Читать интересную книгу Заговор генералов - Владимир Понизовский

Ах так!.. Керенский решил внести раскол в генеральскую «семью»: тотчас послал главнокомандующему Северным фронтом Клембовскому телеграмму о назначении его исполняющим должность главковерха. Не устоит перед искушением Владислав Наполеонович!..

Однако Владислав Наполеонович устоял:

«Военному министру. Готовый служить родине до последней капли крови, не могу во имя преданности и любви к ней принять эту должность, так как не чувствую в себе ни достаточно сил, ни достаточно умения для столь ответственной работы в переживаемое тяжелое и трудное время…» Более того, Клембовский добавил: «Считаю перемену Верховного командования крайне опасной, когда угроза внешнего врага целостности родины и свободе повелительно требует скорейшего проведения мер для поднятия дисциплины и боеспособности армии». Значит, Корнилов опирается на главкоюза и главкосева!..

Подоспел отклик и от главнокомандующего Западным фронтом Балуева: «В отношении мер, какие должны быть приняты, я вполне согласен с генералом Корниловым. Считаю уход генерала Корнилова гибелью для армии и России… нынешнее положение России требует безотлагательного принятия исключительных мер, и оставление генерала Корнилова во главе армии является настоятельно необходимым, несмотря ни на какие политические осложнения».

Едва министр-председатель успел дочитать телеграмму главкозапа, как адъютант положил перед ним расшифрованное донесение из штаба Румынского фронта, от помощника главнокомандующего генерала Щербачева: «Вполне разделяя меры, предложенные генералом Корниловым для поднятия дисциплины в целях восстановления боеспособности армии, считаю долгом совести заявить, что смена генерала Корнилова неминуемо гибельно отразится на армии и защите России».

Вот оно что! Заговор генералов! Всех!.. Заранее сговорились! Объединились! Согласовали ответы! Ишь сыплют: «совесть, долг, родина, свобода, преданность и любовь к России»!.. Знает он цену этим словам! Ригу отдали Вильгельму из любви к родине?.. А теперь открывают немцам дорогу на Питер тоже «во имя свободы и спасения России»?.. О, как они ему ненавистны!.. Знает, кто он для них: «фигляр», «балерина», «штафирка», «психопат»!.. И вправду станешь психопатом! Ох, тяжкий крест власти… А надобно тащить, как на Голгофу…

И вдруг подумал: а зачем? Не счастливей было бы заурядным присяжным поверенным — процессы по делам уголовным, гражданским и политическим, гонорары, спокойные вечера в кругу семьи или в ложе театра?.. Любовница?.. А что, может быть, хватило бы сил на все… Не говоря уже о деньгах…

Тряхнул головой, сбрасывая дурман: «Ну, нет! Вкусивший славы!..» Он любовник революции. Избранник судьбы. Так угодно было провидению. Умрет, но не отступится!..

Словно бы поддержкой в эту минуту поступила телеграмма от главнокомандующего Кавказским фронтом генерала Пржевальского: «Я остаюсь верным Временному правительству и считаю в данное время всякий раскол в армии и принятие ею участия в гражданской войне гибельными для отечества».

Нашелся один… Но зато все остальные… А под их началом огромное количество войск: десятки и десятки дивизий, миллионы вооруженных солдат… Что он сможет противопоставить им, если двинут они все вослед конному корпусу?.. Куда ни кинь…

Пошли уже сообщения с «театра»: дивизии Корнилова сосредотачиваются вблизи Луги; через станцию Оредеж проследовало девять новых поездов с войсками, в головном — железнодорожный батальон; авангард мятежников — у деревни Семрино, что в сорока пяти верстах от столицы; саперы разрушают баррикады, возведенные поперек полотна, восстанавливают пути; какие-то части подходят по Северо-Западной железной дороге; еще какие-то — по Московско-Виндаво-Рыбинской; кавалерийские полки выгружаются в Вырице, в пятидесяти девяти верстах от Питера, чтобы идти по шоссе…

Снова заявились Дутов и Караулов. Теперь они уже не просили, а нагло требовали пропуска в Ставку.

— Никаких пропусков! — закусил удила министр-председатель. — Корнилов назвал меня и других членов Временного правительства немецкими агентами, поэтому никаких переговоров!

Следом пожаловал Милюков. Любезно предложил свое посредничество: может-де выехать в Могилев, чтобы убедить главковерха пойти на уступки; может, и не покидая Питера, оказать содействие — переговорить с Лавром Георгиевичем по аппарату Юза.

