Читать интересную книгу Ультиматум Борна (пер. П. В. Рубцов) - Роберт Ладлэм

После некоторого молчания заговорил Бернардин:

– Где вы живете на бульваре Монтень? Я назову ваш адрес водителю, но прежде, чем я сделаю это, хотел бы предупредить вас, мадам: если вы попытаетесь нас обмануть, вам придется познакомиться со всеми ужасами Второго бюро.

* * *

Мари сидела за столом в маленьком номере отеля «Мёрис» и просматривала газеты. Она была рассеянна: о том, чтобы сосредоточиться, не могло быть и речи. В отель она вернулась вскоре после полуночи, посетив за день пять кафе, в которых много лет назад она бывала вместе с Дэвидом. Вернувшись, она долго не могла заснуть. Наконец, около четырех, усталость взяла свое, и, перестав вертеться, она заснула, забыв выключить ночник, и пробудилась почти через шесть часов. Так долго она не спала со времени первой ночи, проведенной на острове Спокойствия, который уже превратился в призрак, напоминая о себе только ощутимой болью от невозможности увидеть детей и услышать их голоса. Не думай о них... Думай о Дэвиде... Нет, думай о Джейсоне Борне! Где он? Сосредоточься!

Она отложила парижскую «Трибюн» и налила себе третью чашку кофе, глядя через раздвижные двери на маленький балкон, выходящий на улицу Риволи. Ее огорчало, что яркое утро превращалось в отвратительный серый день. Вскоре пойдет дождь, и это затруднит поиски на улицах. Смирившись с этим, она допила кофе, поставила элегантную чашку на столь же элегантное блюдце, жалея, что это не простые глиняные кружки на их кухне в Мэне, которые они с Дэвидом так любили...

Господи, вернутся ли они туда когда-нибудь? Не думай об этом! Сосредоточься!

Мари взяла «Трибюн». Бесцельно перелистывая страницы, она замечала только отдельные слова, не схватывая смысла предложений, не улавливая мысли, – видя только слова, слова... Вдруг внизу бессмысленной колонки она заметила обведенное в рамку бессмысленное сообщение, засунутое в самый низ столь же бессмысленной страницы.

Слово «мимам» и номер телефона. Несмотря на то, что «Трибюн» печаталась на английском, ее быстро переключавшийся с одного языка на другой французский ум рассеянно перевел это слово как «мэма-ам». Она уже собиралась перевернуть страницу, как сигнал из другой части ее мозга прозвенел: стоп!

Мимам... мамим – перевернутое наоборот слово: так ребенок пытался облегчить себе первые попытки овладения языком. Мимам!! Джеми, их Джеми! Смешное перевернутое имя, которым он называл ее несколько недель подряд! Дэвид шутил над ней, пока она, перепуганная, беспокоилась: ни дислексия ли у их сына.

– Он тоже может запутаться, мимам, – смеялся Дэвид.

Дэвид!! Она взглянула на страницу: это был финансовый раздел газеты, который она изучала каждое утро после кофе. Дэвид посылал ей сообщение! Она вскочила на ноги, уронив на пол стул, и, зажав в руке газету, рванулась к телефону. Дрожащими руками она набрала нужный номер. Ответа не последовало: подумав, что в панике она перепутала номер или не набрала парижский код, теперь она медленно, тщательно набрала его вновь.

На другом конце линии раздавались длинные гудки. Но это был Дэвид... Она чувствовала это, она знала это! Он искал ее в «Трокадеро», а теперь использовал ласковое прозвище, которое было в ходу так недолго и было известно лишь им двоим! Любовь моя, любовь моя, я нашла тебя!.. Она знала, что не в силах оставаться в четырех стенах, меряя шагами крошечный номер, названивая то и дело и доводя себя до безумия при каждом звонке, на который не получит ответа. «Когда твои нервы напряжены до предела, найди какое-нибудь место, где ты сможешь непрерывно двигаться, и тебя никто не заметит. Надо непрерывно двигаться! Это жизненно важно. Ты не можешь позволить, чтобы от напряжения у тебя разлетелась голова». Урок Джейсона Борна. Чувствуя, что голова буквально раскалывается от мыслей, Мари оделась так быстро, как никогда прежде. Она вырвала из «Трибюн» страницу с сообщением и почти выбежала из номера, мечтая лишь об одном: поскорее оказаться посреди парижской толпы, где она сможет все время быть в движении – от одной телефонной будки к другой, – и никто не станет обращать на нее внимания.

Спуск в холл казался мучительным и бесконечным. Вдобавок ко всему в лифте оказалась чета нудных американцев (он был с головы до ног увешан фотоаппаратурой, ее ресницы были выкрашены в рыжий цвет, а волосы обесцвечены пергидролем), которые громко жаловались, что во французском Париже мало кто говорит по-английски. Наконец двери лифта открылись, и Мари выскочила в заполненный толпой холл.

