Читать интересную книгу Есенин - Виталий Безруков

— Вот тут у нас поэт. Входи, не бойся, он не буйный! Вон твой кудрявый!

В палате находилось двое больных. У окна сидел человек, очень похожий на… Пушкина: с такой же шапкой кудрявых волос, с реденькими бакенбардами на лице. Он вдохновенно что-то писал пальцем на подоконнике, время от времени принимая позы с известных портретов Пушкина. Неожиданно сзади послышалась визгливая картавая речь. Лысенький верткий человечек с козлиной бородкой обратился к чекисту:

— Спасибо, что вы пришли, Феликс Эдмундович! Прикажите расстрелять Пушкина! Я заказал этой сволочи новый «Интернационал» большевистский! А он саботирует, проститутка! Встать! Встать, когда с тобой вождь международного пролетариата разговаривает! — Он схватил «Пушкина» за кудри. — Встать, обезьяна!

— Пустите, ваше величество! Я сочинил!

«Ленин» отпустил «Пушкина».

— Читай, контра, пусть товарищ Дзержинский послушает.

«Пушкин» залез на тумбочку и, встав в позу памятника, заорал:

— Я памятник себе воздвиг нерукотворный, к нему не зарастет народная тропа!.. — Он запнулся: — Нет! Нет! Нет, весь я не умру! Нет, весь я не умру! — зарыдал он. — Я не умру! Не умру-у-у!!!

— Не умрешь, Пушкин, не умрешь, — успокоил его санитар, снимая с тумбочки и укладывая на кровать, как ребенка.

— Вот видите! — ткнул «Ленин» вконец обалдевшего чекиста вытянутой рукой. — Разве можно с такими слюнтяями совершить мировую революцию, я вас спрашиваю, Феликс Эдмундович? Передайте Троцкому, Сталину, Зиновьеву и Каменеву, всем нашим соратникам: я ухожу в подполье! В подполье! — Он юркнул под кровать. — И пока Пушкин не напишет новый гимн мировой революции, я не выйду отсюда… Не выйду!

Чекист попятился к двери и выскочил в коридора:

— Не-е-ет, браток! Я не могу слушать! «Ленин» такое несет!!

— Так он же дурак!

— Дурак-то дурак, да уж больно здраво рассуждает… Надо же, в цирк ходить не надо!

— У нас каждый день такое.

— Как вы сами тут не свихнетесь? — покачал головой чекист.

— Да мы привыкшие, — снисходительно улыбнулся санитар и, достав подаренную пачку папирос, закурил. — Ну, еще поглядишь?

Чекист нерешительно переступил с ноги на ногу, но любопытство взяло верх.

— А тут кто? — кивнул он на противоположную дверь.

— Тут сам Господь Бог… — усмехнулся санитар, глубоко затягиваясь.

— Кто-о-о? — Лицо у чекиста вытянулось.

— Иисус Христос! Слышишь, проповедует? Второе пришествие!

Чекист приложил ухо к двери.

«Возрадуйтесь, православные, я пришел к вам, чтобы взять на себя грехи ваши перед отцом моим! Осените себя крестным знамением, падите ниц и повторяйте за мной: иже еси на небесех! Да святится имя твое! Да приидет царствие твое! Ныне и присно и во веки веков! Аминь!»

Чекист осторожно заглянул в маленькое окошечко в двери и отпрянул, крестясь:

— Тьфу ты, черт! Надо же, похож! Как и те… Ленин с Пушкиным. А что, бабы тоже есть у вас? — спросил он, закуривая.

— А как же! И бабы есть! Вот здесь Офелия! — Санитар смело открыл дверь в палату. — Не бойся, она тоже тихая, только плачет все время. Где ты, Офелия?.. Она артисткой была, говорят, уж больно хорошо Офелию играла и на этой почве свихнулась… Мать честная! Господи! — Он увидел девушку, повесившуюся на спинке кровати. — «Помяни меня в своих молитвах!» — перекрестился санитар и бросился из палаты по коридору. Чекист за ним.

— А Есенин где? — спросил он на бегу.

— Есенин? Ой, тот в буйном отделении… на втором этаже…

Санитар без стука вбежал в кабинет Ганнушкина.

— Петр Борисыч, Петр Михалыч! Беда! — произнес он запыхавшись. — Офелия повесилась!

Ганнушкин отдал справку Ходову:

— Извините, товарищ, у нас несчастье! Не смею задерживать! Пойдемте, Петр Михайлович.

Все торопливо покинули кабинет. Озадаченные чекисты вышли на улицу и сели в машину. Ходов прочел справку вслух:

— «Больной Есенин С. А. находится на излечении в психиатрической клинике с двадцать шестого ноября сего года по настоящее время. По состоянию здоровья не может быть допрошен в суде. Проф. Ганнушкин».

— Я проверил, товарищ Ходов, санитар мне все показал.

— Хвалю за инициативу, Шубин. Поэта видел?

— Видел. Полный дурак!

— Есенин?

— Нет, Пушкин. Псих. И Ленина тоже видел: дурак дураком! Такое несет! В подполье ушел.

— Ты сам чего несешь? Какой Ленин? Он умер!

