Не открывай шкатулку.
И снова комната монаха Глена, освещенная мерцанием язычника. Мгновенно в руках завибрировало желание его убить.
— Была кровь и сгустки, — говорит Сейджес и улыбается. — Отрава сараемских ведьм вызывает такое. Но ребенка не было. Сомневаюсь теперь, что он когда-нибудь сможет появиться. Отрава старых ведьм выедает внутренности. Чрево становится пустым.
Я достаю кинжал и направляюсь к нему. Пытаюсь бежать, но будто иду по глубокому снегу.
— Глупый мальчишка. Ты думаешь, я действительно здесь? — Сейджес не делает попытки убежать.
Я пытаюсь ударить его, но тело двигается с трудом, не слушается меня.
— Меня даже в этом городе нет, — говорит Сейджес.
Меня окутал покой. Сладкий сон, в котором светит солнце, поля кукурузы, играют дети.
Я иду, но каждый шаг — как предательство, как убийство друга.
— Ты думаешь, Йорг, что я такой же, как ты. — Он покачал головой, и побежали тени. — Жажда мести гоняет тебя по всей империи, и ты думаешь, что сможешь воздействовать на меня своей примитивной и грубой волей? Я здесь не для того, чтобы наказать тебя. Я не испытываю к тебе ненависти. Я в равной степени люблю всех людей. Но ты должен быть уничтожен. Ты должен был умереть вместе со своей матерью. — Пальцы Сейджеса потянулись к татуировке у него на горле. — Это было записано.
Я тянусь к нему. Он исчезает.
Пошатываясь, я выхожу в коридор. В коридоре пусто. Я закрываю дверь, металлической полоской опускаю щеколду. Монаху Глену остается только молиться о помощи. У меня на него больше нет времени, и, несмотря на наваждения и морок, которые насылал на меня Сейджес, у меня остается подозрение, что он все же в чем-то виноват.
Не Катрин и не монах Глен привели меня в Высокий Замок. На развилке дороги, что идет от Топей Кена, я не свернул направо, чтобы прямиком выйти к могиле моей собаки. Я пошел навестить семью. И сейчас мне надо спешить с этим делом. Кто знает, какой морок Сейджес нашлет в этот раз?
Сим учил меня двигаться тихо. Секрет не в том, чтобы не производить шума, а в том, чтобы все время находиться в движении и целеустремленно идти куда бы то ни было. И тогда видимое спокойствие прикроет тебя. Глаза видят тебя, но если ты спокоен, как камень, ум тебя не замечает.
— Эй, ты, там! Стой.
В какой-то момент все хитрости и уловки перестают работать, и появляется кто-то, кто тебя заметит. Но даже в этот момент трудно будет поверить, что ты нежелательный посторонний. Ум стражников особенно вял и притуплен скукой.
— Простите? — Я прикладываю руку к уху.
Если тебя заметили, притворись глухим. Приблизься, наклонись. Молниеносно закрой ладонью рот того, кто тебя заметил, прижми ее так плотно, чтобы тебя не укусили. Прижми человека к стене, если она есть. Удар ножа должен быть в самое сердце. Не промахнись. Смотри человеку прямо в глаза. Это отвлекает, и человек забывает поднять тревогу, — никто не хочет умирать в полном одиночестве. Пусть мертвое тело по стене сползет на землю. Мертвые тела оставляй в тени.
Позади себя я оставляю первый труп. Второй умирает в конце следующего зала.
— Ты! — Этот появляется из-за угла с мечом в руке. И едва не сбивает меня с ног.
Сильные и быстрые руки. Так говорит Грумлоу. Сильные и быстрые руки. Так он учит владеть ножом. Искусство меча — в махах и выпадах, в скорости движения, в выборе момента нанесения удара. Человек с ножом — это человек с сильными и быстрыми руками, и ничего более. Схватка с ножом — страшная вещь. Внезапный быстрый удар, увернуться, отступить, бежать. Грумлоу повторяет: бросаемся молнией, первыми и убиваем быстро.
Я бросаюсь молнией. Его меч падает на узкую дорожку, даже не звякнув.
За углом та дверь, которую я ищу. Заперта. Я снимаю ключ с пояса стражника. Дверь открывается, хорошо смазанные петли не издают ни единого скрипа. Двери в детской никогда не скрипят. Ребенка разбудить легко, уложить спать трудно. Кормилица тихо похрапывает в кровати у окна. На подоконнике мерцает фонарь, фитиль едва виден. Тень кроватки падает в мою сторону.
Мне следует убить кормилицу, но это — старая Мэри, она кормила Уилла. Мне следует убить ее, но я стараюсь не разбудить ее. На горе себе она проснется.
Затаскиваю стражника в детскую и закрываю дверь. Я замираю на долгое мгновение, обдумывая обратный путь. У детской есть еще один выход, он ведет в комнаты нянек. Поскольку у меня два пути к отступлению, чувствую некоторую безопасность. Есть несколько проходов, по которым можно выйти из замка. Несколько тайных тоннелей, которые ведут к потайным дверям в Высоком Городе. Снаружи я эти двери открыть не могу, а выйти через них могу.
Медленно делаю вдох. Белый мускус — запах его матери. Я подхожу к кроватке и смотрю на своего брата. Они назвали его Дегран. Он такой маленький. Не ожидал, что он будет таким крошечным. Я беру его на руки, он спит. Умещается у меня на ладонях. Тихо посапывает.
Работа ассасина — грязная работа.
Я поклялся сесть на трон императора, любой ценой выиграть Войну Ста, я выбрал трудный путь. И сейчас в руках я держал ключ от Золотых Ворот — сына женщины, которая заняла место моей матери. Сына, ради которого мой отец удалил меня от себя. Сына, в пользу которого он лишил меня наследства.
— Я пришел тебя убить, Дегран, — шепчу я.
Он мягкий и теплый, голова большая, а ручки крошечные, волосы тонкие. Мой брат.
Мерцание фонаря высвечивает белые шрамы на моих руках. Я чувствую впившиеся в меня шипы. Мне следует свернуть ему голову и уйти. В игре за трон это вполне обычное дело.
Братоубийство. Так это называется. Часто выполняется самолично.
Так почему же мои руки так трясутся?
Сделай, и делу конец.
«Ты слаб, Йорг. — Даже мой отец велит мне это сделать. — Слаб».
Шипы впиваются так глубоко в тело, кажется, в самые кости, когда я рвусь, чтобы спасти Уильяма. Кровь течет по моему телу. Я ее чувствую. Течет по щекам, застит глаза. Шипы сжимают меня.
СДЕЛАЙ ЭТО.
Нет.
Я брошу вызов целому миру, разрушу в нем все, но я не убью собственного брата. Смерть второго брата я не хочу видеть. Я пришел сюда, чтобы сделать этот выбор. Показать, что я могу делать выбор. Могу взвешивать и принимать решение. И я кладу Деграна в кроватку. Там лежит овечка, сделанная из шерсти, с короткими ножками и глазами-пуговицами. Спи, брат, спи крепко и сладко.
Он соскальзывает с моих рук в свое одеяльце, на коже, где к нему прикасались мои пальцы, видны белые следы. Я не понимаю. Что-то ледяное поглощает меня, пока внутри не образуется болезненная пустота и я не превращаюсь в хрупкую раковину. Я легонько дергаю его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});