Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Второй, не сопротивляясь, протянул руки, словно за пайкой хлеба, и на его запястьях тоже защелкнулись наручники.
Третьим порог банка переступил Жихарев. Он ожег ненавидящим взглядом Кольцова и не вынул руки из кармана.
— Не кочевряжься, Жихарев. Не первый день знакомы, — спокойно сказал ему Кольцов. — Я ведь могу и рассердиться.
Жихарев повернулся к Слащёву:
— Яков Александрович! Ну что он, в самом деле, из меня какого-то бандита строит?
— Нет, он не прав! Из тебя бандита строить не надо. Ты законченый грабитель и бандит. Протяни руки, а то протянешь ноги! — сердито приказал Слащёв и добавил: — Извини, это у меня иногда такие веселые каламбуры получаются.
Жихарев понял, со Слащёвым не поспоришь. Он неохотно протянул руки, и Красильников не без удовольствия защелкнул наручники и на его запястьях.
Их провели вниз, в подвал — в холл при сейфовом помещении. Они спускались вниз медленно и не сопротивлялись. Для того, чтобы сопротивляться, надо твердо знать намерения противника. Все, что сейчас происходило, не наводило пока ни на какие мысли, поэтому и сопротивляться, теряя при этом силы, не имело смысла.
Да, их перехитрили, взяли практически с поличным. Они знали, что за этим должно последовать: их выведут во двор и где-то там, у ограды, расстреляют. А вместо этого их вели в чистый сейфовый подвал, и значит, смерть пока отодвигалась. А может, эти, которые их схватили, вовсе и не собираются их расстреливать. Может, решили попугать. Или потребуют выполнить какие-то работы, раскурочить эти сейфы, в которых, как известно, все еще находились какие-то ценности. А затем, возможно, суд или возникнет какая-то редкая возможность сбежать?
Все эти мысли проворачивал в голове каждый из них до тех пор, пока не услышали разговор сопровождающего их в подвал Кольцова с мастером:
— Скажите, Савелий Маркович, это возможно починить?
— Нет, конечно. Самое дорогое, что здесь есть, это сложнейшие запорные механизмы. Это все подогнано до микронных точностей. После предыдущего разбоя — это груда металла.
— А извлечь содержимое?
— Это возможно. Но только в заводских условиях — порезать сейфы на куски. И никаких других вариантов.
— Все понятно, — сказал Кольцов. — Тогда вот что! Вы свободны, идите к жене, детям, внукам. Только, пожалуйста, ничего не оставляйте в сейфовом зале, ни своих инструментов, ни каких либо железок, болтов, проволочек. Ни-че-го!
— Да. Но…
— Что-то непонятно?
— Видите ли, они грозились меня убить, если…
— Сейчас они больше боятся, что убьют их. Но скажу вам честно, они больше никогда не причинят вам никакого зла. И другим тоже.
— Вы думаете…
— Не отвлекайтесь, — не стал продолжать разговор Кольцов. — Приступайте к работе.
И Семен Маркович стал торопливо складывать свой инструмент и выносить его наверх Он несколько раз с опаской проходил мимо Жихарева и других арестантов, но старался на них не смотреть Они сидели в холле на скамеечке перед распахнутыми металлическими дверями сейфового зала. Они были растеряны и подавлены, но он все еще боялся их. Бандиты тоже не поднимали на него глаза: они-то знали, какая участь ждала мастера после успешного завершения работы.
Закончив свои дела, добросовестный Семен Маркович спросил:
— Может, немножко подмести?
— Не нужно. Идите домой. Привет всей вашей семье и особый привет вашему сыну-кондитеру. Он печет замечательные круасаны. Я таких не ел даже в Париже.
— Он очень умный мальчик, все время что-то читает. Несколько раз, когда у меня были какие-то неприятности, он мне говорил: «Ты бы посоветовался с большевиками». «А где ты их здесь возьмешь?» — спрашивал я его. А он мне: «Сходи в русский банк». Скажите мне по секрету: вы действительно большевик?
— А вы как думаете?
— Я думаю, что таки-да.
Когда Семен Маркович ушел, в совершенно чистое, пустое помещение, которое украшали только изуродованные сейфы, Красильников завел бандитов.
После того, как вся эта процедура была закончена, в центре сейфового зала напротив бандитов встал Кольцов.
— Прошу отвлечься от своих тяжелых размышлений. Мы сейчас уйдем, оставим вас одних. Пытаться сбежать не рекомендую: не получится. Стены крепкие. Решетки стальные. Кричать тоже бессмысленно. Никто не услышит, проверено.
— Ну, и к чему вы все это? — спросил один из бандитов по фамилии Шило.
— К тому, чтоб не тратили напрасно силы, — сказал Кольцов. После этого он полез в карман брюк, достал оттуда вчетверо сложенный листок. Аккуратно развернул его и после этого вновь оглядел трех бандитов.
