Читать интересную книгу Брачные узы - Давид Фогель

Служащий посмотрел на него с подозрением.

— А куда, собственно, вы хотите добраться?

— Я? Домой… то есть в В-вену, конечно. Я ведь в Вене проживаю, и, само собой, мне туда и нужно.

— Последний поезд отходит в двадцать три пятьдесят восемь! — лаконично отчеканил служащий.

Ни о чем больше Гордвайль спрашивать не мог и отошел от железнодорожника. Сейчас он хоть знал наверное, что он не в Вене. И тут его осенила отличная мысль: он сунулся в окошко и купил билет до Вены. Затем вышел из зала ожидания и прочел при свете фонаря: Клостернойбург—Вена, вокзал Франца-Иосифа. «А-а!» — возликовал Гордвайль. Так значит, он в Клостернойбурге! И тут им вдруг овладело крайнее утомление, и он опустился на ступени вокзала. Какое-то время он сидел там, подперев голову руками, локти на коленях. «Надо ехать в Вену!» — проносились у него в голове обрывки мыслей. Он ведь там живет! А сейчас он в Клостернойбурге, где как раз не живет, хотя неизбежно, что будет здесь жить… Лоти нет сейчас с ним — очень жаль! Была бы она сейчас здесь, они могли бы тотчас же отправиться дальше, благо часть пути уже проделали… Вот и билет на поезд у него в руках… Только вот голова что-то вдруг стала раскалываться! Вечно эта проклятая голова вмешивается! Да, он должен еще повидать ее, Тею, прежде чем уйдет… А для этой цели надо подождать до полуночи… Сейчас ее нет дома. Не в ее обычае приходить домой раньше двенадцати ночи. А Гейдельбергер — его тоже надо бы повидать… Наверняка он будет вместе с ней… Они всегда вместе — он это видел своими собственными глазами. Это последнее соображение заставило его вскочить с места, и он пустился бегом через площадь, угрожающе взмахивая руками в сторону кого-то невидимого. Перебежав на другую сторону, он очутился прямо перед входом в одно из освещенных кафе, окружавших всю площадь по периметру. В нем сразу же появилась убежденность в том, что у него что-то пропало, пока он пересекал площадь, хотя что именно, он точно не знал. Он вернулся по своим следам, вперив взгляд в землю. На полпути остановился и стал один за другим проверять карманы, доставая из них разнообразные предметы: скомканные клочки бумаги, старые трамвайные билеты, окурки, несколько мелких монет, кошелек, большой складной нож, треснутую и закопченную трубку, коробок спичек и тому подобное. Он внимательно рассматривал каждую вещь, прежде чем вернуть ее на место. Даже трамвайные билеты невесть зачем сунул обратно в карман. Наконец выудил из кармана пальто купленный ранее билет на поезд, и в мгновение ока ему стало ясно, словно силой какого-то внутреннего озарения, что, собственно, это именно то, что он искал и пропажи чего опасался. Мысль его несколько упорядочилась, и он спрятал билет, на сей раз в кошелек, для пущей безопасности, словно этот билет и вправду однажды уже был им потерян. Поезд отправляется в двадцать три пятьдесят восемь, то есть примерно в полночь, сейчас же — он посмотрел на освещенные часы над зданием вокзала, — сейчас же только девять, стало быть, остается еще три часа! Внезапно Гордвайль испытал сущее отчаяние из-за того, что не может вернуться в Вену раньше. (Он позабыл, что служащий ясно сказал «последний поезд».) Ибо вдруг стало совершенно ясно, что у него нет времени и он не может терять здесь ни единой минуты. Ему нужно срочно быть в Вене, вот в этот самый момент! Если бы его спросили о причинах столь сильной спешки, он бы наверняка не знал, что ответить. И тем не менее нетерпение его все усиливалось, гранича уже с подлинной физической болью. И словно стремясь ускорить свое прибытие в Вену, он помчался к вокзалу, однако у самого входа будто опомнился и вернулся обратно, к тому же кафе, по обе стороны которого начинались две улицы, довольно круто взбиравшиеся вверх, к центру городка, позади же него проходил поперечный переулок. Гордвайль, не замечая этого, носился по этим улицам и переулку вокруг одного и того же дома, огибая его уже в десятый или двадцатый раз, словно некая движущаяся ограда. Он и не заметил, что привлек к себе внимание городского полицейского, который уже несколько минут кряду наблюдал за его эволюциями. Наконец тот приблизился, остановившись перед кафе, подождал, пока Гордвайль не появится снова из-за угла, и остановил его. Гордвайль тупо взглянул на полицейского и сделал движение обойти того сбоку.

— Стоять! Что вы тут делаете?!

