Читать интересную книгу Берсеркер - Фред Саберхаген

Но Афина тут же забыла о них.

— Джайлз Вероломный и Хэл Копперсмит!

На ринг вышла новая пара бойцов.

Из этой пары Копперсмит был более худым и более высоким. Он явно предпочитал начинать с обороны и держал свой длинный меч словно антенну какого-то гигантского насекомого. У русоволосого Джайлза Вероломного на лице читалось серьезное упрямство. Впрочем, было там еще нечто, заставляющее заподозрить, что доверять этому человеку небезопасно. (Афина подумала, что такое выражение должно быть свойственно всем преуспевающим предателям.) Он был не слишком рослым и не казался особенно сильным, но орудовал своим длинным клинком с расчетливой скупостью движений. Только что его меч был вверху — и вот уже оказался внизу, а Афина даже не заметила, когда он начал двигаться. Похоже, Хэл Копперсмит испытывал трудности. Сперва у него появилась рана выше локтя, потом — поперек колена, а потом клинок Джайлза практически насквозь рассек татуированный бицепс противника. То, что происходило дальше, было обычной мясницкой работой. Когда Джайлз отступил назад, на лице его было написано лишь явственное отвращение. Вперед пробрался раб, взмахнул свинцовой колотушкой и прекратил безмолвную агонию Хэла.

— Джад Исаксон и Лe-Ho из Горной Страны!

Ле-Но бросился в атаку едва ли не до того, как прозвучал сигнал к началу боя, неся свое искаженное яростью и покрытое шрамами лицо, словно щит. В каждой руке у него было по широкому клинку, и эти клинки сейчас мелькали в воздухе, словно ступицы колеса. Маленький Исаксон радостно взвыл, словно для него было огромным удовольствием встретиться со столь агрессивным противником, ринулся вперед и сшибся с Ле-Но почти в центре вытоптанного круга. Круглый металлический щит, который Джад держал в левой руке, звенел под фадом ударов противника, словно наковальня какого-то безумного кузнеца. Ле-Но к защитным движениям не прибегал вовсе — казалось, он даже не знает, что это такое. Он попросту осыпал противника столь неистовыми ударами, что у того не оставалось ни секунды для контратаки.

Бой, ведущийся в таком темпе, не мог быть долгим. Он им и не стал. Воздетая для очередного замаха правая рука Ле-Но вдруг застыла в воздухе, пронзенная, словно иглой, тонким клинком Исаксона. Левая рука, вооруженная кинжалом, продолжила начатое движение, но щит Джада — все еще яркий, хоть и покрытый множеством зарубок, — выдержал удар. Потом Джад выдернул меч из искалеченной руки Ле-Но и принялся наносить новые удары, все быстрее и быстрее, яростнее своего противника, так что бедный Ле-Но, прежде чем умереть, оказался изрубленным на куски.

— Что случилось?

Афина поняла, что чей-то настойчивый голос вот уже несколько раз повторяет этот вопрос. Шонберг крепко держал ее обеими руками и даже, кажется, слегка встряхивал, заглядывая девушке в лицо. Когда взгляд Афины сфокусировался на Оскаре, беспокойство на его лице сменилось странной смесью изумления и презрения.

— Ничего не случилось. Что вы имеете в виду? Со мной все в порядке. — Афина продолжала высматривать, не начался ли следующий бой. Потом она поняла, что жрец-распорядитель, Лерос, или как там его, видимо, только что объявил перерыв. Постепенно к Афине пришло осознание того факта, что она в возбуждении от боя на время почти потеряла контроль над своим поведением, словно под воздействием наркотиков или от занятий сексом. Но нет, все было в порядке. Да, она была близка к этому, и все же тем не менее по-прежнему держала себя в руках.

Шонберг, продолжая смотреть на Афину с некоторым беспокойством, сказал:

— Нужно бы дать Карлосу и Барбаре посмотреть пару боев.

— Карлосу? — Афина расхохоталась, резко и презрительно. — Это зрелище не для него. Спасибо, Оскар, что привезли меня сюда,

— И все же я думаю, что с тебя на сегодня довольно.

Из-за спины Оскара выглянул де ла Торре:

— С меня, пожалуй, тоже пока что хватит. Афина, может, пойдем обратно на корабль?

— Я остаюсь здесь.

Она произнесла это таким тоном, что мужчины сразу же прекратили спорить. Челеста тем временем придвинулась к Шон-бергу; она уделяла Оскару куда больше внимания, чем событиям, происходящим на ринге.

— Ну, тогда я пошел, — заявил де ла Торре и двинулся прочь.

Суоми передал ружье де ла Торре вместе с обязанностями часового, а сам спустился по крутому склону скалы, придерживаясь за веревку. Ее закрепили на вершине, чтобы сделать спуск и подъем менее опасными, а при отсутствии непосредственной необходимости веревку втягивали наверх. Эта сторона, где спустился Суоми, была единственной, которую можно было назвать более-менее пологой; здесь наличествовали даже несколько пятачков с наносной почвы, на которых выросла пара-тройка кустов. После нескольких спусков и подъемов на склоне появилось некое подобие тропы, но идти по ней было довольно утомительно.

