Отсюда проистекала настоятельная необходимость сделать речь кристально ясной, удалить из нее хотя бы малейший намек на двусмысленность. Основные переводы — на арабский, иврит, французский, немецкий и испанский — будут сделаны сегодня вечером и ночью, и он должен как можно скорее вручить окончательный текст речи своей перегруженной делами команде.
В дверь тихо постучали, и в маленькое помещение вошел отец Патрик Нуалан, главный секретарь Папы. На мгновение в каюту проник гул голосов и моторов, затем дверь затворилась, и снова установилась тишина.
— Ваше Святейшество, я прошу извинения, что отрываю вас, но вы говорили, что хотите немедленно получать все новости о ситуации в Египте. — Он передал Папе листок бледно-голубой бумаги. — Только что прибыло из нашего разведывательного управления. Американский спутник зафиксировал отход египетских войск с израильской границы. Похоже, это хорошие новости. Очевидно, именно так это интерпретируют в Лэнгли. Наши люди говорят, что получат подтверждение через десять — пятнадцать минуть.
Папа снял очки и потер глаза.
— Это очень хорошие новости, Патрик. — Он быстро проглядел доклад. — Да, просто превосходные. Похоже, что войска отводят всерьез, без жульничества. Как вы полагаете, чем это вызвано?
— Не знаю, Ваше Святейшество. Мы по-прежнему не можем получить никакой информации из Египта.
— А как Верхарн? До сих пор молчит?
Нуалан покачал головой. У него были коротко подстриженные, черные как смоль волосы, а телосложение, выдававшее бывшего хоккеиста, но в присутствии Папы он казался самым кротким и простодушным человеком. Никакой скрытности, никаких острых углов. Преданность давала ему кротость и силу совсем другого рода.
— Он так и не попал на корабль, это подтверждено. А самолет, отправленный с Кипра, не сумел его подобрать. Но у нас еще есть надежда.
— Да, — сказал Папа, отводя взгляд. — Мы должны надеяться. И молиться.
Упоминание о Верхарне отвлекло его на другие проблемы, которые вызывали в нем страх перед будущим. Пройдет еще много времени, может быть, целый год, прежде чем угрозы эль-Куртуби можно будет счесть пустыми. Предыдущей ночью ему приснился сон, после которого он не мог сомкнуть глаз. Даже сейчас Папа содрогался, вспоминая его.
— Вы хорошо себя чувствуете, Ваше Святейшество?
Папа сделал усилие и вернулся к реальности.
— Да, — сказал он. — Я в порядке.
В дверь снова постучали.
— Войдите.
Дверь отворилась, и в каюту вошла монахиня. Она была моложе и красивее, чем позволял строгий ватиканский устав. Кроме того, она закончила Иель-ский университет лучшей студенткой курса, имела докторскую степень и была ведущим специалистом по ближневосточной политике. Все это тоже не соответствовало уставу, но Папа специально приказал включить ее в свою свиту. Он не любил старых, усохших монахинь. Он не считал старческое безобразие непременным атрибутом святости, хотя далеко не все разделяли его взгляды.
— Чем могу вам помочь, сестра Фрэнсис?
— Я очень извиняюсь, что вламываюсь к вам, Ваше Святейшество. Я знаю, что вы заняты. Но...
Она протянула ему факс.
— Только что пришло, — объяснила она. — Передано неопознанным источником. Я решила, что сообщение достаточно важное, чтобы вы прочитали его немедленно.
Папа протянул руку. Его хватило мрачное предчувствие. В молодости он боролся за право посвятить себя своему призванию. В Белфасте подвергалась опасности его жизнь. Став Папой, он каждый день боролся за свою душу.
Папа прочел факс. Он был коротким — ему хватило нескольких секунд. Но когда Папа дочитал до конца, вся кровь отхлынула от его лица. Листок тонкой бумаги выпал из его руки на пол. Папа долго молчал. Самолет нырнул в воздушную яму. Еле заметная дрожь, затем снова ровный полет. Папа повернулся и поднял штору над иллюминатором. Снаружи была непроглядная темень. Он видел в стекле свое отражение — бледное, беспокойное лицо с измученными глазами. Через несколько часов начнется новое столетие и новое тысячелетие. Но чье столетие? Чье тысячелетие?
Задернув шторку, он повернулся к сестре Фрэнсис:
— Сестра, мне бы хотелось, чтобы вы вернулись на свое место. Пожалуйста, сообщите отцу Меничини, чтобы он немедленно отключил все системы. С борта самолета не должно передаваться никаких сообщений. Никаких радиограмм из Ватикана не принимать. Меничини должен держать открытым канал, по которому пришло это послание.
Монахиня стояла в дверях ошеломленная, непонимающая.
— Но, Ваше Святейшество, вы же не собираетесь...
— Пожалуйста, сестра, делайте, как я сказал.
— Да, Ваше Святейшество.
Когда она ушла, Папа обратился к отцу Нуалану:
— Отец, пожалуйста, прикажите пилоту изменить курс. Мы должны лететь прямо в каирский аэропорт. Для нас открыт воздушный коридор. Пилот не должен связываться с диспетчерскими службами или с другими самолетами. Вы поняли?
Нуалан наклонился и поднял упавший факс. Быстро прочитав его, он взглянул на Папу:
— Боже мой, это наверняка блеф.
Папа покачал головой:
— Нет, Патрик, это не блеф. Он совершенно серьезен. Он сделает то, о чем говорит, если я не пойду ему навстречу.
— Но я не понимаю. Похоже, вы знаете его.
Папа кивнул:
— Да, Патрик. Я прекрасно знаю его. А теперь, пожалуйста, выполняйте мой приказ. У нас есть всего несколько минут, чтобы изменить курс. После этого я все всем объясню.
Нуалан вышел. Папа остался сидеть, глядя в стену перед собой. Ощущение беспомощности из-за искалеченных ног охватило его. Прошло несколько минут. Затем правое крыло самолета медленно опустилось, и они начали поворачивать. Снаружи сквозь разрыв в тучах на мгновение показалась луна. Белый свет лег на толстый облачный слой.
Глава 75
Каир, 20.18
Самолет Папы приземлился с опозданием. Тихий и пустынный аэропорт вообще не походил на аэропорт. Посадочные дорожки были в глубоком снегу, за исключением одной, специально очищенной для Папы. Тело Перси Хэвиленда, таинственным образом оказавшееся у ангара, уже давно было отвезено в городской морг. Никто не знал толком, что с ним делать. Самолет британских ВВС улетел без препятствий.
Все самолеты египетских авиалиний стояли на земле — либо в ангарах, либо отогнанные в дальний угол поля. На аэродроме остались только военные машины зеленого цвета — в основном истребители и боевые вертолеты. По периметру аэродрома выстроились в ряд танки «235 M1AZ», нацелив пушки на что-то, что скрывалось за забором с высоким напряжением.
Самолет подрулил к Шестым воротам и остановился. Когда двигатели смолкли, наступила глубокая тишина. Самолет окружили джипы «мухтасибина», застыв в ожидании, как шакалы около раненого льва. Здесь же стояли люди с винтовками. Яркие прожектора освещали самолет и небольшой участок поля вокруг него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});