— Нет и нет!

Министр иностранных дел и он же член «Совета Пяти», Терещенко передал декларацию, врученную дуайеном дипломатического корпуса:

«Представители союзных держав собрались под председательством сэра Джорджа Бьюкенена для обсуждения положения, создавшегося в связи с конфликтом между Временным правительством и генералом Корниловым. В сознании своего долга оставаться на своем посту для оказания, в случае надобности, защиты своим соотечественникам, они вместе с тем считают своей важнейшей задачей необходимое поддержание единства всех сил России в целях победоносного продолжения войны, ввиду чего единодушно заявляют, что в интересах гуманности и желания устранить непоправимое бедствие они предлагают свои добрые услуги в единственном стремлении служить интересам России и делу союзников».

Демарш послов заставлял призадуматься.

Керенский созвал совещание — бывших министров и новых членов «Совета Пяти». Почувствовал полнейший разброд в умах:

— Положение безысходно, через несколько часов корниловские войска будут уже в Питере!..

— Только что позвонили из Луги: гарнизон сдался мятежникам, выдал все оружие! Казаки из Луги направляются к станции Тосно! Два эшелона прорвались из Нарвы и сейчас в полуверсте от Гатчины!

— Они уже на станции Антропшино! Это в тридцати верстах!..

— Кровопролитие в Петрограде неизбежно!..

— Что же делать? — Александр Федорович обвел глазами собравшихся. Министры были похожи на черных улиток, готовых юркнуть в свои скорлупки-убежища.

— Может быть, Александр Федорович, вам следует уступить кресло министра-председателя генералу Алексееву? — подал предложение Кошкин, один из кадетских вождей, вчера еще выдвигавшийся Керенским в «Совет Пяти», срочно вызванный из первопрестольной, а теперь, оказывается, подготовивший вот какую мину.

— Против генерала Алексеева Лавр Георгиевич не пойдет — и, таким образом, конфликт будет исчерпан. Как вы полагаете, господа?

Уже и не к нему, председательствующему, обращается!..

Адъютант, наклонившись, шепотом доложил, что прибыли представители от созданного в Смольном какого-то Народного комитета борьбы с контрреволюцией.

Керенский приостановил заседание:

— Одну минутку, господа!

Вышел в соседнюю комнату. Лица малознакомые и вовсе незнакомые. Но чувствуется в них твердость:

— Социалистические партии уступать Петроград генералу Корнилову не намерены. Против генерала поднялись все части гарнизона, все заводы и фабрики, весь пролетариат. На помощь идут моряки Кронштадта.

Один — угрюмый, злой — добавил:

— Говорю от имени партии большевиков: все, как один, будем бороться против Корнилова. Но не в поддержку Временного правительства.

Потом разберемся, в чью поддержку. Главное… Керенский вернулся в Малахитовый зал:

— Я остаюсь на своем посту, господа. Мое решение окончательное.

3

Савинков был весьма обескуражен тем, что не оказался в числе «Совета Пяти». Тем более что в первом, вчерашнем списке, составленном самим Керенским, он фигурировал.

Но ночью, узнав фамилии претендентов, делегаты от ВЦИК, представлявшие партию эсеров, рьяно выступили против кандидатуры Бориса Викторовича: не смогли простить, что он окончательно отмежевался от «своих». Министр-председатель поспешил согласиться. Хитер!.. Может статься, сам все и подстроил… Остальные-то члены Директории — тьфу, пешки.

Ну да ладно, поживем-увидим. Зато сегодня он — военный генерал-губернатор столицы, единственная фигура, реально ответственная за судьбу Петрограда. И он решительно начал принимать меры. Двоякого рода, чтобы преградить доступ войскам Корнилова и чтобы не дать возможности развернуться большевикам. Что касается последних, он не мог понять благодушия Керенского, наверное, потому, что ненавидел большевиков куда больше, чем министр-председатель.

Из Ставки прибыл в Питер Филоненко. По требованию Бориса Викторовича министр-председатель тут же назначил его помощником военного генерал-губернатора, командующим войсками округа. Сам Савинков в военных вопросах, а тем более такого — стратегического — масштаба, не разбирался: в армии он не служил ни часу; в бытность комиссаром на фронте интересовался только политическими аспектами. В делах обороны он целиком положился теперь на Максимилиана Максимилиановича: тот все же штабс-капитан, призванный из запаса гвардейской пехоты.