подошла к лампе.
Пламя в фитиле медленно росло, и чем ярче разгоралась лампа, тем призрачнее становилось видение с того света. Франсиска, как завороженная, пялилась на исчезающий образ и, когда он растаял, истово перекрестилась в который раз.
— Господь всемогущий, благодарю Тебя!..
— А! Благодарность — это похвально, мадам, — снова вмешалась Ариэль. — Отдайте Богу Богово, а мне вы должны дублон и эскудо. — Она подхватила жену пильщика под руку и повела ее к выходу в спираль «улитки». — Расплатитесь со мной по дороге, n’est-ce pas? Идемте! И наилучшие compliments[93] вашему супругу.
Обе исчезли. Витус не успел оглянуться, как остался один. С некоторым усилием он выпутался из складок занавеса, посмеиваясь над чудесами иллюзии, которые только что видел. И все-таки он никак не мог отделаться от ощущения мистической атмосферы, которая царила в зеркальном кабинете. Вокруг него снова начала сгущаться темнота. Витус огляделся и понял причину — лампа догорала. Он подошел к ней. Ну конечно, всему есть простое объяснение: запас керосина был на исходе. Ему пришло в голову, что лучше бы использовать остатки света для поиска обратного пути. Он снял лампу со стены, и в тот же момент она потухла. Темнота обступила его. Он помнил, в каком направлении выход, и сделал первый шаг. Неожиданно на его предплечье легла чья-то рука.
— Ахилл? — бросил он во тьму.
Вместо ответа он ощутил пожатие, и рука потянула его в другом направлении.
— В чем дело, Ахилл?
Мягко, но настойчиво его тянули дальше.
— Ты не Ахилл! — осенило его. — Кто ты? — Он попробовал нащупать таинственного спутника, и в его руках оказался край грубой льняной ткани. Теперь он знал, кто это. — Луиза, это ты, да?
Он сделал с ней несколько шагов. Казалось, Луиза прекрасно ориентировалась в лабиринтах «L’Escargot» и целенаправленно вела его куда-то. Она открыла узкую скрипучую дверь, о косяк которой он чуть было не расшиб лоб, проскользнула в темное помещение за ней и остановилась. Она все еще судорожно цеплялась за его руку. Витус почувствовал себя неловко, но не плохо.
— Что все это значит? — строго спросил он. — Ах да, ты же не можешь говорить. Впрочем, догадаться несложно. Я должен тебе как-то помочь?
Ее рука по-прежнему крепко держала его. Он попытался освободиться, но не тут-то было. Тогда он решил действовать шуткой:
— Если тебе так нужна моя рука, давай сделаем вид, что она твоя.
Говоря это, он старался разглядеть хоть контуры, но даже это не удавалось. А что если это помещение — ее каморка? Если это так, то он явно попал не туда, куда надо. Конечно, Луиза была всего лишь служанкой, но и в этом случае ему здесь нечего искать…
Витус откашлялся, чтобы объяснить девочке неприемлемость создавшейся ситуации, и тут почувствовал под пальцами покрывало — Луиза прижала его руку к своей щеке. Но в этот момент случилось еще кое-что, что повергло его в ужас: ее плечи начали вздрагивать: она плакала. И плакала как обычная, нормальная женщина. Немая, конечно, может всхлипывать, как и дышать, но не в голос же! Его смятение росло. Что-то здесь было не так. Луиза еще крепче прижала его руку к щеке, и он услышал свой голос, показавшийся ему чужим:
— Хватит, хватит, Луиза, не надо плакать! Не так уж все плохо…
Ее рыдания стали громче.
Он уже пожалел о своих глупых словах. Откуда он может знать, насколько у нее «не плохо»! Что он вообще знает о ней и ее судьбе? Ничего, ровным счетом ничего. Разве что может предполагать, что ее лицо так безобразно, что она никому не отваживается его показать.
— Прости, — с раскаянием сказал он. — Я сказал глупость, да? Ну пожалуйста!
Она все плакала.
— Хватит, хватит, иди ко мне!
Витус обнял ее за плечи свободной рукой и притянул к себе. Он чувствовал себя подлецом, особенно когда Луиза вдруг освободила его руку и положила голову ему на грудь. При этом она обняла его с такой силой, как будто не хотела отпускать больше никогда в жизни. Зато она перестала плакать.
— Ну что, стало лучше? Лучше? Все в порядке, да?
Его голос стал хриплым от напряжения. Где-то на грани сознания мелькнула мысль, что пора уходить. Но он потерял ориентацию, а кроме того, поймал себя на том, что держать Луизу в объятиях очень приятно. Даже больше, чем приятно… Он почувствовал, как его член становится твердым, и застыл в панике. Поспешно отодвинулся.
Она снова прижалась к нему.
Через ее накидку он чувствовал упругость ее груди и округлость холмика внизу живота. Его возбуждение нарастало. Боже всемогущий, во что он впутывается! Он постарался освободиться из ее объятий.
— Проводи меня к выходу, — прохрипел он.
Она опять заплакала. На этот раз казалось, что открылись все шлюзы ее горя — так безутешно она рыдала. И, не прекращая рыдать, покрывала поцелуями его лицо через свое покрывало. Она плакала и целовала, целовала и плакала, и снова целовала…
И каждый раз хваталась за него, как утопающая.
Витус не понял, как это произошло, но неожиданно он оказался с ней на полу, на шуршащей соломе. Он осознавал, что настал тот момент, начиная с которого мужчине чертовски трудно противостоять вожделению. Но что настолько трудно, он и подумать не мог! И он ответил на ее страстные объятия. Он неистово подмял ее под себя, всем существом чувствуя под собой гибкое юное тело. Он почти полностью утратил ощущение реальности, когда она порывисто помогла ему скинуть одежду. А когда он собрался стянуть через голову ее хламиду, она остановила его. Даже в кромешной тьме она не хотела открывать своего лица.
— Как бы ты ни выглядела, — прошептал Витус, — я знаю, что ты прекрасна.
Она покачала головой и прижалась к нему с новой силой. Теперь случилось то, чего она опасалась: ее одеяние соскользнуло к шее, и Витус обнаружил, что под ним ничего не было. Его жаждущая рука скользнула к ее лону, задержалась там, поласкала упругие завитки волосков, поднялась к плоскому животу, обхватила крепкую грудь, нежно сжала ее, погладила затвердевшие соски, поползла к лицу и… наткнулась на преграду. На мгновение Витус опомнился, но пыл, с которым ее лоно приподнялось ему навстречу, заставило его все забыть.
— Я знаю, что ты прекрасна, — страстно шепнул он снова, прокладывая себе путь к вратам рая. — Я знаю, что ты прекрасна, что ты… прекрасна… что ты… о-о-о! Как ты прекрасна!
И с каждым словом он все глубже проникал в нее. Волны наслаждения захлестывали его,