– Отчего же! – воскликнул я, оглушенный внезапным озарением. – Есть еще способ излечить вас, избежав ненавистных вам машин…
Огонек надежды вспыхнул в ее глазах и тотчас сменился тоскливой кротостью, потому что за моей спиной возник доктор, а с ним – мой недавний друг, мистер Джонатан Харкер.
Харкер подошел к невесте и обнял ее за плечи, словно силясь защитить от меня и ложной надежды.
– Доктор поздно сказал мне, что вы пришли навестить Мину, – проговорил Харкер с угрозой, – иначе я присоединился бы к вам раньше. Если вы желаете знать, мисс Луминице уже лучше. Она отдыхает в кресле в гостиной. Возможно, вы хотели бы увидеть ее. Доктор проводит вас. Нам с Вильгельминой предстоит завтра непростой день и, надеюсь, вы извините нас.
Я не стал противиться и пошел вслед за Сьюардом, который не знал, куда девать глаза от стыда за резкость своего друга. Но Луминица, заметив наше напряженное молчание, вовлекла доктора в разговор. Потом Сьюард извинился и нехотя удалился, и мы остались с сестрою одни.
– Ты должен помочь ей, Владислав, – проговорила Луминица, пристально глядя мне в глаза. – Я знаю, как ты дорожишь мнением и хорошим отношением Харкера, но ты должен пойти против него. Нельзя позволять ему сделать бедняжке стальное сердце. Это убьет ее.
Я доверял Луминице. Поверил и в этот раз. Женщины лучше нас, мужчин, чувствуют опасность, и потому моя сестра никогда не тратила слов впустую, если не была уверена – угроза велика.
– Надеюсь, ты говоришь это не из желания насолить Харкеру. Последнее время вы не слишком ладили, – я сказал это нарочно, чтобы увидеть, как огонек гнева вспыхнет в глазах сестры. Если я решусь испробовать тот путь спасения, о котором я так и не успел сказать мисс Мине, Луминица, может статься, единственная, кто сможет мне помочь. Виорика и Флорика слишком очарованы Харкером, чтобы пойти против него.
Луминица придвинулась ко мне, словно опасаясь, что кто-то может подслушать наш разговор, и прошептала:
– Владислав, я не говорю о смерти ее тела – стальное сердце убьет ее саму. Ты знаешь, благодаря проклятью нашего рода, я умею слушать кровь. Но только услышав голос этой бедной девушки, я поняла, что устами Джонатана и этой рыжей мисс Люси, что бродит вокруг тебя, как лиса возле сырной головы, – их устами говорят машины. Я думала, это голос Англии, но нет, брат, голос Лондона – это бессердечный скрежет и шум его механического нутра, в котором больше нет жизни. Тысячи паровых котлов – его мертвое сердце, цеппелины – его легкие. Только этот мертвый город мог счесть нашу болезнь господарей модной и интересной. Только он мог запереть такое хрупкое и чистое существо, как эта кроткая мисс Мина, в лечебнице для умалишенных. Прошу тебя, Владислав, умоляю, заклинаю! Мы должны освободить эту девушку. Если она действительно настолько больна, как говорит доктор, она умрет, но умрет, не потеряв себя.
Я удивленно слушал сестру, в которой никогда не замечал ранее склонности к поэзии. Глаза Луминицы горели истинно страстным убеждением, руки сжимали подлокотники кресла. Я не разделял ее мрачного настроения и экзальтации, но был полностью согласен с тем, что бедняжке мисс Мюррей не место в этом мрачном доме скорби и что механика – не единственный путь спасения ее жизни.
– Я подумаю о том, что ты сказала, Луминица, – прошептал я, раздумывая, посвятить ли сестру в свои мысли и планы. Но в этот момент на пороге появились доктор Сьюард и Харкер.
Джонатан был рассержен и расстроен. Его живая рука висела плетью, а пальцы серебряной сжимались и разжимались, словно пытаясь ухватить за горло невидимого врага. Доктор был жалок. Он то и дело поглядывал на своего взбешенного товарища, нервически потирая лоб. Мой слух уловил мелкое поскрипывание сустава его искусственной ноги – доктор боялся Харкера настолько, что не мог скрыть дрожи.
Я видел, как хочется моему недавнему другу в два шага пересечь гостиную и позволить механической руке найти себе жертву. Я знал: не владей он собой так хорошо, эти серебряные пальцы уже сдавливали бы мое горло. Но Харкер лишь сверкнул глазами и проговорил глухим от гнева голосом:
– Вы очаровательны сегодня, мисс Луминица. Мне жаль, что наша встреча состоялась в таком печальном месте и при таких непростых обстоятельствах. Простите, но я вынужден просить вас позволить мне переговорить с глазу на глаз с вашим братом. Если вы разрешите доктору сопровождать вас…
Луминица не позволила ему договорить. Она поднялась из кресла и вышла, одним властным взглядом приказав доктору следовать за нею. Тот повиновался. Только в дверях сестра бросила на меня многозначительный взгляд, и я кивнул ей.
– Что вы себе позволяете, Дракула?! – воскликнул Харкер, едва доктор и Луминица скрылись за дверью. – Разве мало вам того, что вы уже натворили? Со старым лордом, что умер по вашей вине, мы были едва знакомы, но сейчас вы угрожаете жизни той, кто мне дороже всего на этом свете. Я не допущу, чтобы вы погубили Мину! Что вы наговорили ей? Что вы с ней сделали?
– Она отказывается от операции? – эта догадка вызвала у меня улыбку, что еще больше разозлила Джонатана. На его щеках выступил румянец.
– Да, будьте вы прокляты, да! – воскликнул он. – Она снова отказывается, а ведь была согласна еще пару часов назад. И виной этому вы, проклятый провинциальный…
Он не нашел нужного слова, развернулся и зашагал по комнате. Хотя чувства клокотали во мне, я оставался в кресле.
– Я всегда был провинциальным, – ответил я, – даже когда вы вступили на мою землю, на мой порог, протягивая руку дружбы и затаив в душе мысли, недостойные друга. Вы использовали мою провинциальность, когда сделали марионеткой в ваших руках. И смерть лорда Годалминга – ваша вина в той же степени, что и моя. И, конечно, вина мисс Люси. Вы оба играли мною и моими чувствами, невзирая на эту провинциальность. Чем же вы недовольны?
– Глупец! – взревел Харкер. – Несносный органический глупец! Вижу, Люси была излишне откровенна с вами и рассказала о нашем маленьком договоре. Увы, для исполнения задуманного нужна была дама. Но женщины всегда слишком откровенны и болтливы, чтобы удержать тайну в своем ридикюле. Если вы решили отомстить мне за вашу обиду, мстите. Но не трогайте Мину! Вы уговорили ее отказаться от операции, играя на страхах больной женщины. И теперь она умрет по вашей вине. Я не допущу этого, слышите?! Если понадобится, я вырву вам сердце и отдам ей, лишь бы спасти! Что вы сказали ей?!
– О нет, друг мой Джонатан, – я нарочно назвал его другом, и он вздрогнул от этого слова, как от пощечины, – я ничего не говорил мисс Мине, не отговаривал ее. Мало того, не я уговорил ее на побег прошлой ночью. Я лишь нашел в своей комнате плачущую и напуганную девушку, которую жених запер в лечебницу для душевнобольных. Запер человек, которому она доверяет безмерно. Как вы могли, Харкер?! Я – чужой вам, мои сестры тоже. И то, как вы поступили с нами, как использовали меня для своих целей, – даже это я могу простить вам. Но мисс Мина! Вы бесчестный, подлый, бессердечный человек!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});