Нет, мистер Скрибблер об этом не знал. Как следствие, нижняя губа его начинает дрожать, глаза вылезают из орбит; он явно не на шутку перепуган.
— То-то, приятель! — восклицает мистер Пикеринг, чуть картинно размахивая руками. — Ты видишь перед собою смерть, — смерть, чуждую покоя. Но что это, Дик? Прислушайся! Это грохочет шторм среди моря. Слышишь? Видишь? Ощущаешь его мощь, приятель? Ветер и дождь, сплошная завеса дождя! Палуба раскачивается, шпангоуты трещат. Тебя с ног до головы окатывает соленая вода. Соль у тебя в ноздрях, соль в горле, соль в легких — соленая вода, она повсюду. Крики утопающих. Кошмар, приятель, сущий кошмар! Тьма… парализующий холод… парализующий страх… а вот настал черед и Хэму идти на дно…
Мистер Скрибблер потрясен и устрашен. Сердце его неистово колотится о ребра.
— Вот и конец. Непроглядная тьма. А в следующее мгновение я — раз, и внезапно оказываюсь в Солтхеде — безо всяких объяснений. Ха-ха! Может, ты мне растолкуешь, что это все значит, приятель? В чем шутка-то? Потому что, черт меня подери, сам я ничегошеньки не понимаю!
Матрос разражается безумным хохотом и снова крутится на каблуках. Словно по волшебству, в руках его возникает смятое, забрызганное водой письмо.
— Можно тебя попросить о дружеской услуге, Дик?
Мистер Скрибблер с замирающим сердцем отвечает согласием, опасаясь, что отказ повлечет за собою самые жуткие последствия.
— Возьми вот это письмо и доставь его по назначению, будь так добр. Оно адресовано юной леди, за которой я некогда ухаживал. Ты ее знаешь, приятель?
Скользнув взглядом по имени, начертанном на послании, клерк дает понять, что эта дама ему незнакома.
— Чудесная девушка, Дик, просто чудесная! Мы могли бы быть счастливы — да только я сам виноват! Жизнь преподала мне суровый урок. Слишком поздно; я уже ничего не поправлю, а вот ты сможешь. Отдай ей письмо; пусть она хотя бы узнает, как я жалею о том, что стал источником стольких бед. Ей не за что себя винить. Видишь ли, Дик, она любила меня, вправду любила, любила всем сердцем.
Бедный мистер Пикеринг! Что мертвые знают о любви? А если уж на то пошло, много ли знают о любви живые?
— Я вбил себе в голову, будто она мне изменила, и моя гордыня разлучила меня с ней. Она умоляла меня ее выслушать. Умоляла меня, приятель!… А я вместо того завербовался на треклятый корабль — и только Хэма Пикеринга и видели! А она горюет обо мне и по сей день — Дик, я это знаю. Я ее видел! Отдай ей это письмо от моего имени. Это все, что у меня осталось.
Мистер Скрибблер дает понять, что все исполнит как должно, и прячет письмо в карман пальто.
— Спасибо тебе, Дик, — благодарит матрос, еще несколько раз крутнувшись на каблуках, — ни дать ни взять нескладный фигурист, забавляющийся на льду. — Спасибо тебе, Дик Скрибблер, Дик-Писака, ибо писакой ты был и останешься. С таким именем особо не соврешь. Тут уж чистая правда — и только. Лишь факт как таковой. В конце-то концов, — объявляет мистер Пикеринг уже совсем другим голосом, — факты это ФАКТЫ.
От резкого перехода мистеру Скрибблеру становится еще неуютнее.
— Такой уж это мир, Дик. Что ты о нем знаешь? Я-то, пока странствовал, мир сполна повидал — точнее, то, что от него осталось. А ты как думаешь? Везде одно и то же: одни и те же места, одни и те же люди. Ничего нового!
Мистер Скрибблер допускает, что так оно и есть, хотя сам он своими глазами не видел.
— Сделай же со своей жизнью хоть что-нибудь примечательное, приятель, пока у тебя есть шанс. Не уподобляйся этим всем и каждым повсюду вокруг. Мужайся! Сделай что-нибудь примечательное со своей жизнью, пока не поздно! Поверь мне, Дик, я знаю что говорю. Сделай, как я советую, и тебя будут помнить долго после того, как твоим уделом станут немота и прах.
Мистер Скрибблер, несколько волнуясь, соглашается последовать этому наставлению.
— Что ж, приятель, — продолжает матрос, украдкой потирая руки; его отталкивающая улыбка отбрасывает на землю слабый блик. — Что ж, Дик, все это очень даже хорошо и славно, но, думается мне, настала пора преподнести тебе нечто примечательное. Вот, возьми-ка это, приятель, и давай жарь!
В руке мистера Пикеринга материализуется зажженная спичка, точно так же, как совсем недавно — письмо. Клерк снова боится ослушаться — и тем не менее колеблется.
— Что? Отчего ты так напуган, Дик? Неужто никогда не видел пламени? А ну, бери!
Собравшись с духом, мистер Скрибблер принимает подношение. Головка спички ярко накалена: сине-желтая слезинка, пылая, трепещет на ветру. На глазах у клерка мистер Пикеринг проносит сквозь пламя сперва ладони, а потом и руки до самого плеча, и конечности его сей же миг вспыхивают, точно сухое дерево.
— Глянь-ка на меня, Дик, — говорит он, невозмутимо поднимая руки и демонстрируя их мистеру Скрибблеру со всех сторон. — Глянь-ка на меня! Разве не примечательно? Ха-ха! Да ты, никак, озадачен, приятель? Никакой тайны здесь нет. Ни покоя, ни отдыха. Огонь ничем уже не повредит старине Хэму. Как можно причинить ему вред, если он и без того покойник?
Клерк роняет спичку. Вытаращив глаза, разинув рот, он в слепом ужасе шарахается от жаркого, жадного пламени.
— Да это только начало, Дик. Мы же только почин положили, приятель! А погляди-ка еще вот на это!
Хохоча, матрос дотрагивается руками до груди и ног. В следующее мгновение все его тело объято пламенем: дымится и потрескивает, точно горящее на поле чучело.
— В чем дело, Дик? Всегда был трусишкой, а? Всегда ноги в руки — и бежать! А чтоб смело взглянуть в лицо миру — так это нет, ни за что! Твоя вечная беда, приятель, — ты не в силах примириться с миром и бежишь от него. Не в силах перенести собственного позора. Ты совсем не изменился, приятель, ну вот нисколечко! Потому ты больше и не разговариваешь, верно? Взглянул на мир — и лишился дара речи? Ну-ка, посмотри на меня, Дик!
Сжавшись от страха, мистер Скрибблер повинуется. Мистер Пикеринг одаривает его прощальным салютом на самый что ни на есть морской лад.
— Смотри на меня, Дик!
Матрос подносит руку к виску, и голова его взрывается каскадом пламени.
— Смотри на меня! — доносится откуда-то голос Хэма. — Уж таков этот мир, приятель, уж таков этот мир!
Не в силах более выносить кошмар, мистер Скрибблер падает на колени прямо посреди улицы. Охваченный пламенем матрос освещает улицу, точно праздничный костер. Шум и жар, удушливая вонь дыма и горящей плоти, туман, доносящиеся непонятно откуда крики мистера Пикеринга — все детали складываются в одно грандиозное видение Апокалипсиса.
Уж таков этот мир, Дик!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});