Направляясь по мраморному полу к огромным стеклянным дверям, она невольно остановилась, поймав на себе взгляд сидевшего справа от нее пожилого сухощавого мужчины в темном полосатом костюме. Он, хватая ртом воздух, подался вперед и подскочил в огромном кожаном кресле. Старик не сводил с нее удивленного взгляда.

– Мари Сен-Жак! – прошептал он. – Боже мой, уходите отсюда!

– Простите... Что?!

Старый француз проворно, хотя и не без труда, встал и быстро оглядел холл.

– Вас не должны здесь видеть, миссис Уэбб, – почти приказал он по-прежнему шепотом. – Не смотрите на меня! Взгляните на часы! – Ветеран Второго бюро отвернулся в сторону, кивнул нескольким людям, сидевшим поблизости, а потом продолжил, едва шевеля губами: – Идите к двери в дальнем левом углу, к той, что для вноса багажа. Быстрее!

– Нет! – ответила Мари, глядя на часы. – Вы меня знаете, но я вас не знаю! Кто вы такой?

– Друг вашего мужа.

– Боже мой! Он здесь?!

– Главный вопрос: почему вы здесь?

– Я уже останавливалась в этом отеле и подумала, что он может вспомнить об этом.

– Вспомнить-то вспомнил... Да только ситуация сейчас неподходящая. Mon Dieu, я все понял... А теперь уходите.

– Не уйду! Я должна найти его. Где он?!

– Вы или сейчас уйдете, или, вполне возможно, вскоре найдете его труп. В парижской «Трибюн» для вас есть сообщение...

– Газета у меня в сумочке. Финансовый раздел. «Мимам»...

– Позвоните через несколько часов.

– Вы не можете так поступить со мной.

– Это вы не можете так поступать с ним. Вы убьете его! Уходите отсюда. Сейчас же!

Полуослепшая от слез, гнева и страха Мари направилась в левую сторону холла, испытывая желание оглянуться, но понимая, что не может себе этого позволить. В дверях она столкнулась с одетым, в униформу носильщиком с чемоданами в обеих руках.

– Pardon, madame![107]

– Moi aussi[108]. – Она покачнулась, обошла чемоданы и вышла на улицу. Что ей делать – что она должна сделать?! Дэвид был где-то в отеле... Но странный мужчина узнал ее и приказал ей уйти прочь! Что происходит? Боже мой, кто-то хочет убить Дэвида! Старый француз так и сказал, но кто это... кто они?! Где они?!

Помоги мне! Ради Бога, Джейсон, скажи мне, что делать. Джейсон?! Да, Джейсон... помоги мне! Она застыла на месте, наблюдая, как из потока транспорта выныривают такси и лимузины и подкатывают к отелю. Под огромным навесом «Мёриса» вновь прибывших и старых знакомых приветствует швейцар в расшитой галуном униформе, который рассылает во все стороны носильщиков. К навесу торжественно приближался огромный черный лимузин, на задней дверце которого виднелась эмблема, указывающая на церковного сановника. Это был круг не более шести дюймов в диаметре цвета кардинальского пурпура, внутри которого находилось удлиненное золотое распятие. Мари задумалась, затаив дыхание: ее страхи приобрели внезапно другое направление. Дело в том, что она уже видела эту эмблему, и эти воспоминания леденили ее душу.

Лимузин остановился, и сразу же подобострастно улыбающийся швейцар открыл обе дверцы. На тротуар вышли пятеро священников. Те четверо, что появились из задней части машины, мгновенно прошмыгнули сквозь толпу пешеходов: двое встали перед автомобилем, двое – сзади; один из них прошел настолько близко от Мари, что задел ее черной сутаной. В его лице было что-то... да, рыскающие внимательные глаза, совсем не подходящие религиозному послушнику... И вдруг в ее мозгу возникла ассоциация с эмблемой, с этим религиозным знаком!

Много лет назад Панов проводил с Дэвидом – нет, с Джейсоном – курс интенсивной терапии и велел ему рисовать на бумаге все, что взбредет в голову. И тогда Дэвид снова и снова рисовал этот страшный круг с тонким распятием внутри него... всякий раз в конце сеанса разрывая его или пробивая насквозь острым карандашом. Шакал!!

Внезапно Мари заметила фигуру человека, который в этот момент пересекал улицу Риволи: прихрамывающий мужчина в темном свитере и брюках лавировал в потоке транспорта, прикрывая рукой лицо от мороси, которая вскоре могла превратиться в полноценный дождь. Хромота была деланной! Нога выпрямлялась – хоть и на мгновение, – а поворот плеч, который компенсировал это, был знаком ей, слишком хорошо знаком. Это был Дэвид! Священник, стоявший в восьми футах от нее, также заметил его и поднес к губам портативную рацию. Мари рванулась вперед и, на мгновение превратившись в тигрицу, вцепилась в рясу убийцы.