— Послушайте письмо. Оно адресовано не вам, но вы обязаны знать его содержание!
Кольцов склонился к листку, стал читать:
— «Уважаемые господа! Оставляем вам в ограбленном русском банке трех грабителей, пойманных на месте преступления. Это их вторая попытка, такая же неудачная, как и первая. Вот их фамилии: Жихарев, Шило и Дробязко. Все трое являются профессиональными грабителями, к политике никакого отношения не имеющими. Жихарев хорошо известен. Во время Гражданской войны он грабил и белых, и красных, разорял покинутые богатые дома, убивал мирных жителей. Был приговорен советским судом к смерти, но с помощью такого же бандита, как и он сам, сумел бежать из тюрьмы г. Феодосия.
Рассчитываем на ваш справедливый суд. Могли привести приговор в исполнение сами, но, являясь гражданами другого государства, по всем международным правилам не считаем это возможным».
Закончив читать, Кольцов спросил у бандитов:
— Надеюсь, всем все понятно?
Бандиты молчали. Может, лихорадочно размышляли, как освободить руки? А дальше что? Тяжелая решетка, которую ни вырвать, ни сломать.
— Молчите. Не поняли? Мы уходим. С вами прощаемся навсегда. Это письмо ровно через три дня будет доставлено старшему адъютанту генерала Врангеля Михаилу Уварову. Полагаю, вас освободят из этого подвала, будут судить и воздадут каждому по заслугам.
Болотов, Красильников и Кольцов направились к выходу из сейфового зала.
Красильников прозвенел ключами, запирая бандитов в подвале. Болотов загасил карбидные лампы.
Бандиты кричали что-то им вслед, звенели наручниками.
На улице стояла красивая ночь с большими, размером с кулак, южными звездами, ярко светила перевернутая вверх рогами турецкая луна.
— Завтра уезжаю в Париж, — сказал Болотов. — Не хочу ночевать в банке.
— И не надо. Парижский уходит в семь утра. А до этого перебудем у Якова Александровича, — Кольцов указал на Слащёва.
Вернемся к письму, которое зачитывал Жихареву и его партнерам по бандитскому ремеслу Кольцов. Там было еще несколько строк, которые Кольцов зачитывать не стал. Вот они:
«Выражаю надежду, что в ближайшее время вы все, кто служил в белой армии, воспользуетесь объявленной Советской властью амнистией. Она относится абсолютно ко всем тем, кто воевал на стороне белых, и клятвенно обещает никогда и никому не припоминать его вину, не мстить.
Исключение: бандитам, грабителям, которые творили зло и на той, и на другой стороне, не руководствуясь политическими мотивами, а лишь алчностью — пощады не будет. Надеемся, такой точки зрения придерживаетесь и вы. Ждем вас на Родине».
И ниже подпись: «Комиссар ВЧК, бывший адъютант генерала Ковалевского Павел Кольцов».
Глава двенадцатая
Не все просто оказалось с отплытием домой. Можно было найти какую-нибудь браконьерскую яхту, но это грозило большим риском: охрана советских границ все больше укреплялась. Пароходы из Константинополя в Россию ходили от случая к случаю и лишь после того, как набиралось достаточное количество пассажиров.
Помня о доброте представителя Репатриационной комиссии Колена, Слащёв отправился к нему. Но Колен ничего утешительного ему не сообщил и даже не пообещал. Поток желающих уехать в Россию не иссякал, но и не особенно увеличивался. В ближайшие дни ни один пароход пока туда не планировался.
Слащёв вспомнил, что видел в заливе большой торговый корабль с красным флагом. Колен пообещал все выяснить.
На следующий день он сообщил Слащёву, что корабль действительно направляется в Советскую Россию, но брать на борт пассажиров капитан категорически отказался, ему это было строго-настрого запрещено.
И тогда на переговоры с капитаном «Темрюка» отправился Кольцов. Через несколько часов капитан получил радиограмму: ему предлагалось принять на борт Кольцова и пассажиров, за которых он будет ходатайствовать.
Ко времени отхода корабля из Константинополя на причале залива Золотой Рог собрались, помимо Кольцова, Красильникова и Слащёва, еще три сослуживца генерала, такие же, как и он, отлученные от армии и не нашедшие себя в цивильной жизни на чужбине. Это были генерал Мильковский, полковники Мезерницкий и Гильбиз. Когда Слащёв ночью заехал к Мезерницкому, тот, не задумываясь, сказал:
- Расстрельное время - Игорь Болгарин - О войне
- Крепость Рущук. Репетиция разгрома Наполеона - Пётр Владимирович Станев - Историческая проза / О войне
- 900 дней в тылу врага - Виктор Терещатов - О войне
- В списках не значился - Борис Васильев - О войне
- Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!» - Владимир Першанин - О войне