— Да, конечно, тот умер, а этот просто псих! — хохотнул Шубин.

— А Есенин? Правда у него белая горячка?

— Во-во! У Есенина — горячка! В буйном отделении он. Как тут не свихнуться… с такой тещей!.. У меня такая же, ведьма!

— Закрой рот, Шубин! За психушкой надо понаблюдать! Есенина все равно брать придется!.. Ну, трогай, — приказал Ходов шоферу, когда тот завел мотор.

Глава 13

РАСПЛАТА

В кабинете Велинова на Лубянке раздался телефонный звонок.

— Слушаю! Здравствуйте! — Лицо у Велинова от неожиданности окаменело. — Полковник Хлысталов? Как вам сказать… Дружим… давно дружим… Нет, расследование ему никто не поручал… Да, его инициатива… Любит Есенина… У него отец был репрессирован за пение есенинских песен… Рос сиротой… работать пошел рано… Я уже говорил с ним. Нет, он считает это делом всей своей жизни… Нет! После гибели семьи в авиакатастрофе замкнулся. Стал какой-то упертый… Слушаюсь, товарищ секретарь, примем все меры!.. Обязательно доложу! До свиданья! — Велинов положил трубку и, вынув платок, долго и тщательно вытирал вспотевшую шею. Потом встал из-за стола, подошел к окну и долго глядел на «железного Феликса», стоящего в центре площади.

— Ах, Эдик, Эдик! — с досадой проговорил он. — Вроде бы все успокоилось!.. Документы, которые несколько лет собирал Хлысталов, у него выкрали. Было предпринято несколько попыток устрашения. Ну, не дурак же он, в конце концов, понять должен! И не такие головы с плеч летят. А ты всего мент несчастный, твою мать! — Да, плохи твои дела, Эдик, если у меня подобные звонки раздаются! Накануне таких эпохальных событий!

Велинов подошел к столу и, сняв трубку, набрал рабочий номер Хлысталова.

— Эдик? Да, я! — заулыбался Велинов. — Назрела необходимость поговорить… Нет, не по телефону! В субботу я за тобой заеду — махнем на рыбалку! Я знаю одно местечко, нам никто не помешает! И рыбку половим, и поговорим!.. Постой, давай в пятницу лучше, сразу после работы, поглядим вечернюю зарю… Да, с ночевкой! Палатка у меня есть, и снасти, и лодка надувная. Все, часов в шесть я у тебя на Петровке! Обнимаю! — Он положил трубку и тяжело вздохнул: — Ах, Эдик! Дался тебе этот Есенин!

Хлысталов тоже положил у себя в кабинете трубку.

«Что-то случилось, — подумал он с тревогой, — наверное, пронюхали, что у меня теперь на руках неопровержимое доказательство убийства Есенина: подлинное заключение судмедэксперта Гиляревского, а не то, что гэпэушники сфальсифицировали».

Да, много раскопал Хлысталов со времени их с Велиновым посещения сауны. Он припомнил, как ему наконец удалось выйти на человека, приславшего из Рязани фотографии убитого Есенина. Сколько сил, нервов потратил он на старика, живущего в развалюхе на окраине города, пока тот не выложил ему всю правду про себя. Этот высохший совсем, кожа да кости, согбенный старик оказался в далеком прошлом чекистом и имел прямое отношение к делу об убийстве Есенина. С годами, когда все переменилось, когда всплыла вся правда про злодеяния ГПУ и ВЧК, старик не находил себе места: он не мог уйти из жизни и унести с собой правду о гибели Есенина. Лет десять назад, когда Хлысталов проводил следствие в Рязани по какому-то делу, старик и узнал о нем… Запала ему в душу личность Хлысталова, и решился: послал эти фотографии. Сначала хотел поглядеть: как тот поступит? Что предпримет? А когда недавно Хлысталов подъехал к его палисаднику на своей «волжанке», окончательно оттаял: сможет этот милиционер снять с души его грех великий, а с Есенина родного — ярмо самоубийцы. Пригласил Хлысталова в дом, где со стен смотрели фотографии есенинские, и долго рассказывал всю историю своей жизни, и про Есенина, как все было. А потом подковылял к божнице и, перекрестившись на лик Божий, достал из-за иконы тряпицу, в которой и лежало подлинное заключение экспертов, написанное рукой Гиляревского.

— С Богом, полковник! Теперь мне можно и помирать! В твоих руках теперь тайна сия! Голова у тебя светлая! Все сделаешь как надо! За Есенина! За Россию-матушку! — Голова старика затряслась, он прощально помахал Хлысталову вслед и, опираясь на палку, пошел к церкви поставить свечку и помолиться за упокой души Сергея Есенина.

Впереди на джипе ехал Велинов, а за ним, пытаясь не отстать, жал на газ своей «волжанки» Хлысталов. Проехав по Симферопольскому шоссе в сторону Тарусы, Велинов свернул на проселок, и скоро они уже ехали лесом. Джип легко преодолевал рытвины и ухабы, но и «волжанка» не уступала, только рессоры поскрипывали. Но вот наконец лес расступился, и Хлысталов увидел прекрасное озеро — не большое, но и не маленькое.