Добравшись до леса, Суоми тут же двинулся в ту сторону, где должен был проводиться турнир. Афина была там, и не просто заглянула на минутку, полюбопытствовать, — нет, она пожелала остаться и увидеть все. Чисто научный интерес? Антропология? До нынешнего дня она никогда не пылала интересом к подобным вопросам — во всяком случае, при Суоми. В конце концов, возможно, турнир вовсе не такое уж смертоносное мероприятие, как полагал Суоми. Ни он сам, ни Барбара не следили за ходом турнира. Де ла Торре, вернувшись, ничего не рассказал, а Суоми не стал спрашивать. Но, возможно, он действительно настолько кровав, как говорил о том жрец-проводник. И тем не менее Афина все еще оставалась там. Если ей нравятся подобные зрелища, ему, Суоми, лучше знать об этом.

Когда Суоми выбрался из леса и подошел поближе, на ринге не происходило ничего ужасного. Люди просто стояли вокруг, ожидая, пока мужчина в белой одежде проведет какой-то обряд перед невзрачного вида алтарем. Суоми присоединился к зрителям. Шонберг кивнул, приветствуя его. Афина бросила на Суоми рассеянный взгляд. Он подумал, что девушка чем-то расстроена. Но Афина никоим образом не дала понять, что предпочла бы оказаться в каком-либо другом месте. Вскоре дальнейшее развитие событий отвлекло внимание Суоми от Афины.

— Омир Келсумба и Местлес из Ветреной Долины!

Массивный, словно вековое дерево, Келсумба двинулся вперед упругим шагом. Его черная кожа блестела. Великан прижимал топор к груди, баюкая его, словно младенца. Местлес — худощавый, начинающий седеть мужчина задумчивого вида, ссутулившийся от возраста наподобие старой косы, которой он собирался драться, — какое-то время держался на почтительном расстоянии от Келсумбы, уклоняясь скупыми, рассчитанными движениями и изучая технику своего врага. Когда топор противника устремился к Местлесу с такой скоростью и силой, что, казалось, никакой человек не сумеет отвести этот удар, тот не совершил ни одной ошибки. Он безукоризненно точно парировал удар, но сила столкновения просто отшвырнула его. Потом на его косу обрушился еще один удар и еще... После четвертого или пятого парирования лезвие косы переломилось. Среди зрителей прошелестел приглушенный выдох — предвкушение крови. Суоми услышал, что точно такой же звук издала и Афина. Она наблюдала за боем, и лицо ее лучилось восторгом. Сейчас Афина явно забыла и о Суоми, и о всех прочих.

Местлес все же сумел сохранить спокойствие. Он по-прежнему твердо держал свое необычное оружие, а сломанное лезвие все еще оставалось опасным. Воин выказал куда большее проворство, чем можно было предположить, исходя из его внешности. Еще некоторое время Местлес успешно сопротивлялся и не позволял прижать себя к краю ринга. Казалось, что для него, как и для любого другого бойца, мысль перешагнуть через эту начерченную на земле линию была даже более нелепой, чем идея спрыгнуть с крепостной стены.

Затем топор Келсумбы завертелся, превратившись в размазанную полосу. Казалось, он увлекает хозяина за собой. И наконец топор добрался до Местлеса. Местлес извернулся в попытке избежать удара, но топор вонзился в него почти по обух. Упавшее тело Местлеса и на земле продолжало корчиться, извиваться, биться в агонии. Вперед выпрыгнул раб с колотушкой и нанес завершающий удар.

Внезапно внутренности Суоми взбунтовались и отказались нормально работать. Остатки завтрака пожелали снова вернуться на белый свет. «Мне нужно взять себя в руки», — промелькнула мысль у Суоми. Но было поздно. Карлос отвернулся от ринга, но не успел что-либо предпринять, как его стошнило. Ну что ж, если они посчитают, что он осквернил священную землю, то могут и убить святотатца. Но когда Суоми выпрямился, похоже было, что на него просто никто не обратил внимания. Было ли это деликатностью или полным отсутствием интереса? Суоми затруднялся ответить на этот вопрос.

— Полидор Хитроумный и Рахим Сосиас!

Суоми обнаружил, что снова может смотреть. Полидор, выглядевший не более хитроумным, чем его соперник, с завидной силой и энергией размахивал видавшим виды мечом. Сосиас был невысоким мужчиной с заметным брюшком, но именно он каким-то образом ухитрился первым пустить кровь, располосовав своим скимитаром левое плечо Полидора. Эта рана скорее возбудила, чем ослабила Полидора. Он так насел на своего низкорослого противника, что несколько мгновений казалось: Полидор берет верх. Но потом он недостаточно четко провел глубокий выпад и остановился, глядя на собственную кисть, валяющуюся на земле. Лицо Полидора исказилось. Он успел еще плюнуть в сторону Сосиаса, прежде чем скимитар вернулся и забрал его жизнь.