– Марион, укройтесь в бане. Она сзади двора, её прикрывает от выстрелов наша с Сергеем хижина, и там всего безопасней. Давайте шибче к ней, бегом!
Дождавшись, когда последняя женщина скроется в строении, Игорь зашёл вслед за ними. Дети и Сигрит со Стефани расположились рядом с полком в самой бане, остальные разместились в предбаннике перед дверным проёмом, выводящим к западной части скал. От недавнего испуга ничего не осталось, лица всех были строги и сосредоточены. На какое-то мгновение он поймал взгляд Илоны – как и другие, она смотрела на него внимательно и с доверием; её выделял лишь любовный огонёк к нему в глубине глаз. Ей импонировало то, как чётко и решительно действует её возлюбленный.
Игорь посмотрел на мальчика с флейтой.
– Макс, ты не забыл «Сиреневый туман»?
– Я помню эту мелодию, дядя Игорь.
– А «Прощание славянки»?
– Тоже помню.
– Вот и играй, раз не забыл. И всё остальное, красивое и выразительное, что разучил.
Он покинул их, но, не сделав и нескольких шагов, остановился; из строения вырвалась, полилась, заполняя маленькую крепость, мелодия вальса «Под небом Парижа». «Талантливейший мальчик, – подумал Игорь. – Как он виртуозно играет! Со временем из него получится прекрасный музыкант».
– Это кто, Макс? – спросил Сергей у подошедшего отца.
– Он самый.
– Геройский мальчуган. Такой обстрел, восемь лет, а держит себя – иной взрослый позавидует.
Прогремел ещё один взрыв снаряда, завизжали осколки, то тут то там застучали разлетевшиеся обломки камней. На этот раз гранатомётчик ударил по внутренней стороне скал, по верхнему их склону. Основное направление силы взрыва ушло дальше, на задние зубцы утёсов и выше их, но часть осколков пришлась и на двор. Заржал и прянул конь, пытаясь сорваться с привязи. Со стоном завыла собака. Тарзан сделал усилие, чтобы встать, но снова рухнул на травяную подстилку. Осколком снаряда ему перебило заднюю ногу, на этот раз левую. Пёс лежал в луже крови; от мучительной боли он судорожно вытягивал морду вверх и снова опускал.
– Бедная псина, – жалостливо проговорил Игорь, стараясь не смотреть в налитые болью глаза собаки. – Серёжа, возьми его, отнеси женщинам, пусть перевяжут, попробуют остановить кровь.
Прислонив винтовку к стене, Сергей осторожно поднял пса и направился к бане, из которой неслась мелодия песни «По тундре, по железной дороге» – под таким названием её знали в поселении.
В задних скалах, обращённых к реке, один за другим прогремели три выстрела из карабина, затем вне крепости что-то гулко рвануло, и за макушками скал поднялся столб пыли и дыма.
– Роза, что там происходит?! – крикнул Игорь. – Ты жива?
– У меня всё штатно, Игорь Петрович! – донёсся сквозь треск горящих брёвен знакомый женский голос. – Просто одна сучка хотела перебросить через скалы ручную гранату, но у неё не получилось – выстрелами из карабина я загнала её обратно в кусты.
– Молодец, продолжай в том же духе! Только не надо ругаться – лучшее украшение для тебя мужество, а не брань.
За скалами, за южной их стороной затрещала автоматная очередь, за ней ещё одна, затем грохнул выстрел из карабина, второй, и снова послышался голос Розы:
– Всё, я подловила её, подлую!
– Рози, милая, я же сказал, чтобы ты не ругалась!
– Не могу, Игорь Петрович, терпенья нет! Если б не вы, я бы не так ещё её обложила.
– Да с кем ты там воюешь?!
– С Клаудией, стервозой проклятой! Но теперь она уже не боец.
Игорь поднял винтовку и хотел посмотреть, что делается в пойме перед крепостью, но следующий взрыв потряс до основания всю стену. Возможно, гранатомётчик целил в отверстие бойницы, но не попал в неё. У Игоря заложило уши, и, кроме звона, он ничего не слышал. Треск пылающей избы, топот коня, волновавшегося на привязи, звуки флейты – всё умолкло. Приникнув к бойнице, он увидел расплывавшееся над кустами облако, несколько раз беззвучно выстрелил и тут же спрятался за стену, прижавшись к ней спиной. С поймы ударила пулёмётная очередь; прицел был точным, почти все пули вписались в отверстие амбразуры и вонзились в стену горящего строения.
В глубине двора показался возвращающийся Сергей. Игорь замахал рукой, показывая, чтобы тот шёл не прямо, а придерживался скал.
– Как тут? – спросил сын, подойдя к отцу.
– Говори громче, ничего не слышу.
– Ты что, оглох? Как тут у тебя, спрашиваю?!