В тоне полицейского уже слышалось с трудом подавляемое раздражение, словно Гордвайль был его давнишним врагом. Будучи новичком, он видел в каждом публичном нарушении привычного порядка удар по своему личному достоинству.

Гордвайль пустился в объяснения:

— Что я тут делаю?.. Я г-гуляю… Так или иначе я ведь еду сегодня в Вену… У меня билет Клостернойбург-Вена…

Такой ответ лишь разжег еще больше ярость полицейского, расценившего его как издевку. Он произнес сурово:

— Это все нам отлично известно! А документы у вас есть?!

Нет, документов у Гордвайля при себе не было, но, по счастью, он обнаружил в одном из карманов письмо, на конверте которого были обозначены его имя и адрес, и показал его полицейскому. Тот повертел письмо в руках, то и дело переводя взгляд с письма на Гордвайля, словно желая удостовериться, действительно ли подходят это имя и этот адрес вот этому невысокому и небритому человеку. После недолгого размышления он вернул письмо Гордвайлю.

— Хорошо! А теперь исчезните! И чтоб мне больше не бегать вокруг дома!

— А почему нельзя? — теперь возмутился уже Гордвайль. — Разве я не могу гулять где вздумается? Напротив, полагаю, что я имею такое право!

— Предупреждаю вас, воздержитесь от грубостей! Иначе я препровожу вас в полицию!

Тогда Гордвайль подчинился. Поскольку не мог подвергать себя риску опоздать на поезд. Издали увидев, что часы над вокзалом показывают уже десять, он направился к другому кафе (неосознанно избегая заходить в то кафе, вокруг которого все время вертелся) и вошел внутрь. Все разбирательство с полицейским мгновенно вылетело у него из головы. И снова им овладела грусть из-за того, что он не мог в этот момент быть в Вене. Ведь пока он здесь, там, несомненно, происходит нечто ужасное, что потом уже невозможно будет исправить…

Закончив пить кофе, он подпер рукой голову и в мгновение ока погрузился в какую-то полудрему. Длинный-предлинный поезд, длинный до бесконечности, мчался с ужасающей скоростью, он же был обязан запрыгнуть в него, что само по себе не казалось ему особо трудным делом. Но на подножке каждого вагона, приближавшегося к нему, стоял полицейский с длинным бичом и хлестал его, не давая взобраться наверх. Внешность полицейского непрестанно менялась. То это был тот самый, что давеча остановил его возле кафе, то Гейдельбергер. И во всех неисчислимых вагонах стоял себе этот полицейский, он же Гейдельбергер, с длинным бичом в руках. А пассажиры все повысовывались в окна и своим улюлюканьем словно пригвождали его к месту. Наконец он исхитрился вскочить на подножку одного из последних вагонов, к великой своей радости. Теперь он мог мчаться на помощь Лоти (ведь Лоти пребывала в величайшей опасности!). Но тут ему вдруг стало ясно, что тот вагон, в который он вскочил, стоит на одном месте и совсем не движется. Сразу же стала понятна и причина этого стояния: это оттого, что он забыл купить билет, а без билета вагон не тронется с места. С другой стороны, он никак не мог выйти купить билет, во-первых, потому, что он сейчас посреди перегона, в нескольких верстах от станции, а во-вторых, потому, что ему известно наверное: стоит только выйти на минуту, как вагон тотчас же тронется и оставит его здесь. И еще выяснилось, что этот вагон совсем не похож изнутри на обычный железнодорожный вагон, а выглядит как пустая комната в доме, почти без мебели, если не считать сломанного и перевернутого стула, воздевавшего к потолку три свои ножки. Но обстоятельство это не слишком поразило Гордвайля. Основной вопрос был — как заставить вагон двигаться. Тут же появился и проводник, и Гордвайль, растерявшись, стал искать по карманам. И вот нашел старый трамвайный билет, который хотя и не походил на обычные продолговатые билеты — в отличие от них он был квадратным, большим и зеленым, похожим скорее на большой конверт, — и тем не менее Гордвайль знал наверняка, что это трамвайный билет. Понадеявшись в душе, что билет этот окажется полезным, он протянул его проводнику. Но тот при виде билета страшно расхохотался, хохот исторгался из его пасти раскатами и бил по Гордвайлю, словно тяжелым бруском. Этот смех может убить его, если только он где-нибудь не укроется. И он стал носиться по пустой комнате, устремляясь вдоль стенок к углам, словно крыса, а проводник гонялся за ним и бил его своим смехом. Нигде нельзя было скрыться от него. В этой комнате не было ни окон, ни двери — все заложено и замуровано со всех сторон. И тогда он собрал последние силы и ударил по стене, чтобы пробиться наружу.