И эта лаборатория пошла сама навстречу Энди, призывая его присоединиться к ним: сотрудники отдела кадров даже приехали в лабораторию Энди в университете, предлагая ему огромные деньги и право выбора любой темы, которую он хотел.
Но Bell Labs находилась в Морристауне, штат Нью-Джерси, а Энди с Евой не были намерены возвращаться в пригород Нью-Йорка. Тем не менее казалось, что Bell Labs оставалась единственным выбором… пока Fairchild не изменил решение и не прислал другого человека из кадрового отдела в Беркли, чтобы уговорить Энди: это был Гордон Мур.
Так случилась первая встреча двух важнейших фигур в бизнесе двадцатого столетия. Молодой Эндрю Гроув, PhD, надменный, жесткий, презирающий человеческие слабости. Он был готов разорвать на части этого посланника из компании, которая ему отказала… Но – обаяние Мура! Гроув моментально увидел в спокойном гении с хорошим чувством юмора последнего великого наставника в своей жизни. Энди было двадцать шесть, Гордону – тридцать четыре. Гроув пишет: «Гордон Мур спросил меня о моей научной работе по собственному желанию, выслушал и понял ее!.. Он был действительно умным человеком – очень представительный, без высокомерия. Гордон помог мне увидеть того, кем я хотел стать».[221]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});