– Что? А, да, оглох! Тут хорошо! Садануло так, что голова чуть не раскололась!
Слух ещё не вернулся к нему полностью, и Игорь кричал, словно Сергей тоже плохо слышал.
Стену потряс ещё один взрыв, и охотник потёр уши, пытаясь избавиться от глухоты.
– Сколько же снарядов они с собой приволокли, мешок, что ли?! – прокричал он.
– Что ты говоришь?! – крикнул Сергей, который слышал теперь не лучше отца.
– Я говорю, скоро ли у них кончатся снаряды! – прокричал Игорь в самое ухо сына.
– А-а, не знаю, трудно сказать, – ответил Сергей.
На внутренней стороне скал вспух очередной огненно чёрный шар, и на этом обстрел из гранатомёта прекратился.
Постепенно звуковые сигналы вновь возвращались из глухой тишины. Сначала защитники крепости услышали звуки флейты, выдававшей полонез Огинского, потом словно сквозь вату до них долетел треск догоравшей избы.
– Эй вы! – донёсся голос с поймы. – Вы там ещё не все передохли?!
– Нет-нет, не все, господин Ренинг! – отозвался Игорь.
– А, это ты, разбойник! Уцелел, значит! У меня к вам предложение. Сейчас ты и кто там ещё остался в живых сдаётесь в плен. Будете нашими рабами. Без рабов нам не обойтись. Надо же кому-то ловить рыбу и ходить в лес по грибы! Выходите, так и быть, всех помилуем.
– Ну что, Серёжа, выходим? – спросил Игорь.
– Плохие шутки, отец, – сказал, покривившись лицом, Сергей. – Я думаю, это сражение кончится тем, что Гюнтер сам будет просить у нас пощады.
Игорь посмотрел на небо. Солнце переместилось за реку, но до наступления ночи было ещё далеко. Потрескивали угли на месте пожарища. Казбек склонился над кормом и, захватывая клочки травы, безучастно пережёвывал их. Конь уже привык к обстрелу. А флейта молчала.
– Мальчик устал, – сказал Игорь, – и ждёт, когда к нему вернутся силы.
– Эй, разбойник, – донёсся голос Гюнтера, – я с тобой разговариваю! Почему молчишь?! Сдаёшься или нет?! Или у тебя голос отказал от страха?
Из глубины двора снова полилась мелодия. Макс взялся за исполнение «Прощание славянки», но музыка звучала прерывисто, некоторые ноты плохо продувались.
– Да, наш маленький музыкант устал, – повторил Игорь. – Господин Ренинг! – крикнул он, задрав голову к верху стены. – Ваше предложение нас заинтересовало! Но нам надо посоветоваться! Один я такое ответственное решение принять не могу!
– Можешь советоваться! – раздалось с поймы. – Но только недолго! Даю тебе столько времени, сколько его нужно, чтобы сложить сучья для костра и разжечь его.
– В нашем распоряжении не больше десяти минут, – сказал Игорь. – А ты понял, Серёжа, почему Гюнтер стал более покладистым?
– Наверно, потому, что снарядов у них осталось с гулькин нос.
– Я тоже так считаю. Нам бы до ночи продержаться, а там мы бы что-нибудь придумали. Ладно, побудь здесь один, а я пойду посмотрю, как чувствуют себя наши бабоньки.
Заглянув в предбанник, он вошёл внутрь и сел на краешек лавки, который, подвинувшись, освободила для него Марион.
– Ну что, музыкант, устал? – спросил он у Макса, погладив его по голове.
– Нет, ничего, губы только болят.
– Вот и у меня они болят, когда я долго играю. А ты передохни, подожди немного, зачем себя надрывать. Слышишь, стрельба прекратилась. Противник – и тот устал, тоже отдыхает. Вот снова вступили с нами в переговоры. Предлагают сдаться. Как ты на это смотришь?
– На что?
– На то, чтобы мы сдались на милость врагу.
Мальчик поджал губы и отрицательно повёл головой.
– Нет, ни за какие коврижки.
– А вы что скажете? – Игорь посмотрел на женщин.
– Зачем лишние разговоры? – произнесла в ответ Марион. – Мы своё слово уже сказали.
– Должен же я обсудить с вами предложение противника. А вообще я стараюсь протянуть время. Нам надо дождаться наступления темноты.
– И что будет ночью? – спросила Стефани из глубины бани.
– Ночь – наш союзник. Сейчас, при свете дня, мы не можем эффективно противодействовать коммандос. А вот ночью… Ночь покажет, кто чего стоит.
Охотник встретился взглядом с Тарзаном, лежавшим на хвойной подстилке. Не поднимая головы, пёс слабо вильнул хвостом. Левая задняя нога его была забинтована, сквозь перевязочную ткань проступало кровяное пятно.