Зигги расправил плакатик и громко сказал прозелиту, привлекая внимание прохожих:
— Христос был прекрасен как еврей. Как христианин Он — неудачник.
Подоспевший Додж увидел, приятный человек недоверчиво моргал при этих речах.
— Погляди, — крикнул Зигги Доджу, — он решил, что наконец-то нашел иудея предателя! — Он уставился на прозелита. — Разве не об этом толкуют в ваших листовках?
— Зиг, — зашептал Додж ему в ухо, беря под руку, — уйдем отсюда.
Зигги ткнул разящим пальцем в ошеломленного прозелита.
— Как иудей Он был защитником попранных. Он защищал блудниц от ханжей, изгонял торгашей из храма и проповедовал мир. Христиане же пользуются образом Христа, чтобы не позволять встать из грязи попранным, объявлять секс грехом, забрасывать камнями блудниц, вдохновлять людей на стяжательство и оправдывать войны.
Вместо того чтобы склонить Зигги к перемене веры, прозелит разгневался. Его глаза метали громы и молнии.
— Вы никогда не получите от меня Нового Завета!
Додж потащил Зигги в сторону. Тот успел крикнуть через плечо:
— Я его читал! Лучшие куски написаны иудеями!
Отведя Зигги как можно дальше от угла, Додж спросил его:
— Зачем ты цепляешься ко всяким недотепам? Ну и видок у тебя!
Зигги сгреб Доджа за плечо. Они влились в толпу пешеходов вокруг Рокфеллер-Плазы.
— Вчера вечером я виделся с Сиам.
— Так вот почему я не мог до тебя дозвониться! — Додж просиял. — Я же говорил, что ее ничто не остановит!
— Хочешь узнать, почему она назначила тебе свидание на дневное время?
Доджу до обморока хотелось это узнать, но он через силу ответил:
— Сейчас это неважно.
— Потому что она давно договорилась с Барни о встрече вечером. — Зигги нещадно дергал Доджа, точно полицейский, желающий нагнать страху на пойманного воришку. — Как можно навязываться женщине, влюбленной в другого мужчину?
— Ты отцепишься?
— Нет, ты ответь! Где твое чувство собственного достоинства?
— Не отвечу, пока ты меня не отпустишь.
— Не смей даже близко подходить к Сиам!
Он так высоко приподнял плечо Доджа, что еще немного — и дело кончилось бы вывихом. Когда он наконец отпустил его, Додж потер плечо и несколько раз сжал и разжал ладонь, восстанавливая кровообращение. Он всегда заботился о своем облике, но ему не хотелось прилюдного скандала.
— Ты стал жертвой своей же рекламы, — наседал на него Зигги. — Она ничего для тебя не значила, пока не получила моими же стараниями второй шанс.
— Отвяжись. — Додж посмотрел на часы и свернул на Пятую авеню, в направлении своей конторы. — Она приехала сюда ради меня, и скоро я с ней повстречаюсь.
— Ты так нервничаешь, потому что не можешь подарить ей такую же любовь, которую дает он.
— Я уже говорил тебе, — спокойно ответил Додж, — что, установив контроль над внешними факторами, контролирую и их любовь. Это я их разлучил! Хватит разыгрывать из себя старую деву!
— Говорю тебе для твоего же блага: она уже не та девчонка, которую ты знал раньше. Она набралась ума. Теперь она многое понимает. Но силы у нее поубавилось. Выглядит она, конечно, классно, но на самом деле вот-вот сорвется.
Додж прибавил шагу. Мотли не отставал.
— Неужели ты настолько присох, что уже не в состоянии слушать?
— И какая муха меня укусила, чтобы пригласить тебя на ленч? — Додж смотрел прямо перед собой.
— Тебе понадобилась моя помощь в розыске Сиам, и я ее нашел. Теперь ты отказываешься меня слушать, когда я требую, чтобы ты оставил ее в покое.
Додж зашагал еще быстрее, чтобы не слышать больше приставаний Зигги.
— Ты просто несчастен и одинок! — крикнул Зигги в спину представительному Доджу. Люди таращились на Зигги, принимая его за безумца: как можно повышать голос на столь видного господина? — А одинок ты потому, что тебе не досталось ее страсти!
У Доджа затряслись руки от стыда — Зигги прилюдно полоскал его грязное белье. Он спрятал руки в карманы, чтобы скрыть дрожь, и сбавил шаг, позволяя Зигги нагнать его. Лучше уж так, чем позволить Зигги орать на всю запруженную людьми улицу. Он потер лоб.
— Сгинь, тебе же будет лучше. Будь у меня револьвер, я бы пристрелил тебя, как бешеного пса. — Додж умолк, но его челюсти продолжали лязгать.
Это ничуть не проняло Мотли.
— Она сказала мне вчера, что никогда не была высокого мнения о своей красоте, пока не понравилась ему.
Додж поспешно, по-змеиному провел кончиком языка по пересохшим губам. Он предпочитал помалкивать, хотя у него в висках так сильно колотилась, пульсировала кровь, что было больно глазам.
— Что это ты запихал руки в карманы, словно сейчас зима? — с усмешкой спросил Мотли.
Смешавшись и полуослепнув от оскорблений, Додж сошел с тротуара и едва не угодил под колеса грузовика. В последнюю секунду Зигги успел утащить его с мостовой. Додж вытер лоб платком. Он только что чудом избежал смертельной опасности и поэтому не мог обрести дар речи.
— Проклятая городская жизнь! — пробормотал он наконец. — Теперь я твой должник.
— Вот и хорошо! — обрадовался Зигги. — Теперь ты сделаешь мне одолжение?
— Нет, — отрезал Додж.
Глава 39
Сиам, одетая в темный шерстяной костюм, готовилась покинуть номер. Перед уходом она присела за столик у окна и написала на бланке «Делмонико» записку:
Дорогой Зигги,
спасибо за то, что ты вчера выгулял собачонку, отвратительно (как ты заметил) себя чувствовавшую. Прогулка пошла мне на пользу, хотя я могла показаться тебе полоумной.
Я ухожу. Я испугана и обозлена. Позвони туда, куда я иду, через два часа, чтобы узнать, в порядке ли я. Потом звони каждые полчаса, пока я не уйду.
Пожалуйста! Я рассчитываю на тебя как на связь с внешним миром.
Хотелось бы мне ненавидеть тебя еще больше!
Сиам.
Она посмотрелась в зеркало и напоследок показала самой себе язык.
Лифт был полон роскошно одетых и изысканно причесанных богатых пожилых дам, спешащих на дневной концерт. Внизу она подала дежурному конверт.
— Можно немедленно отправить это с курьером?
— Будет исполнено, — сказал дежурный, взглянув на адрес.
— Спасибо. — Стараясь сохранять спокойствие, она спросила: — Мне ничего нет?