– Это не из-за меня, нет?
– Нет.
– Ты только скажи мне…
– Не из-за тебя.
– Это из-за Харальда? Вы едете на его хутор? Пить с ним и плясать с его дочерьми?
– Конечно, отправился за перевал верхом.
– Зимой на его хутор верхом не проехать, да?
– Да. Агнешка, мы со Шведом просто проверим пролесок.
Я начал молча чистить карабин, а она – наблюдать.
– Вольф, вы со Шведом на охоту пойдете?
– Конечно, с карабином на кролика.
– Ты шутишь, да?
– Да.
– Это же слишком мощное оружие, да?
– Да. Для кролика.
– А в кого ты тогда собираешься стрелять?
– Ни в кого.
– А для чего тогда карабин?
– Для красоты.
Она встала, путаясь в одеялах и сбрасывая на пол шкуры.
190
– Что случилось, Вольф? Ведь что-то случилось… Я же вижу… Ты стал пить, а когда не пьешь
– пропадаешь сутками в горах… один.
– С оружием. Или со Шведом.
– Не важно, Вольф…
Я подобрал одеяла, набросил шкуру ей на плечи, забросил карабин за спину и ушел, собираясь
бесцеремонно разбудить Шведа и всех остальных. Нечего бездельникам бока отлеживать, когда я
бодрствую и готовлюсь к бою.
Я остановился за дверью, прислушиваясь к скрипучим половицам. Порадовался было, что
Швед проснулся без моих пинков и выкриков, но подумал и отбросил версию. Меня насторожил
тихий смех… девичий смех. Нет, не чисто что-то в датском королевстве. Швед… Швед спит не с
девушками, а с вычислительной техникой – его из списка подозреваемых можно смело вычеркнуть.
Думаю, он и во сне цифры видит, а не девиц. А старик Крюгер… Он – старик. И вообще, – с тех
пор, как его голову покинули пришельцы и подобный бред, он стал думать об одних химикатах.
Прежде Клаус прятался в подвалах от кошмарных преследователей и их космических лучей, а ныне
– скрывается на чердаке со своими склянками и препаратами от нас, шумящих и мешающих ему
размышлять. Крюгер на чердаке ночи напролет проводит в полном одиночестве. Уверен, что и
снятся ему исключительно формулы. Шлегель тоже вне подозрений – с ним девицы не смеются, а
плачут… он ведь – конченный садист. А Войцех… Я его в тяжелый труд с ходу впряг, как только
мы на хутор приехали. Он у меня топором машет с утра до ночи. Я его специально так выматываю.
Не следует ему о девицах думать. Правда, он не только трудится за десятерых, но и жрет тоже – за
десятерых. Недооценил я, видно, его силы немереные. Черт…
Я стукнул прикладом в стену и заорал во всю глотку, как на плацу.
– Я иду искать! Кто не спрятался!.. Тот такого пинка получит!..
Вломился к Войцеху, вскочившему мне навстречу и натягивающему штаны еще с закрытыми
глазами.
– Ян, я встал уже… Я иду…
– Не называй меня здесь так! Ясно?!
– Да, Улаф… Я уже…
– Где она?!
– Здесь… Знаю, виноват… Только устал я так вчера, что… не отнес ничего в сарай, все здесь
оставил – и лопату, и…
– Девица где?!
– Да вот она, Улаф.
Я оглянулся, но не увидел никого… только растерянную Агнешку. Она побежала за мной, как
была, – босая, облаченная только в белую рубашку и широкую шкуру, обернутую вокруг ее
хрупких плеч.
– Я не про Агнешку! Твоя девица где?!
Я поднял простыни рукоятью хлыста и посмотрел под кроватью. Не взирая на возмущение
поляка и испуг стоящей в дверях девушки, продолжил поиски его исчезнувшей подружки. Как
сквозь землю провалилась. С досадой резанул хлыстом воздух и вышел.
– Швед!
Я толкнул дверь, отгораживающую меня от товарища, как и собирался, – без всяких церемоний
со стуком.
– Швед! Подъем! Карабин на плечо и по коням!
Швед открыл один глаз и посмотрел на меня, открыл другой и подмигнул мне, раскинул руки и
закрыл глаза. Что еще за безобразие? Я встал над ним, заложил руки за спину и заорал во все горло.
– Вставайте, господа офицеры, вашу ж!..
Швед сообразил, что я не с той ноги встал, и вскочил, влетая в сапоги.
– Тише ты, Охотник!
Я заехал хлыстом по завалу шкур, раскидывая их в стороны.
– Вот так вам, товарищи офицеры!
– Ты что делаешь, Охотник?! Что бушуешь?! Какие товарищи?! Какие офицеры?!
191
– Я к тебе и твоему компьютеру обращаюсь с требованиями и вопросами!
– Корпус компьютера разобьешь! И так царапанный!
– Где девица, Швед?!
– Какая девица?!
– Твоя девица!
– Нет у меня никакой девицы! Ты что не видишь, я в одежде спал?! Мы ж пили с тобой вечером
вчера! Я после вчерашнего так и завалился, как был?!
– Не спрячешь ты ее от меня! Я знаю, что она здесь! Я ее голос слышал!
Я сорвал с постели одеяла, отводя хлыст в сторону и проверяя под кроватью. Агнешка,
испугавшись, схватила меня за руку.
– Вольф, прекрати! Нет никого здесь! Нет!
– Не мешай мне! И не называй меня так! Здесь не называй! Ясно?! Я его подружку найду!
Ясно?!
Агнешка еще настойчивее вцепилась в мою руку.
– Улаф, ты же знаешь, что Швед не такой! Зачем тогда ты у него девушку ищешь?! Из
упрямства?! Ты же знаешь, что ему девушки не нужны!
Я оставил негодующего Шведа в покое и пошел в конюшню.
Глава 7
Швед собрал коня короче, обгоняя меня. Я натянул повод, когда он развернулся ко мне и
остановился, показывая на заснеженные скалы.
– За этими хребтами моя страна, Охотник…
Я коротко собрал коня и пришпорил, поднимая его с места. Полетел с пологого склона полным
ходом, отклоняясь назад. На равнине бросил повод, развел руки, подставляя лицо колючему ветру.
Круг почета среди стен и пропастей, – и я подобрал повод, разворачивая и высылая коня на взлет,
наверх. Мой конь взлетел на склон с разгона, разбрасывая комья снега, и, храпя, остановился на
тропе, на вершине возле ждущего Шведа.
– Охотник, ты кости переломаешь рано или поздно.
– Ты не понял, Швед.
– Порыв души. Что ж не понятного?
Я посмотрел вниз, качая головой.
– Нет, ты не понял… Посмотри вокруг. Что видишь? Простор? Только он на тюремный двор
похож. Я здесь в скалах заперт, как в крепости. Тесно мне, Швед. Я привык вместе с ветром по
равнинам носиться – по таким, что ни начала, ни конца на горизонте не видно.
– Да… А знаешь, я согласен, что мы здесь среди ущелий и лощин застряли. Давай, Улаф, и
правда, рванем на север, развеемся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});